— Все? Вряд ли…

— Браконьер — это тот, кто дичь ворует. При чем он тут?

— Да, профессия малопочтенная, это верно, но в средние века ею многие занимались. А за охоту, скажем, на королевских оленей рубили руку или голову, забирали имущество, так что браконьер шел на большой риск. Другом же его могла быть только собака, как и у всякого охотника. Стреляли браконьеры из луков или самострелов даже тогда, когда были изобретены ружья, чтобы лесник не услыхал. Так вот, пошлет браконьер собаку за дичью, а назад подозвать не может…

— Нужно свистнуть…

— Свистнуть? А лесник? Вот кто-то из браконьеров и придумал свисток, который собака слышит, а человек не может услышать.

— Мой Джек тоже нашего Человека слышал, а я не слышал. Но выходит, что эти браконьеры были большими учеными для своего времени, конечно?

— Нет, просто нужда заставила… Видимо, кто-нибудь из них делал себе свисток как можно более высокого тона и случайно обратил внимание на то, что плохой, им забракованный, свисток он не слышит, а собака слышит, поднимает уши, подбегает… Ну, уж это моя фантазия… Может быть, все и по-другому было.

Зазвонил телефон. Дмитрий Дмитриевич и Коля бросились к нему.

— Да? — сказал Дмитрий Дмитриевич. — Да… Хорошо, хорошо, мы согласны… Приступим в девять часов утра… До свидания, Борис Федорович.

Дмитрий Дмитриевич положил трубку и, посмотрев на Колю, добавил:

— Вот и еще двух браконьеров свисток выручил.

Коля уже не мог больше объяснять — сегодня он говорил до хрипоты. Коробки с диапозитивами, которые удалось достать в магазине наглядных пособий, были раскрыты, диапозитивы просмотрены, и на больничной простыне, служившей экраном, двойные звезды сменялись берегами Франции, леса Африки — реками Урала, Людовик XV и разбитые полчища гитлеровцев чередовались с формулами алгебры и физики. Проекционный аппарат нагрелся, обжигал ладони, страницы книг желтели от тепла и света…

Там, где всходило солнце, сверкала на уже поголубевшем небе яркая звезда. Коля открыл окно и, вдыхая прохладный воздух, смотрел на нее, а Человек встал с кровати, смелым движением выдернул вилку проекционного фонаря и, подкачав в камеру воздух, подошел к Коле.

— Это? — спросил он, показывая на звезду.

— Венера, утренняя звезда, — ответил Коля.

— Не звезда, сам говорил. Венера — планета.

— Да, Венера — планета… Вот видите, она не мерцает. Звезды то погаснут, то вспыхнут, а Венера видна все время ясной и блестящей точкой. Там, наверху, во внешних слоях атмосферы, непрерывные потоки воздушных масс разной плотности, поэтому далекая от нас светящаяся точка — звезда — мерцает… А Венера намного ближе к нам и видна как маленький диск, как маленький кружочек.

— Венера — диск? Она сейчас как месяц! — Человек согнул свои костлявые пальцы, Чтобы показать, какой он видит Венеру.

— Вы что, простым глазом видите фазы Венеры? — удивился Коля. — Вот не думал!

— Есть много ошибок в твоих рассуждениях. Цифры не точны все… Из двенадцати теорий, гипотез, предположений, догадок, рассказанных тобой сегодня, одиннадцать неверных… Рассказываешь хорошо, Коля хороший, мне нужный…

— Что я? Вот вы… Вы все помните, все! Все имена и названия, все формулы и события… Только этот противный свисток, как он мне надоел! — Коля устало подкачивал насосом воздух в камеру.

— Этого Борис Федорович не должен знать, — сказал Человек, низко наклонившись к свистку.

— Что? Что не должен знать? — встревоженно спросил Коля.

Человек не ответил. Он отсоединил свисток от камеры и насоса и, открыв рот, быстро проглотил его. Все было сделано так внезапно, так неожиданно, что Коля вскрикнул:

— Зачем вы? Подавитесь! Сейчас же выплюньте!

— Не подавлюсь, — ответил Человек, его голос стал громче, резче. — Мои, как вы их называете, «легкие» не слабее твоего насоса! — Из его рта шел сильный и ровный поток горячего воздуха. — Ты принес мне одежду? Где она? И говори теперь со мной просто, без напряжения в голосе. Здесь, — Человек провел рукой по краю своего уха, — здесь я также все переделал… Ну, давай одежду!

