В июле 1958 году наш 819-й гв.бап из ВВС был передан в авиацию Черноморского флота и перелетел на аэродром Весёлое (Крым). Задачами, поставленными перед полком, было: поражение спецоружием целей на территории Турции и других стран НАТО, а также – отражение атак вражеского флота в Черном море. Полк свой номер сохранил, а вот его личный состав переодели в морскую форму, но я принципиально продолжал носить форму ВВС, хотя, конечно, было это нарушением.

Майор Пунёв у 23-мм кормовой установки Ил-28. 1956 г., аэродром Запорожье

Фотоконтроль «стрельбы» стрелка-радиста, произведен с самолета Пунева: МиГ-17 выходит из атаки

Когда мы вошли в состав ВВС ЧФ, то стали использоваться и как торпедоносцы, атаковали корабли реактивными авиационными торпедами (РАТ), или проще – ракето-торпедами. Оружие против кораблей страшное. Тогда ни один корабль не мог от него защититься, и сегодня, скорее всего, большинство судов защиты от него не имеют.

Очень интересное оружие. Торпеда с реактивным двигателем, без самонаведения, но с установленной сложной крученой траекторией движения. Это такая «сатана»! У неё подводная скорость была 160-180 км/час – ясное дело, что ни расстрелять ее под водой, ни убежать от неё кораблю было невозможно.

В воздухе её тоже расстрелять было невозможно. Эти торпеды были хороши тем, что позволяли осуществлять сброс с высоты до 6 тысяч метров. Имели очень интересный парашют: тканевой, пропеллерного типа – такие лопасти, на вертлюге в хвостовой части торпеды, спуск с ним получался быстрым. На носу торпеды был установлен нож – специальный стабилизатор уменьшавший просадку (по нашему – «колокол») торпеды под водой. Из-за этой просадки на сброс торпеды были ограничения по глубине – не меньше 25 метров. В воде нож и парашют сбрасывались. Главное было точно прицелиться, а сброс торпеды допускался на расстоянии до 8 километров от цели.

Имелось также ограничение по волнению, торпеда могла выскочить. Как-то раз я был руководителем полетов на морском полигоне. Первые сбросы прошли успешно, а потом поднялась волна, и одна из торпед из воды выскочила. Рёва такой силы, который издавал её двигатель, я никогда больше не слышал. Что-то невероятное. Я летчик, уж рёва двигателей наслушался, но это было что-то вообще из ряда вон.

В составе флота мы использовали черноморский полигон «Евпаторийский» и азовский полигон «Арбатская стрелка». Там я поглядел, как точно бьют эти торпеды. Мишень – специальный щит, буксируемый эсминцем. Скорость – о-го-го! Поскольку экипажи у нас были очень опытные, целились точно, то, сколько ни крутил круги буксировщик, как машины ни напрягал, торпеда всегда проходила под щитом. При прицеливании допускалась погрешность в 20-30 метров, и всё равно торпеда попадала. Торпеды били настолько точно, что у нас в полку торпедометание считалось почти разминочным упражнением, если сравнивать его с обычным бомбометанием. Очень редко бывало, чтобы кто-то промахнулся.

Стрелок-радист за тренажером, стреляющим по мишени патронами калибра 5,6 мм

В классе ВСП (воздушно-стрелковой подготовки) 819-го гв.бап ВВС ВМФ. Стрелок-радист сидит за тренажером – коллиматорным прицелом, а м-р Пунёв – за тренажером прицела хвостового стрелка. Обратите внимание: Пунёв в форме ВВС, а стрелок – в матросской робе. После передачи полка в авиацию флота Пунев (по его словам) назло всему продолжал носить форму ВВС, а не морскую. Хулиганство, конечно, но таков характер

Оружие это считалось страшно секретным, поэтому если торпеду не успевали подобрать (после остановки двигателя у нее плавучесть сохранялась в течение 15 минут, а потом она самозатапливалась), то, будь спокоен, моряки шапками Черное море вычерпают, но ее найдут. Впрочем, случаи, чтоб торпеду не поймали, были редкостью. И вот почему. Работал у неё двигатель на чистейшем спирте, поэтому у моряков на «торпедолове» (катер, предназначенный дм поиска и подъёма пущенных торпед – А.С.) имелся сильный собственный интерес, поскольку после остановки двигателя в баках торпеды оставалось не один десяток литров «целебной жидкости», часть которой они всегда исхитрялись слить.

