Брук решила сполна воспользоваться ситуацией.

— А разве ты ее еще не видела?

— Где же мне было ее видеть?

О, двое могут сыграть в эту игру!

— Может быть, когда ты ее принесла? И положила ее в мой носок?

— Да ладно тебе, Брук! Зачем мне надо было класть в твой носок двух горлиц?

— Это уж я не знаю! — Брук скрестила руки. — Просто мне кажется, что это сделала ты!

— Сдаюсь, — Салли подняла обе руки. — Думай что хочешь.

— Я всегда думаю что хочу, — ответила Брук и повернулась к Джеймсу. — Так ведь, Джеймс?

Он улыбнулся, на щеках появились ямочки.

— Мисс Веселое Рождество! Хорошо проводишь время? Наслаждаешься ранними визитами Санта-Клауса?

— На оба вопроса искренне отвечаю утвердительно!

— Хорошо. — Джеймс кивнул на статуэтку, которую держала Брук. — Похоже на второй день Рождества. Кажется, вечер ты провела неплохо!

— Ты прав. Неплохо. — Час настал! — Но не думаю, что так же хорошо, как ты.

Она внимательно смотрела на Джеймса, так внимательно, что уловила в его взгляде, устремленном на Салли, нечто большее, чем просто дружеское участие. Намек на чувство, которое, как теперь точно знала Брук, он питал к Салли. Чувство, которого он никогда не испытывал к Брук.

Итак, инстинкт не подвел ее. Слава Богу! Теперь она может считать Джеймса только другом. Их приятельские отношения никогда не перерастут в большее.

Джеймс, к восторгу всех собравшихся, наконец сделал шаг к Салли. Та стояла, скрестив руки, подняв подбородок и выпятив одно бедро, словно желая сказать: «Покажи себя в лучшем виде, мальчик».

Он медленно сделал еще шаг, положил ей на плечи руки, притянул ее к себе, слегка касаясь ладонями шеи, дотронулся большими пальцами до подбородка, и Салли, заморгав, закрыла глаза.

Когда он запустил пальцы в волосы Салли, ее губы раздвинулись. Он наклонился к ней, и их губы встретились. Раздался восторженный рев всех гостей, послышались аплодисменты.

Брук украдкой провела пальцем под глазом и вздохнула.

Когда они добрались до двери квартиры Салли, Джеймс все еще обнимал ее за плечи. Он не хотел ее отпускать, сам не понимая, почему.

Салли была героиней вчерашнего обеда в правлении. Красивая, великолепная женщина. И сегодня он поцеловал ее под омелой.

Джеймс мысленно поставил Брук на место Салли, но образ не сложился. Как будто территория уже принадлежала только одной женщине.

И сейчас ему до боли хотелось снова поцеловать Салли.

— Можно?

Салли нахмурилась.

— Что можно?

Черт, да он всерьез проигрывает! Она уже собралась открыть дверь, когда он накрыл ее руку своей ладонью.

Смущенная, немного настороженная, Салли отошла от двери.

— Джеймс?

Он провел рукой по волосам.

— Об этом поцелуе…

Выгнув бровь, она гордо выпрямилась.

— Да? — Куда он клонит?

— Я не хотел…

— Я знаю, что ты не хотел, — быстро сказала Салли.

Она словно помогала ему найти выход из неудобного положения. А он не собирался принимать ее помощь. Это надо было сказать, и сказать сейчас же.

— Нет. Это именно так! Я это и имел в виду, — признался он, затем стремительно продолжил: — Я не хотел, чтобы все произошло именно так. Так быстро. При всех.

— А как ты хотел?

— Я вообще этого не хотел! — Когда она сжала губы, он почувствовал, как у него внутри все переворачивается, и застонал: — Я не могу сказать то, что чувствую!

— Почему? Слова достаточно просты. Произноси лишь одно за другим. Как ты переставляешь ноги, когда ходишь. — Салли улыбнулась.

— Забавно, — ответил он и расслабился. — Мне не надо было целовать тебя. При людях. Вот так.

— Как? — с милой детской непосредственностью спросила она.

«Всеми этими руками, губами, зубами и языком», — хотел сказать он. А вместо этого произнес:

— Как будто мы любовники!

Она словно успокоилась, сделала шаг назад и прислонилась к стене.

— Ты прав. Тому, что произошло внизу, есть только одна причина.

— И что же это за причина — Брук или Нетти? — спросил он, опираясь ладонями о стену по обе стороны ее головы.

— Ни та, ни другая.

