К этому времени консул Эмиль Энно, крайне доброжелательно относившийся к Добровольческой армии и отлично осведомленный во всех местных делах, был отстранен от дел и готовился уехать в Париж, пожелав напоследок свои «искренние пожелания успеха Добр. Армии».

Кстати, дружественные отношения с Энно, Гришин-Алмазов сохранил и после отстранения от дел последнего. Доказательством этому служит тот факт, что генерал и В.В. Шульгин были шаферами при бракосочетании Энно с г-жой Погребинской, которое состоялось 21 февраля в университетской церкви. Жена Энно, крещеная еврейка из Киева, была, как писал Шульгин, такой русской патриоткой, какой не была ни одна русская. Особенно ненавидела она «украинствующих», утверждая, что они продают не только Россию, но и Францию.

Сейчас же, при Д’Ансельме, политика французского командования резко изменилась. Оно начало поиски такой комбинации сил, которая наиболее благоприятствовала бы французской оккупации, решив начать консультации с разными общественными и политическими организациями и даже с Украинской директорией в лице петлюровского военного министра генерала Грекова[29].

Тем не менее Гришин-Алмазов обращается на этот раз и к генералу Д’Ансельму с заявлением о необходимости безотлагательно расширить зону, занимаемую союзными войсками и добровольческими частями, до линии Тирасполь — Раздельная — Березовка — Николаев — Херсон, указывая, что с занятием этой линии достигается связь с Бессарабией и ликвидируется наступивший в Одессе продовольственный кризис.

Генерал Д’Ансельм, вняв этому заявлению Алмазова, 24 января вызвал в Одессу генерала Грекова и обратился к нему с предложением очистить указанную зону и восстановить прямое сообщение с Киевом, пригрозив, что в случае неисполнения этого требования французы вынуждены будут применить силу. Греков, не желая обострять отношения с французами, подчинился. В течение января — начала февраля, по мере высадки греческих дивизий, союзные войска продвинулись на линию Тирасполь — Бирзула (ныне Котовск) — Вознесенск (исключая) — Николаев — Херсон. Позади этой линии еще долго оставались петлюровские части, уже не подчинявшиеся своему командованию, которые постепенно разлагались и разбегались по домам.

Французские экспедиционные силы на Юге России к тому времени включали следующие соединения:

Штаб 1-й группы пехотных дивизий (Одесса) — командующий дивизиошшй генерал Д’Ансельм в составе: штаб 156-й пехотной дивизии (Одесса) — бригадный генерал А.-Ш. Бориус — дивизионная пехота (Севастополь) — полковник Э.-Ж. Труссон: 175-й пехотный полк (Севастополь), 176-й пехотный полк (Одесса), 1-й маршевый африканский пехотный полк (Одесса); дивизионная артиллерия (Одесса): 242-й колониальный артиллерийский полк — 1-я группа (Севастополь), 2-я и 3-я группы, 9-я группа 2-го артиллерийского полка; дивизионные инженеры (Одесса): 5-я рота 15-го инженерного полка, 19-я рота 34-го инженерного полка (Севастополь), 16-я парковая рота 16-го инженерного полка.

Штаб 2-й группы пехотных дивизий — командующий дивизионный генерал Патэ в составе:

штаб 30-й пехотной дивизии (Одесса, затем Кремидовка) — бригадный генерал А.-Э. Нерель — дивизионная пехота (Одесса, затем Кремидовка) — полковник Э. Лежэ: 40-й пехотный полк (Одесса, затем Кремидовка) и 58-й пехотный полк (Одесса, затем Раздельная); дивизионная артиллерия (Одесса): 1-я и 2-я группы 19-го колониального артиллерийского полка, 7-я группа 2-го артиллерийского полка.

Части 16-й колониальной дивизии и не входившие в состав дивизий: 4-й африканский конно-егерский полк (Одесса, затем Кремидовка), в Одессе — 21-й полк туземных стрелков (1, 2 и 3-й батальоны), 10-й полк алжирских стрелков (2-й и 3-й батальоны), 9-й батальон (этапный) 8-го полка алжирских стрелков, 1-й маршевый индокитайский батальон, рота 5 танков «Рено FT 17» 303-й секции 1-го батальона 501-го полка специальной артиллерии, 2 секции 10-й группы бронеавтомобилей, 504-я и 510-я авиаэскадрильи и 8-й альпийский лазарет; в Севастополе — 129-й батальон сенегальских стрелков.