Я вот что скажу: если бы это советское «старьё» конца 50-х – РАТы – применили бы аргентинцы во время Фолклендской войны, а это 1982 год, то потери бы английской эскадры были бы очень серьезными. Насколько я знаю, аргентинцы применяли авиатехнику, ТТХ которой с Ил-28 были вполне сопоставимы. Я думаю, РАТы разнесли бы всё в щепки, никуда бы британцы не делись.

За все время моей службы на Ил-28 летали много и хорошо. Опытные летчики, естественно, побольше. У меня лично выходило где-то 120-130 часов налета. Как правило, летали постоянным экипажем. Это надежно, все друг друга понимают с полуслова. Мы, руководящий состав, могли слетать и с «чужим». Должен же я знать реальные возможности подчиненных. Штурман, понятное дело, – такой же, как я, офицер, а стрелки-радисты, в основном, – срочники, хотя, были и сверхсрочники.

Правда, я не могу сказать, что призывники у нас были совсем обычные. Ребят подбирали – будь здоров. Тупых не было. Интеллект, физподготовка – всё на высшем уровне. Почти все – со знанием радиодела или, по крайней мере, хорошим знанием школьного курса физики. Аттестаты большинства – почти круглое «пять», меньшинства – чуть похуже. У стрелка-радиста очень сложное оборудование, и если мозгов не хватает, ни черта из него спец не выйдет. Кроме того, у нас для подготовки стрелков-радистов имелась очень хорошая материальная база. Классы, тиры. Оборудованы были очень хорошо. На фотографиях это видно.

Кроме тех, что на фотографии, у нас был еще один тренажер, по тем деньгам миллион стоил. Коробка размером с автомобиль «Москвич» – это кабина стрелка-радиста, в нее сажаем человека. Кабина крепится на специальных кронштейнах, гидравлика ее «гоняет», «крутит», а перед ней рельсы с мишенями – силуэты истребителей. Очень близкая имитация атаки истребителя, почти всё как в воздухе. Штука дорогая, но в тренировке стрельбы очень эффективная. За четыре месяца очень интенсивной подготовки на земле из пацанов получались лихие воздушные стрелки.

На Ил-28 были установлены очень надежные катапульты. Я и сам катапультировался, «проверил» ее над Черным морем, над 43-й параллелью, ночью, хорошо хоть летом. Есть такое понятие – зависание оборотов двигателя. И ни туда, ни сюда… Машину пришлось бросить. Приводнился – темень и волна под три метра. Сильное волнение было. В парашютном ранце – НАЗ, там же, на ранце, в специальных гнёздах – шесть фальшфейеров (сигнальных факелов). Лодка надулась, но волна такая, что только в лодку залезу, меня сразу переворачивало. Мучился-мучился, потом бросил, стал сам плавать, а лодка при мне на фале. Искали меня и самолеты, и корабли 14 часов. Ночью, когда самолеты надо мной пролетали, я огнем себя обозначал. Правда, не рассчитал, надо было хоть один фальшфейер на утро оставить, а я их все ночью пожег. Утром вижу корабли, а они меня нет – при такой волне человеческую голову в воде разглядеть почти невозможно. И сигнал подать нечем. Так я стал лодку вертикально ставить, она оранжевая. Вертикально лодку удержать было очень трудно – ветер, сил хватало на полсекунды, но мне повезло, меня заметили. Нашли только меня, штурмана и стрелка так и не отыскали.

Катапультировались и другие летчики. Один из случаев запечатлен на фотографии. Это мы уже в авиации ЧФ были. Самолет – спарка, и управлял им летчик, который недавно вернулся из отпуска. Ему надо было допуск к ночным полетам дать, и поэтому на спарке с инструктором он должен был полетать ночью, а зона над морем. Море – штилевое, звезды – и сверху и снизу, стал круто виражить, потерял пространственную ориентировку, перепутал небо и землю. Показалось ему, что он вот-вот в море врежется, он очень испугался и катапультировался. Причем, этот летчик оказался плохо пристегнут и в момент катапультирования вылетел из кресла. Кресло ударилось в стабилизатор, а он сам пролетел рядом с килем. Повезло. И даже ничего себе не сломал. Самолет же на аэродром посадил инструктор. Так что катапульта была надёжной.