Он вдыхал свежий, сладкий, женственный аромат ее кожи и волос.

— Так что же?

— Должно быть, это омела.

Нет. Салли ошибается! И Джеймс очень медленно и доходчиво все ей объяснил.

Брук присела на молитвенную скамейку и бросила к ногам пластиковый мусорный мешок. Откинув голову назад, закрыла глаза. Еще бы подушку, одеяло, и она чувствовала бы себя как в раю.

— Это для меня? — спросила Нетти.

Брук подняла глаза. Одной рукой старушка обхватила стеклянный кувшин из-под яблочного вина. В другой держала два пустых подноса.

Нетти в своем репертуаре! Старается сделать все одновременно. Брук улыбнулась.

— Я не знаю, как вы донесете это до кухни, если только не собираетесь тащить мешок в зубах!

Нетти нахмурилась.

— Дельное замечание. Особенно если учесть, что это не мои зубы!

Восьмидесятилетняя проказница. Нетти просто классик! Впрочем, иначе Брук ее и не воспринимала.

— Я старая женщина. Я заслужила право говорить то, что хочу, — хохотнула Нетти и присела рядом с Брук.

— Полагаю, что так.

— Тут нечего полагать. Восемьдесят лет дают много свобод, и я намерена воспользоваться ими сполна. Подожди, пока сама придешь к этому. Ты увидишь.

Брук потерла затылок.

— Думаете, я доживу до восьмидесяти лет?

— Если рядом с тобой будет мужчина, который не позволит тебе работать до изнеможения, ты, вероятно, доживешь и до ста.

— Понятно. Мужчина решит все мои проблемы?

— Мужчины, дорогая, делятся на два типа. Они представляют собой или сами проблемы, или их решение.

Брук тут же задалась вопросом, к какому типу принадлежит Дункан. И вовремя спохватилась. Для нее он не относится ни к тому, ни к другому. Он всего лишь сосед, ну, в крайнем случае приятель…

— Что ж, тогда мне и одной неплохо. Проблемы мне не нужны. И я сама прекрасно найду их решения.

— А ты нашла ответ на вопрос, почему так ревностно занимаешься рождественскими праздниками? Не то чтобы я возражаю, — продолжила Нетти, не дав Брук перебить ее. — Мне просто любопытно: можешь ли ты это объяснить?

— Тут нечего объяснять, — ответила Брук. Нетти добродушно улыбнулась.

— Всегда есть что объяснить. Мне восемьдесят лет. Я это знаю. Сегодня я выяснила, что омела висит как раз на том месте, где она может творить чудеса.

— Это был лишь поцелуй. Не чудо, — сказала Брук, подумав, однако, то же самое.

— Дорогая, тебе действительно кое-что предстоит выяснить, если ты не понимаешь, что поцелуй и есть чудо!

И, оставив Брук размышлять над этой глубокой мыслью, Нетти медленно поднялась и направилась в свои комнаты, расположенные на первом этаже.

Брук наблюдала, как удалялась ее квартирная хозяйка, думая о том, что мудрость лет — драгоценный дар: дающий щедр, а принимающий счастлив. Она задумалась, кому передаст свою мудрость, если доживет до возраста Нетти…

Входная дверь внезапно открылась, и Дункан вошел в прихожую, в которой теперь не было ничего, кроме Брук, мусорного мешка и Рождества. Она хотела бы, чтобы именно так он ее и нашел! Вчера шлепанцы из оленьего меха, сегодня мусорный мешок! Хорошо еще, что она не пытается кокетничать с ним.

Он увидел ее прежде, чем за ним закрылась дверь. Уходя, Нетти погасила свет, но крошечных белых электрических свечей на рождественской елке было достаточно, чтобы Брук могла видеть. Видеть его глаза. То, как они сверкнули.

— Все уже ушли? — спросил он, словно нехотя приближаясь к ней.

— Здесь никого нет, кроме нас, негодников! — Остроумный ответ явно не получился.

Уголок его рта приподнялся. Он подошел поближе.

— Именно так и можно назвать тех, кто уходит с праздника последним.

Она улыбнулась.

— И часто вы таких видите?

— Я вижу достаточно людей, и самых разных. Глубоко засунув руки в карманы, он медленно прошел вперед, повернулся, сел на другой конец скамейки, прислонился к спинке и вытянул ноги. Она пыталась не замечать, как они длинны, или как прекрасно сшиты брюки, или как широки его плечи под синим пиджаком. Она также старалась не замечать тяжесть его вздоха.