Когда Ренни просыпается во второй раз, Поля уже нет. Она встает с постели, одевается, обходит дом, надеясь найти Поля. Похоже, он не часто здесь бывает, не хватает уюта, тепла, это скорее гостиница, место, где иногда ночуют, все комнаты пусты, Поля и след простыл. Ренни приходит в голову, что она провела ночь с человеком, о котором ей абсолютно ничего не известно. Какое безрассудство с ее стороны!

Она выходит на крыльцо. Рядом растет дерево, усыпанное розовыми цветками, вокруг него вьются колибри. Все выглядит ненастоящим, как декорации в театре. Слепящее солнце, каменный сад, вниз по дороге спускаются две женщины, у одной на голове здоровенная ветвистая коряга, она рукой помогает себе сохранять равновесие, листья покачиваются в такт ее шагов, в голубой бухте чернеют точки судов, совсем как на открытках. В это утро все какое-то плоское, одномерное, будто нарисованное. В любой момент эта картина на холсте может плавно, как занавес, взмыть в воздух, а на земле останется реальная жизнь.

Какой-то шум доносится из-за деревьев, кажется, ребенок надсадно заходится в отчаянном монотонном реве. Рев нескончаемый, он похож на человеческую речь, правда весьма неразборчивую, он естественен, как дыхание; слышится женский голос, за ним следуют увесистые шлепки. Плач не смолкает, а усиливается, меняется только ритм.

Ренни смотрит в телескоп, направленный на одну из яхт. В поле зрения появляется женщина в красном бикини, она наклоняется над водой; телескоп дает очень сильное увеличение, можно разглядеть даже жирок, нависающий над резинкой трусиков, даже растяжки на животе. Неужели у Поля хобби разглядывать в телескоп женские телеса? Несолидно. Телескоп обладает тайной властью: можно все видеть, оставаясь незамеченным. Ренни в смятении отходит от глазка. Она устраивается в гамаке и начинает раскачиваться, стараясь ни о чем не думать. Ей одиноко, она чувствует себя брошенной.

Поль не торопится возвращаться, Ренни идет обратно в дом. Она открывает холодильник в поисках чего-нибудь съестного, но поживиться нечем. Кубики льда в специальных формочках, начатая банка сгущенки, бумажный пакетик с сахаром, несколько желтеющих лаймов, кувшин с холодной водой, в стенном шкафу — вермишель, бутылка рома, кофе, несколько пакетиков чая, банка золотистого сиропа, вокруг ее крышки муравьи проложили себе тропку. Вчера Ренни и Поль легли не поужинав, и сейчас она умирает от голода. Логично предположить, что Поль ушел добывать какую-нибудь еду, поскольку в доме шаром покати. Ренни было бы приятно, если бы он, уходя, оставил записку, но, похоже, он не из таких. В доме удручающие пусто. Ренни возвращается в гостиную, здесь нет ни книг, ни даже журналов. Может, он хранит все свои вещи на судне. Она идет в спальню, заглядывает в шкаф: пара рубашек, ружье для подводной охоты, маска, ласты, джинсы на вешалке, вот и все.

В комоде лежит аккуратно сложенная стопка маек, в глубине верхнего ящика пара фотографий — цветные моментальные снимки — белый колониальный дом, двойной гараж, зеленая лужайка, крашеная блондинка в спортивном платье улыбается, обнажая чуть неровные зубы; у нее коротко стриженые волосы, у корней они темнее, видимо, уже отросли после неудачно сделанной «химии». Она обнимает двух малышек — дочек, в их русые и каштановые косички вплетены бантики, наверное, у девчушек день рождения. Тень от солнца так падает на их мордашки, что, несмотря на улыбки, они выглядят немного разочарованными. Разочарование призраков. На другом снимке Поль. Он выглядит гораздо моложе, волосы стрижены «под ежик», но узнать его можно: рубашка, галстук, отутюженная складка на брюках, под глазами залегли знакомые тени.

Ренни ловит себя на мысли, что сует нос не в свое дело, роется в чужой жизни. Но раз уж она все равно залезла сюда без спроса, то нет смысла прекращать начатое. У нее нет никакой корыстной цели, ей просто хочется хоть немножко узнать о Поле, о его жизни, чтобы она смогла поверить в его реальность, чтобы он стал ей ближе. Она идет в ванную, изучает аптечный шкафчик: названия не добавляют ей ничего нового: «Тиленол» в большой бутылке, зубная паста «Крест», пластинки жевательной резинки, лейкопластырь. Ничего необычного.

