Размышляя так про себя, он гнал карету к тому рынку, о котором часто рассказывала ему Мартина. Он находился на окраине и ничем не отличался от остальных — тот же шум, гвалт, бесконечные прилавки и развалы с продуктами, множество людей, снующих туда-сюда.

Сны бывают странные. Сны бывают страшные. Сны бывают непонятные, смешные, тоскливые — любые. Но когда приходит утро и слабый, чуть сероватый утренний свет пробивается сквозь дыры в крыше или сквозь щели в стенах, сны уходят, оставляя лишь слабый отголосок тревоги. Так было и сейчас.

Вик проснулась не столько от солнца, пока еще слабо скользящего по грязной коже, сколько от холода, к которому постепенно примешивался голод. К голоду постепенно привыкаешь, но периодически он приносит некоторые неудобства. Вик в тайне мечтала изобрести какое-нибудь лекарство от голода. Лекарство, которое бы раздавалась всем бедным. Как бы тогда все было хорошо и просто. Но так же, как она мечтала изобрести это лекарство, точно так же она в тайне понимала, что единственное лекарство против голода это хороший, сытный, горячий обед. Увы, что-что, а вот это ей точно не грозило!

Голод все сильнее напоминал о себе. Это был голод, когда твой желудок начинает утверждать, что не ел он три дня и пора бы пожалеть хотя бы то, что осталось от остального организма.

Город был другим, неизведанным миром, который представлял собой новую жизнь, со всеми своими возможностями к началу этой самой новой жизни. Город новый и неизведанный. Люди новые и неизведанные. Интересно, где тут можно было бы найти еду?

В Лондоне она жила в сиротском приюте, где каждый день предоставлялась какая-никакая, но еда… Но тут не Лондон. Тут Прага. И связи придется заводить заново, но на это нужно время… А кушать-то хочется! Еда, как известно, в изобилии водится на рынках. Там, как также известно, ходит много простачков, заинтересованных базиликом, редиской, помидорами и прочей ерундой. Они сбиваются в кучки. А все эти кучки вместе и составляют рынок. А рынок это идеальное место для воровской деятельности. Это Вик уже успела усвоить за месяц жизни на улице.

Воровство — это целое искусство. Тут играет роль любая мелочь. Подбор времени, места, окружения, жертвы, и самое главное — того, что красть. Но это напрямую зависит от жертвы. Тут надо проводить довольно-таки тонкую оценку. А способна ли жертва выдержать «потерянный» кошелек или же для неё будет почти смертельно пропажа булки хлеба? На рынке всегда много народу, в большинстве случаев, служанки богатых барышень, которые пришли пополнять запасы еды своих господ. Обычно такие жертвы вполне способны потерять свой кошелек. Они, конечно, расстроятся, но не умрут от голода. Этими соображениями и руководствовалась Вик, направляясь на пражский рынок.

Время было выбрано самое что ни на есть благоприятное. Потенциальных жертв было хоть отбавляй. Они почти что напрашивались на ограбление. Вик не любила такой способ получения пищи. По ней так лучше все-таки заплатить за хлеб, чем утащить её у кого-то, кто, возможно, купил её на последние деньги. Но вот незадача… во рту у девушки не было и маковой росинки уже дня три-четыре, а в карманах была разве что дырка от бублика. Маловероятно, что такая валюта принималась пражскими торговцами.

Жертва выбиралась долго и тщательно. В конце концов, Вик остановила свой взор на миловидной девушке, выглядевшей довольно-таки неплохо для бедной и оголодавшей бродяжки. Скорее всего, эта девушка была чьей-то служанкой. Идеальная жертва. В меру рассеяна, в меру уверена в себе. Все в ней было в меру. Из-за потери батона шум не поднимет. Побоится. Идеальная жертва.

Подойдя сзади, Вик осторожно потянула за край батона. Риск все же был, что кто-то это заметит, но… о риске забываешь, когда мозг застилает марево голода. Осторожнее, осторожнее… главное не тянуть сильно. Иначе она почувствует резкую потерю веса в своей котомке. Вот так, вот так…. Прекрасно! А теперь — бежать. Или, по крайней мере, удалиться быстрым шагом — в такой толпе бег маловероятен.

