– Покажи, – сказала она.
Я написал: «C-a-x-6-t-o-n» и объяснил:
– «Шесть» не произносится.
– Нет, шестерка здесь лишняя. – И мисс Смит заставила меня написать фамилию без шестерки.
Спустя несколько минут я поднял голову и увидел, что она наблюдает за мной с участливым любопытством, как за неисправимым чудаком.
В то время мои родители часто ссорились. Я поведал отцу о непроизносимой шестерке. Однажды, когда они с матерью отдыхали в кухне после очередной ссоры, он сказал:
– Сынок у нас умный, но… странный. Утверждает, будто в нашей фамилии между «X» и «Т» стоит шестерка. Но ведь что удивительно: в детстве я тоже так думал.
Он засмеялся, но мать не перестала плакать. А потом отец нас бросил.
Мать стала посещать церковь и брать меня с собой. Пока пастор читал молитвы, нам полагалось сидеть с закрытыми глазами. Иногда я подглядывал за пастором, который молился с открытыми глазами, глядя в потолок. Это означало, что Бог находится там, наверху, но мне было страшно туда смотреть: я боялся увидеть Его. Я очень надеялся, что Господь вернет мне отца, но Он этого не сделал. Мы с отцом больше ни разу не виделись.
Но все же иногда Бог говорил со мной. Он подтверждал, что в моей фамилии после «X» действительно должна быть шестерка.
Дедушка, мамин отец, подарил мне на десятый день рождения игру «Монополия». Увы, мать быстро устала со мной играть, а других партнеров у меня не было. Помню, как-то дождливым днем я затеял игру с самим собой. Я составил список цифр от двух до двенадцати и произвольно их перемешал. Потом я стал бросать кости. Я решил, что если за одиннадцать бросков получу записанные цифры в том же порядке, в каком они теперь расположены, то отец вернется домой. К этой игре я возвращался в часы досуга много лет подряд.
В старших классах я узнал, что вероятность расположить одиннадцать цифр в нужном порядке равна 1 : 2853670611. Таковы были шансы, что отец вернется.
В младшей средней школе я познакомился с Эвелин. Это произошло в вестибюле, перед кабинетом школьного психиатра. Позже мы узнали, что у нас одинаковый диагноз: пограничное состояние перед шизофренией. Она была вроде меня: худая и веснушчатая.
Отец Эвелин преподавал в колледже математику. Мы знали про себя, что очень умны, и были правы: оба прекрасно проходили отборочные тесты, правда, только по математике.
Тогда же я отпустил длинные волосы и с тех пор хожу длинноволосый. В колледже я отрастил усы. Такие усы, как у меня, наверное, и сейчас не в моде, но мне нравится.
Эвелин стала одной из первых обладательниц компьютера «Эппл II Плюс». Отец подарил его на день рождения дочери. У него был процессор «Моторола 6502», 48 килобайт оперативной памяти, черно-белый монитор и дисковод на 128 килобайт. После школы я отправлялся к ней, и мы принимались мучить компьютер. Мы писали программы на языке «Эпплсофт Бейсик» – сущий кошмар, но нам это казалось чудом.
У этого компьютера был генератор случайных чисел. Функция RND(l) давала произвольное число от ноля до одного, функция RND(26) – число от ноля до двадцати шести, а INT/RND(26) делало число целым. Нам ничего не стоило написать программу, в которой 1 '"* А, 2 = В и так далее. Мы не отвлекались на знаки препинания. Мы назвали свою программу «Обезьяна Моторола» и стали проверять гипотезу, что даже обезьяна, печатая на протяжении веков произвольные знаки, способна создать шекспировскую трагедию.
У «Эппла» уходило около четырех часов на заполнение одной дискеты «произвольным текстом». Загрузив перед сном программу, Эвелин выпускала «Обезьяну», утром меняла дискету и перед уходом в школу все начинала снова. Ее мать испугалась, что им будут приходить огромные счета за электричество, но я убедил ее, что экономнее на неделю оставить компьютер в работающем состоянии, чем каждый раз включать его, сотрясая и оглашая писком весь дом.