Другая спальня, вернее, Ренни решает, что это спальня. Дверь закрыта, но не заперта, она открывается так же легко, как и другие двери в этом доме. Скорей всего, здесь действительно спальня, кровать, по крайней мере, на месте. На столе стоит аппарат, напоминающий приемник, но очень сложно устроенный, и еще какие-то вещи, назначение которых Ренни не удается определить. В глубине шкафа спрятана большая картонная коробка, в таких отправляют посылки. Наклейка с адресом оторвана. В коробке полно пустых пластиковых упаковок. Что-то ей это напоминает…

Ренни вдруг чувствует, что в доме кто-то есть, по деревянному полу стучат чьи-то шаги. Ренни не хочет быть застигнутой здесь, хотя Поль ничего ей не запрещал. Но все равно нехорошо рыться в чужом доме. Ренни на цыпочках выходит, стараясь как можно бесшумней закрыть за собой дверь. Хорошо, здесь есть коридор, ее нельзя заметить.

Оказывается, вместо Поля заявилась Лора. На ней ярко-розовое платье, плечи оголены.

— Привет, я принесла тебе поесть, — говорит она.

Лора подходит к кухонной стойке и начинает выгружать из соломенной корзинки всякую снедь: хлеб, масло, пакет пастеризованного молока с надписью «Long Life»[6].

— У него вечно пустой холодильник. Я сварю нам по чашечке кофе, идет?

Лора достает электрический чайник, кофе, сахар; она знает, что где лежит. Ренни сидит за деревянным столом, с возрастающей неприязнью наблюдая за приготовлениями. Она понимает, что должна быть благодарна за внимание и заботу, но вместо этого чувствует раздражение. Это не ее кухня, не ее дом, почему же ее так коробит хозяйское поведение Лоры? И откуда Лоре известно, что она здесь? Хотя, может быть, она этого и не знала. Может, она просто здесь частый гость.

— А где Поль? — интересуется Лора.

— Откуда я знаю, — Ренни занимает оборонительную позицию: он что, отчитывается перед ней?

— Ничего, появится, — беззаботно откликается Лора. — В этом он весь: сегодня здесь, завтра там, и поминай как звали.

Лора расставляет чашки, приносит кофе. Ренни ни намеком не дает понять, как ей хочется есть. Она не хочет говорить Лоре, что у нее ни крошки во рту не было со вчерашнего дня. Она вообще ничего не хочет говорить. Она хочет, чтобы та поскорей убралась, но Лора вместо этого удобно усаживается за стол. Она делает глоток кофе. Ренни рассматривает ее руки. Короткие толстые пальцы, обгрызанные ногти, заусенцы.

— Я бы на твоем месте не стала чересчур увлекаться Полем. — Началось, мелькает у Ренни. Сейчас она начнет из лучших побуждений, для моего же блага, нести такое… По своему опыту Ренни знает: все, что говорится из лучших побуждений, оказывается неприятным.

— Отчего же? — улыбается Ренни, стараясь, чтобы ее голос звучал совершенно равнодушно.

— Я же не говорю, что совсем не надо этого делать. Черт, почему бы и нет, у нас не тюрьма народов, мы в свободной стране. Только не слишком увлекайся, вот и все. У Поля странная манера общаться с людьми. Пришел, ушел. Здесь уже столько народу перебывало, сплошная круговерть.

Ренни не совсем понимает, что Лора хочет этим сказать. Ей угрожают или просто предостерегают?

— Ты, наверное, давно с ним знакома?

— Да, уже порядочно.

Раздаются чьи-то шаги, в окне мелькает тень. На этот раз пришел Поль. Он поднимается на крыльцо. На губах играет улыбка, при виде Лоры Поль прищуривается, но продолжает улыбаться.

— Я ходил за яйцами, — обращается он к Ренни. — Думал, ты проголодаешься, захочешь перекусить. — Он кладет на стол коричневый бумажный пакет, явно гордясь собой.

— Где, черт подери, тебе удалось их раздобыть? Их же не продают в такое время суток, — удивляется Лора. Она поднимается, но вопреки тайным надеждам Ренни, не уходит, а сливает себе остатки кофе вместе с гущей. Наконец она встает, и словно прочитав мысли Ренни, отодвигает чашку.