Кое-как выбравшись на маленький кусок свободного пространства, Вик, забыв об осторожности, жадно вонзила свои зубки в белую хлебную мякоть. И тут на её плечо опустилась карающая длань судьбы. Ее обладатель был среднего роста с усами, бородкой и взглядом, который мог принадлежать только полицейскому. Вик могла только сглотнуть и постараться сжаться в комок. Вот попала…

Путь от престижного района, где находился «Салон Парижских мод Мадам Гасиштейнски», название которого было написано золотыми буквами на стеклянной витрине, до одного из рынков на окраинах был далек, но Мартина не стала нанимать экипаж — с каких это пор служанки разъезжают на экипажах? Она была только рада пешей прогулке. За последнюю неделю она так и не выбралась из поместья в город, не навестила родителей и сестер. Выросшая в этом городе и привыкшая к его улицам, она и не думала, что будет так по нему скучать, находясь всего в нескольких километрах от него.

Сейчас толпа покупателей на рынке была невелика, да и день был не рыночный. Кругом сновали кухарки, посланные за продуктами, и такие же служанки, как и она сама. Мальчишки-попрошайки лет пяти жалобно глядели в глаза и хватали за юбки проходящих, протягивая руку, ребята постарше подрабатывали, развозя за торговцами тележки с фруктами или сами торговали кулечками засахаренных орешков. В детстве отец возил маленькую Мартину в деревню к родственникам на ярмарку, и девушка навсегда запомнила впечатления от криков торговцев, пестрой толпы и ощущения себя частью этой толпы, частью чего-то большого, яркого, целого… Городской рынок не мог сравниться с тем столпотворением, но Мартина все равно любила дни, когда могла попасть сюда.

Неторопливо шествуя между рядами с молодыми девушками и солидными матронами, она постепенно наполнила свою продуктовую корзинку свежими фруктами, яйцами, зеленым луком и сыром… В лавке купила румяный батон еще теплого, живого хлеба.

«Когда-нибудь я буду покупать продукты не для хозяйки, а для себя, — с довольной улыбкой подумала она, — когда-нибудь, когда выйду замуж… Хорошо бы, чтобы это был богатый и достойный человек».

Легкое дрожание корзинки вывело девушку из радужных мечтаний. Хлеб, лежащий на самом верху, испарился как по мановению волшебной палочки.

Растерянно оглянувшись по сторонам, Мартина заметила мальчишку в грязной куртке и драном шарфе, расталкивавшего толпу локтями.

— Вор! — взвизгнула горничная, — держите вора!

Придерживая одной рукой корзинку, а другой юбки, она бросилась вдогонку. Шляпка сбилась и вскоре повисла на шее, удерживаемая одной только лентой.

Мартина уже готова была отказаться от восстановления справедливости, повернуть обратно к бакалейной лавке и отпустить воришку, как неожиданно заметила спешащую помощь — буквально из ниоткуда появился мужчина средних лет, вооруженный крепкой тростью, и вскоре его рука уже опускалась на плечо негодного мальчишки.

Поправляя волосы и шляпку, Мартина вскоре присоединилась к ним.

— Этот воришка… — задыхаясь проговорила она, — он украл у меня хлеб! Спасибо, пан, что задержали его. Наверное, стоит обратиться в полицию?

— Спокойно, пани. Полиция уже здесь. Инспектор Рихард Тесарж, — представился он, переводя взгляд с девушки, очевидно, горничной богатых господ, на оборванца и обратно.

Еще несколько минут назад Рихард Тесарж, инспектор пражской полиции, размышлял о дерзком налете, совершенном позавчера на ювелирную лавку. На беду троих преступников, набивших золотом карманы и уже собиравшихся скрыться, нагрянул патруль, привлеченный подозрительным шумом. Когда полицейские схватили их сообщника, ожидавшего снаружи в повозке, грабители, бросив большую часть добычи, смогли уйти. И ночная засада, поставленная на тот случай, если они вдруг решат вернуться за тем, что было припрятано в обнаруженном тайнике, как и ожидалось, не принесла никаких результатов.