12

Лошади у мунгалов были мохнатые и маленькие.

Не лошади, горбунки какие-то.

И воевали мунгалы не по-людски. Навалятся скопом, орут свои «кху! кху!», а потом вдруг оборотятся в бегство, ровно силы бранни ков испугавшись. Только пыль за копытами их мохнатых лошадок летит.

— То нам ведомо, — сказал воевода Илья, который кроме доспехов надел ерихонку, прикрепил к ней бармицу, плетеную из железа, чтобы прикрыть лицо, плечи и грудь. — В засаду заманивают! Они завсегда прежде основных сил свои летучие ертаулы рассылают. Последняя дружина русских бранников, с трудом отбившись от наседающих со всех сторон гогов да магогов, укрылась в крепости. Многие были ранены, у иных руки на перевязях, другие — с головой израненной — щеголяли белыми повязками, сквозь которые малость проступала. Не для одного русского придется в скором времени на кладбище жальники копать!

— Махонькие они какието, — сокрушался воевода Илья, — дабы по такому попасть, надо палицей два дня целиться. И стреляют они не по-нашему, мы тетиву натягиваем, а они лук тянут. Одно слово — не люди! В Рязани, говорят, все золото с куполов церковных ободрали! Не зря к ним проигравшиеся и пропившиеся байгуши льнут! С зубчатой крепостной стены казалось, что местность перед городом Энском кишит мелкими деловитыми фигурками. Казалось бы, что можно делать в чистом поле? А мунгалы дела находили! Кто шатер натягивал в отдалении, кто деревья сухие в ближайших рощах вырубал на дрова под пузатый медный котел, который уже катили по зеленой траве несколько вражеских воинов. И варить уже в том казане было —

визжали в ужасе поросята, молили блеяньем о пощаде овцы, прощались с жизнью жалобным мычанием телушки. Иные из неприятелей, не найдя дела хозяйственного, скакали на лошадях вдоль стен, крича ли обидно, показывали защитникам непристойные знаки и пускали в сторону крепостных стен длинные свистящие стрелы из своих костяных луков.

— Много их тут собралось, — сказал розмысл. — Боишься, что не совладаем? — спросил немец Янгель. — Давить этих гогов, не передавить, — вздохнул розмысл. — Не зря к ним варнаки льнут! Дни перед вторжением не прошли даром — на крепостной стене стояли станки, искусно сделанные, а на станках тех пока еще смирно, с жалами спрятанными, лежали двухметровые «змееныши», в ожидании ратного дела.

— Харчиться собираются, — сказал Янгель. — А что это там? Чуть в стороне от основной массы чужих воинов несколько десятков оборванных людей под рукою важного мунгала в расшитом халате собирали странные устройства с огромными ложками во главе устройства.

— Обедать они ими собираются, что ли? — недоуменно пробормотал Илья. — Так ведь в рот такая ложка не полезет! — Сие есть великое китайское изобретение для метания камней на расстоянии, — объяснил китаец Жо Бень, которому в теремах было делать нечего, вот и выбрался он на стены, поглядеть на общих врагов. — В ложку эту кладется камень, который посредством специально устроенной тетивы из бычьих жил метает этот камень на вельми большое расстояние. Предназначено для разрушения стен и поражения врагов на оных! — Что же вы ворогам такое полезное дело в руки отдали? — сощурился Илья. — Попробуй не отдать, — вздохнул китаец. — Тут же тебе пятки к затылку завернут, только позвонки хрустнут. А потом шакалам для удовольствия выбросят. Я так скажу, уважаемый Серьга, надо это дело както расстроить, если они метательные машины соберут, большой урон русскому воинству тем содеян будет. — Что же, попробуем, — не без удовольствия, впрочем, сопряженного с тревогою, сказал розмысл и повернулся к жидовину: — Ну, мы готовы к великому делу, Лев Абрамович? — Расчеты сделаны, — без выражения и с постным лицом сказал жидовин. — Согласно научной пытливости, мы способны накрыть огнем змеев любой участок, как прилегающий к городу, так и удаленный от него.

— Так накроем! — качнул головой розмысл. — Для начала мы с вами вон по тем ложкарям ударим! — Князь не велел, — напомнил воевода Илья. — Сказал, чтобы нишкнули без него! — Что князь? — вспылил розмысл. — Не видишь, дело того требует! Или ты желаешь урона воинству нашему? Или тебе бранники не дороги? Илья махнул рукой и пошел прочь, позвякивая кольчугой: делай, мол, как знаешь, а я лично руки умываю подобно Понтию римскому, который Христа разрешил распять.