Всего к марту 1919 года французский контингент насчитывал 8 тысяч человек. Следует отметить, однако, что укомплектованы французские части были не полностью. Так, в конце марта 1919 г. в полках 156-й пехотной дивизии оставалось по 2 батальона вместо 3, причем в ротах в среднем было по 80 человек. На каждый пехотный полк приходилось всего 2—3 капитана, и поэтому ротами командовали молодые и неопытные су-лейтенанты (младшие лейтенанты).

Рота французских танков «Рено FT 17», вооруженных 37-мм пушками, выгрузившаяся в Одессе в декабре, вступила в свой первый бой на русской территории 7 февраля 1919 г. под Тирасполем.

Кроме французов, с начала 1919 года на Юге России стал действовать экспедиционный греческий 1-й армейский корпус генерала Нидера в составе двух пехотных дивизий: 2-й (командующий — генерал Влакопулос, штаб — в Одессе) и 13-й (командующий — генерал Манетас, штаб — там же) — общей численностью около 30 тысяч человек. На Черном море находились 2 греческих линкора, 1 линейный крейсер, 8 эсминцев, госпитальное судно и 1 транспорт.

Для осуществления контроля за выводом германо-австрийских войск из Крыма 1 декабря 1918 года в Севастополе было высажено 500 офицеров и рядовых британской Королевской морской пехоты.

Выдвижение войск союзников в сторону Николаева и Херсона и занятие ими этих городов, больно ударили по самолюбию атамана Григорьева, уже привыкшего считать себя полновластным хозяином этих мест. Он начал действовать независимо от петлюровской директории, а его отряды пытались оказывать сопротивление силам Антанты при занятии ими Херсона, Николаева и Вознесенска. При взятии французскими зуавами (алжирскими колониальными солдатами) и греками Николаева, большую помощь в освобождении города от григорьевцев оказали остававшиеся еще там немецкие части. Они вытеснили крестьянских повстанцев Григорьева из пригородов Николаева к станции Водопой. На всех железнодорожных станциях интервенты размещали свои гарнизоны. На крупных станциях, таких как Раздельная, Березовка, Коло совка гарнизоны Антанты доходили до 400—500 бойцов. Линию фронта от Днестра до Раздельной заняли части 40-го корпуса Румынской армии.

Ввиду большой удаленности Одессы от Екатеринодара и массы недоброжелателей Гришина там из числа тех, кто «растерялся» при первом наступлении петлюровцев, а затем перебрался в кубанскую столицу и теперь клеветал там на него, усложнились отношения генерала и с командованием Добровольческой армии. Чтобы как-то наладить ситуацию, Шульгин пишет письмо председателю Особого совещания при главнокомандующем генералу А.М. Драгомирову, где пытается объяснить и доказать необходимость действий Гришина в Одессе, в том числе и причины печатания своих «одесских» денег. Драгомиров, кажется, понял это, как понял и генерал Лукомский, побывавший с инспекционным визитом в Одессе. Но недоброжелатели не унимались.

Не складывались отношения Гришина и с новым французским командованием. Началом раздоров стало закрытие французами одесской газеты «Россия», редактируемой В.В. Шульгиным, стоявшей на позиции единой и неделимой России и бичевавшей украинский сепаратизм.

Гришин-Алмазов отправил резкое письмо Д’Ансельму, выразив «живейшее огорчение» по поводу того, что газета «Россия» была закрыта «...помимо русской власти и против установленных ею правил» и по поводу того, что французское командование разрешило в Одессе выход украинствующих газет «враждебных Добровольческой армии». (Газета «Россия» была закрыта французами всего на восемь дней, но Шульгин в знак протеста отказался возобновлять издание. В то же время в Одессе выходила самостийная газета «Нови шляхы».)

Французское руководство категорически воспрепятствовало мобилизации в Одесском районе, под предлогом непопулярности Добровольческой армии и могущих возникнуть на этой почве беспорядков. Масло в огонь противостояния подливали некоторые «общественные деятели».