Логист сказал:

— Среди Вольных товарищей было мало бессмертных. Прошло много времени после гибели Вольного Товарищества. Вы пережили свое дело, Хейл. Хотите, чтобы я нашел вам занятие?

— Вы не сможете, — горько сказал Хейл. — А я не смогу выдержать перспективу сотни лет бездельничанья. Предаваться удовольствиям? Я не гедонист.

— Я могу подсказать вам легкий выход, — сказал Логист. — Умрите.

Наступило молчание.

— Не могу сказать вам, как лучше умереть, — продолжал Логист. — Вы — борец. Вы захотите умереть, борясь за жизнь. И лучше всего — борясь за что-то, во что вы верите. — Он помолчал. Когда он заговорил снова, голос его изменился. — Подождите минуту. Я выйду отсюда. Отключитесь.

Мгновение спустя высокая фигура показалась из-за занавеса у стены. Хейл вскочил на ноги, глядя на похожую на пугало фигуру. Логист жестом попросил его снова сесть.

— К счастью, я здесь хозяин, — сказал он. — Эти жрецы не позволили бы мне, если бы смогли. Но что они могут без меня? Я — Логист. Садитесь. — Он придвинул другой стул, достал из кармана странный предмет, это была старая трубка, и набил ее табаком.

— Выращиваю и готовлю сам, — сказал он. — Послушайте, Хейл, эти фальшивые разговоры для башен, но зачем они вам?

Хейл изумленно посмотрел на него.

— Но замок… это ведь замок Истины? Вы хотите сказать, что все…

— Фальшь? Нет. Только на одном уровне. Беда в том, что правда не всегда выглядит достойно. Эта старая статуя истины — она ведь нагая. Посмотрите на меня. Было время, когда мы действовали прямо. Ничего не выходило. Люди считали, что я просто высказываю свое мнение. Я похож на обычного человека. Но это не так. Я мутант. Я прошел полный круг. Начал с Платона, Аристотеля, Бэкона, Коржибского и до компьютера — у меня лучший способ использовать логику для решения человеческих проблем. Я знаю ответы. Верные ответы.

Хейлу трудно было понять.

— Но… вы не можете быть непогрешимы. Вы используете какую-нибудь систему?

— Перебрал все системы, — сказал Логист Хейлу. — Много слов. Все сводится к одному: здравый смысл.

Хейл мигнул. Логист разжег трубку.

— Мне тысяча лет, — сказал он. — Трудно в это поверить, сынок, я знаю. Говорю вам, я особый мутант. Я родился на Земле. Я помню атомные войны. Не самую первую — тогда-то я и родился, и мои родители попали под вторичную радиацию. Я ближе всех к истинному бессмертию. Но мой главный талант — вы читали о Веке-пророке? Нет? Ну, он был одним из множества пророков в те дни. Многие догадывались о том, что ждет их. Для этого не нужно было логики. Так вот, я и был Веком-пророком. К счастью, некоторые послушались меня и начали колонизацию Венеры. Ко времени взрыва Земли я был уже здесь. Некоторые специалисты изучали мой мозг и нашли его необычным. В нем есть какое-то новое чувство — инстинг — никто не знает точно, что это такое. Но я даю правильные ответы.

— Вам тысяча лет? — спросил Хейл, уцепившись за этот единственный пункт.

— Почти. Я видел, как они приходят и уходят. Мне легко было бы управлять всем насестом, если бы я захотел. Но избавьте меня от этого! Я вижу все последствия, и они мне не нравятся. Я просто сижу здесь, в замке Истины, и отвечаю на вопросы.

Хейл потрясенно сказал:

— Но мы всегда считали… здесь машина…

— Конечно, я знаю. Люди скорее поверят машине, чем похожему на них человеку. Послушайте, сынок, как бы ни воспринимали это, я знаю ответы. Я рассматриваю информацию и тут же вижу ответ. Простой здравый смысл. Единственное требование — я должен знать все о вас и о вашей проблеме.

— Значит, вы знаете будущее?

— Слишком много вариантов, — сказал Логист. — Кстати, я надеюсь, вы не раскроете моего секрета. Каждый раз, когда я показываюсь какому-нибудь клиенту и схожу со своего пьедестала, они поднимают шум. Впрочем, можете говорить, если хотите, никто не поверит, что непогрешимый оракул — не сверхмашина. — Он улыбнулся. — Главное, у меня есть идея. Я говорил вам, что знаю ответ. Но иногда у меня бывает не один ответ. Почему бы вам не отправиться на поверхность?