Запальщики были обучены, но первые запуски змеев розмысл ни кому не доверил.

Лично осмотрел смирно лежащих до поры огненных «змеенышей», подождал, пока жидовин примерится и еще раз — уже окончательно — подкрутит винты.

— Готов буде, Лев Абрамович? Жидовин выпрямился и махнул рукой: в самый раз! Зашипели запальные шнуры, подбираясь к зарядам. Сразу десять «змеенышей», оставляя за собой дымный след и полыхая пламенем на две сажени, унеслись к мунгальскому лагерю. А заложены в них были заряды пороховые и ендовы черной горючей крови земной, что «нафтой» именуется, заправленные. Ударили разрывы средь врагов, осадивших крепость, полыхнуло яркое пламя. Глаз жидовину не изменил, все «змееныши» ровно в цель угораздили. Полыхали хваленые мунгальские метательные машины, метались гортанно кричащие всадники, вопили оборванные пленные. Воистину жуткими оказались укусы малых огненных змеев!

— В самый раз! — возопил розмысл. — В самый раз угодили. Дай, Лев Абрамович, расцелую твою некрещеную физию! — Что ж, — сохраняя важный вид, сказал жидовин. — И мы ж таки что-то умеем! Полководец Субудай сидел в шатре и отмерял на рисованной весь ма искусно карте конные переходы. Получалось, что до Киева — матери земли Русской — оставалось совсем немного. А сколько конных переходов прошли от голубого Керулена? Шум да панические крики снаружи отвлекли полководца от важных военных размышлений.

— Что там такое? — спросил Субудай раздраженно. — Урусы со стен адским пламенем плюются, — доложили ему. —

Все метательные машины пожгли, тумену хана Кублая немалый урон причинили. Десяток на месте положили и еще с полсотни обожженных мы сами прикончили, чтобы люди не мучились!

Субудай нахмурился.

Потеря метательных машин была чувствительной. Без них на крепостные стены лезть, только людей класть — там и смола кипящая заготовлена, и нечистоты, и прочие гадости, да и адское пламя смущало. А силы на город брошены не такие большие, на быструю победу рас считывать не приходилось. Хотели стремительностью город взять, ни кто же не знал, что у врагов неведомое и страшное оружие имеется.

Сотники и тысячники, собравшиеся у шатра, ждали решения великого полководца.

— Что будем делать? — спросил Субудай наступившую за шелковыми стенами шатра тишину. — Вырежем урусов всех до единого! — злобно вскричал одинокий голос. Хан Кублай свое бесчестье переживал. Послышалось змеиное шипение и ахнуло совсем рядом с шатром.

— Спасайте полководца! — закричали снаружи. — Спасайте Субудая! — Сам спасусь, — сказал Субудай, откидывая полог дымящегося шатра и выбираясь наружу. Вокруг горела земля. От крепостных стен летели со свистом и грохотом новые огненные стрелы, оставляя за собой дымные следы. Неподалеку ктото вскрикнул предсмертно — коротко и нехорошо.

— Что там еще? — не глядя поинтересовался полководец. — Хана Кублая безносая настигла, — услужливо сообщил ктото из блюдолизов.

Осада еще не началась, а уже такие потери…

Конечно, по всем монгольским канонам за убитого хана следовало жестоко отомстить. Но задерживаться у скромного Энска, значило ли шиться великой добычи, что ждала воинство в урусских городах. Каждый час промедления обещал будущие разочарования.

Свистящие огненные стрелы в очередной раз обрушились на лагерь. Вновь тревожно загалдели и завыли доблестные воины джихан гира.

— Ну их, шайтанов! — сказал полководец Субудай. — Мы пойдем другим путем. Не крепости русские брать пришли, не в баранту сунулись, чтобы скот угнать, — земли разорить и под руку кагана отдать нацелились! Снимаем осаду! На Киев пойдем, багатуры!

13

Мунгалы уходили.

Вот уже вытянулись передовые отряды, маленькие фигурки на зеленом поле печально зашевелились, закатывая медный котел в арбу, которая своими боками напоминала скелет какого-то древнего чудища. Не получилось у неприятеля постоловаться под стенами Энска. Голодными уходили гоги и магоги от крепостных стен. Над городом и его окрестностями, заслоняя небо и солнышко ясное, стояла хмарь от бестолковых пожарищ.