— Она у вас в головах. — Коля вытащил заветный сверток, в котором была старая отцовская гимнастерка, брюки Дмитрия Дмитриевича и пояс.

Человек с помощью Коли торопливо оделся.

— А сейчас пойдем, Коля, — сказал он. — От тебя я много узнал. Пойдем, я покажу тебе мир, о котором ты мне столько рассказывал и о котором ты так мало знаешь.

— Куда вы? — испуганно спросила сестра, когда они спустились вниз. — Куда вы? Сейчас же возвращайтесь в палату! Коля! Так ты и не уходил с самого вечера? Сейчас же назад!

— Нам же разрешил Борис Федорович немного выходить на улицу.

— Я никуда вас не пущу, никуда! Сейчас же позову санитаров! — Она бросилась вверх по лестнице.

Человек схватил Колю за рукав и потащил его к двери.

— Иди с большой скоростью, Коля! — сказал он. Они выбежали на улицу.

— Нужно выйти за город, — бросил на ходу Человек. — Оттуда ближе к звездам.

— К каким звездам? — спросил Коля, но Человек не ответил.

Бегом они пересекли площадь. Было очень рано, и на них не обращали внимания. Только какая-то женщина, сойдя с тротуара, сказала:

— Пьяные какие-то!

И действительно, Коля с помятым от бессонной ночи лицом. Человек в своей необыкновенной обуви и расстегнутой гимнастерке выглядели довольно странно.

Коля повел Человека к трамвайной остановке. Они сели в вагон и ехали долго, а потом, когда большие дома сменились маленькими одноэтажными домиками. Человек заволновался и стал пробираться к выходу. За окнами трамвая показался широкий, с низкими берегами пруд, потом потянулись деревья парка; трамвай остановился, и они соскочили на землю.

В парке никого не было. Человек остановился на одной из лужаек, внимательно огляделся, потом вошел в кусты и, отвернувшись от Коли, распахнул на груди гимнастерку. Локти его были растопырены, и Коле показалось, что Человек что-то достает как бы из самого себя, из своей груди, достает и тотчас же складывает, свинчивает, присоединяет.

Потом Человек обернулся и протянул Коле какое-то странное сооружение. Оно было похоже на рыцарский шлем с надвинутым забралом и тонким сверкающим шпилем наверху. По бокам шлема на толстых гибких шнурах висели покрытые чешуйками перчатки; ниже, на еще более толстых шнурах, болтались сандалии какой-то необыкновенной формы.

— Надевай! — повелительно сказал Человек.

Коля надел сандалии, они легко растянулись; надел перчатки. Шлем повис у пояса, но Человек не дал его рассмотреть. Он взял его за шпиль и нахлобучил на голову Коли.

Несколько мгновений перед Колиными глазами светился какой-то темно-зеленый экран, потом он погас. Роща, Человек, солнечный, ясный земной день — все это исчезло. Наступила необыкновенная тишина, и то, что произошло потом, показалось Коле нелепым, фантастическим сном.

У Коли было такое ощущение, что он стиснут, сжат, заполнил своим телом сосуд неправильной формы. Нос уткнулся в сгиб руки, ноги подвернулись. Ныло колено, в него упирался подбородок.

Коля попытался выпрямиться, но это ему не удалось. В тот же момент ему показалось, что он растет, растет, несмотря на то что силы, сжимающие его, тоже увеличиваются. Это продолжалось долго, очень долго… Потом так же внезапно он почувствовал, что может шевельнуть рукой, развернуть плечи. Ноги его выпрямились, но он еще не мог шевелить ими. Сквозь закрытые веки Коля уловил слабый свет. Он открыл глаза, и необыкновенная, волшебно яркая картина раскрылась перед ним.

Он стоял во весь рост, по грудью в земле, с прижатыми к бокам руками. Высокий ноздреватый камень опирался на его плечо. Коля посмотрел вверх, на небо, и, хотя ясно понимал, что смотрит вверх, что он поднял голову, картина перед его глазами оставалась все той же. И опять прошло несколько минут ожидания и растерянности, прежде чем показалось небо.