После уроков мы просматривали получившуюся ахинею, гоняя ее по экрану, в поисках осмысленного слова, а то и целой фразы. После первого прогона мы изменили функцию на INT/RND(27), сделав из «27» пропуск: просматривать сплошной текст, без пробелов между словами, оказалось невозможно.
Я сказал «между словами»? Это я погорячился. Строки приобрели следующий вид:
GMJRDBRKMHDNFWVYNVE OQ FFVH
После второго прогона мы изменили функцию на INT/RND(31), превратив дополнительные пять знаков в пробелы. В итоге цепочки букв разбились на похожие на слова куски:
GMJRD BRKMHDNF WVYNVE OQ FFVH
Как видишь, дополнительные пробелы мало что дали.
Месяц шел за месяцем, и я постепенно уяснил, что поиск смысла в произвольном тексте «Эппла» равнозначен поиску в почтовом ящике отцовской весточки.
В шекспировской строке примерно тридцать букв. Вероятность получить хотя бы одну шекспировскую строку равнялась миллиардной доле процента. Но до нас с Эвелин это дошло только в выпускном классе.
Один раз мы увидели нечто вроде содержания учебника физики, опубликованного году этак в 2247, но тогда мы этого не поняли.
В общем, то был первый этап моего проекта, фаза «Эппл Бейсик». Так сказать, «Обезьяна номер один».
Гораздо позже я узнал, что никаких генераторов случайных чисел не существует и что все наши усилия были воистину мартышкиным трудом.
Я поступил в один из бостонских колледжей, нечто вроде технического училища, и стал специализироваться по компьютерам. Эвелин уехала куда-то изучать физику.
Таких друзей, как Эвелин, у меня больше никогда не было. Мне больше не доводилось встретить человека, которого бы всерьез интересовало, открываем ли мы произвольные тексты или создаем их сами. С Эвелин можно было часами спорить на эту тему. Я полагал, что мы их открываем, она выступала за акт творения. Сошлись мы на том, что Ньютон свое исчисление открыл, а Шекспир «Гамлета» создал.
Однажды я наблюдал в Бостоне частичное солнечное затмение. Когда оно произошло, я шел по людной торговой улице. На тротуаре играли дети, смотревшие на солнце незащищенными глазами. Нашлись и взрослые не умнее их. Я оторвал от какого-то ящика кусок картона и в центре проковырял ручкой дырку.
Потом я поднял картонку над головой. Через дырку на тротуар упало изображение скукожившегося светила. Вокруг меня столпились любопытные. Я забрался на ступеньки, чтобы сделать изображение яснее. Дети кричали «браво», взрослые аплодировали моей догадливости. Я начал было объяснять азы небесной механики, чем рассеял толпу. Видимо, подошел к концу обеденный перерыв.
Ранним утром следующего дня мне позвонила мать, чтобы сообщить о смерти отца.
– Грузовик на заводе подавал назад и наехал на него. Ужасная случайность!
Я едва не сошел с ума окончательно.
На первом курсе колледжа я изучал основы математики и в итоге понял, что построить машину, генерирующую настоящие случайные числа, невозможно. Ты-то зарабатываешь на жизнь тем, что чинишь сломавшиеся механизмы, и, видимо, воображаешь, что Вселенная основана не просто на произволе, а на извращенном произволе. Но серьезные математики знают, что не существует такого фокуса, такого уравнения, чтобы создать по-настоящему произвольный числовой ряд. Нам с Эвелин было в свое время невдомек, что наша «Обезьяна Моторола» мертворожденная.
Вселенная – не большая машина, ловко собранная Космическим Часовщиком, и не колесо рулетки, где снуют, подобно белым шарикам, атомы, выстраивая нашу судьбу в соответствии с единственным случайным событием. Нет, Вселенная – это нечто другое, нечто среднее, нечто таинственное, настолько опирающееся на числа, что всякое предсказание исключено.
Вот пример. Вылей стакан воды в океан и подожди несколько лет, чтобы твоя вода смешалась с океаном. Потом снова ступай на пляж и зачерпни из океана стакан воды. В твоем стакане окажется несколько молекул воды, которую ты вылил десяток лет назад.
Странно? Но объяснить это легко. В одном стакане воды гораздо больше молекул, чем стаканов воды в целом океане. С числами можно проделывать поразительные вещи. Особенно с большими.