— Что?

— Почему бы и нет? Вы сильны. Возможно, вы будете убиты. Возможно, говорю я. Но вы погибнете в борьбе. Здесь, в башнях, вам не за что бороться. Есть люди, разделяющие ваши мысли. Вольные товарищи — и среди них бессмертные. Отыщите их. Отправляйтесь на поверхность.

— Это невозможно, — сказал Хейл.

— В Товариществе были крепости, верно?

— Потребовались целые отряды техников, чтобы отогнать джунгли. И звери. Мы там вели постоянную войну. К тому же крепости — их не так много осталось.

— Возьмите одну и восстановите ее.

— Но… что потом?

— Может, вы станете диктатором, — спокойно сказал Логист. — Диктатором Венеры.

Наступило молчание. Лицо Хейла изменилось.

— Достаточно, — констатировал Логист, вставая. Он протянул руку. — Кстати, меня зовут Бен Кроувелл. Приходите ко мне, когда встретитесь с затруднениями, а может, я сам приду к вам. Но в этом случае не надейтесь на мой мозг.

Он подмигнул и зашагал прочь, посасывая свою трубку.

Жизнь в башнях очень походила на игру в шахматы. В амбарах, среди кур, социальное превосходство измеряется длиной срока аренды. Протяжение во времени есть богатство. У пешек короткий срок жизни, у коней, слонов и людей она больше. Социально существовала трехмерная демократия, но автократия имела лишь четверть измерения во времени. Почему библейские патриархии достигли власти? Потому что они могли ее удерживать.

В башнях бессмертные просто знали больше, чем коротко-живущие. Психологически стало любопытным смещение. В эти практичные дни бессмертных не обожествляли, но определенное смещение все же произошло. У родителей всегда есть преимущество перед ребенком — зрелость. Плюс опыт. Возраст.

Таким было смещение. Подсознательно короткоживущие жители башен начали смотреть на бессмертных с завистью. Потому что те больше знали. И были старше.

К тому же у человека есть печальная привычка — перекладывать на других неприятную ответственность. В течение столетий тенденция уводила от индивидуализма. Социальная ответственность достигла такой точки, когда всякий отвечал за соседа.

Постепенно образовался огромный круг, в котором все зависели друг от друга. Бессмертные, знавшие, какие долгие пустые столетия ждут их впереди, позаботились, чтобы эти столетия не были пустыми. Они учились. У них было много времени.

Приобретя знания и опыт, они стали принимать на себя ответственность, с такой легкостью передаваемую большинством.

Это была достаточно стабильная культура — для умирающей расы.

Он часто попадал в трудное положение. Все новое очаровывало его. Об этом позаботились хромосомы Харкеров. Впрочем, его звали Сэм Рид.

Он сражался с невидимыми преградами, которые — он знал — держали его в заключении. Их было девяносто. Где-то глубоко в его мозгу — нелогично и унаследованно — восставала мысль: что можно сделать за девяносто лет?

Однажды он попытался найти работу в большом гидропоническом саду. Его тупое и грубое лицо, лысая голова, его рано развившийся ум — все это давало ему возможность убедительно лгать, говоря о своем возрасте. Он работал некоторое время, пока любопытство не взяло верх, и тогда он начал экспериментировать с ботаническими культурами. Поскольку знаний у него не было, он загубил большой урожай.

Перед этим он, однако, обнаружил в одном из бассейнов голубой цветок, который напоминал ему о женщине, виденной на карнавале. Ее платье было точно такого же цвета. Он спросил одного из служащих о цветке.

— Проклятый сорняк, — ответил тот. — Никак не можем убрать их из бассейна. Сотни лет, а они все живут. Впрочем, с этим не так уж много хлопот. Крабья трава гораздо хуже. — Он вырвал цветок и отбросил его в сторону. Сэм сохранил его и позже расспросил еще. Он узнал, что это фиалка. Скромное красивое маленькое растение было непохоже на великолепные гибридные цветы, выращиваемые в секции гидропоники. Он хранил Цветок, пока тот не рассыпался в прах. Но и после этого Сэм помнил о нем, как помнил о женщине в фиолетовом платье.