– Я доволен, что вы это заметили, – вклинился Эстес. – Видите ли, по удивительному совпадению, эти трое – заключенные, которые находятся под охраной.

– Под охраной?

– Ну… да, заключенные… гм… осужденные за извращенные сексуальные преступления…

– Понимаю. – Кол начал мысленно переписывать свою речь, пока они шли через двор по шуршащему гравию.

– Я подумал, что будет правильно… сказать вам об этом, потому что награду предстоит вручать в крыле «Ф». Этот блок находится за пределами главного здания тюрьмы, нам предстоит пройти через всю территорию… – Эстес отпирал следующие ворота одним из своих ключей размером с леденец на палочке. – Крыло «Ф» предназначено для всех охраняемых заключенных в Великобритании.

– Иисусе! – невольно вырвалось у Кола. – Неужели у нас в стране такая высокая концентрация сексуальных преступников-извращенцев?

– Пятьсот сорок человек, если точно, – сказал Эстес с мягкой улыбкой, после чего отпер дверь в «особое» крыло.

Джерри Махони зашел в камеру Дэнни, чтобы сопроводить его на объявление результатов конкурса и вручение награды. Он уже вел за собой Крэкнелла и Гринслейда. Все трое заключенных принарядились по такому случаю, а Гринслейд даже отутюжил свои джинсы тюремного производства. Сегодня крыло «Ф» было как никогда оживленным, группы заключенных выглядывали с верхних площадок, а возле старшего офицера собралось большое количество людей в форме.

– Что такое? – спросил Дэнни у Махони.

– Готовимся к встрече «высоких» гостей, которые должны прибыть на вручение премии. Среди них – судья Томай, Главный инспектор тюрем, он будет вручать чек. Весь персонал тюрьмы в предвкушении его речи – она конечно же не сведется только к литературе.

Трое номинантов и их преподаватель дошли до конца крыла, потом поднялись по спиральной лестнице в учебный класс.

Парты и оборудование из класса вынесли, а на их место поставили около сорока стульев. В назначенный час вся четверка с курса «Творческих коммуникаций» уселась сзади, возле стены, так как остальные места были заняты. Помимо двадцати помощников начальника Уондсуортса в положенной по уставу форме для среднего звена руководства тюрем, в комнате находились еще приблизительно пятнадцать старших офицеров и сам начальник тюрьмы, которого сопровождал светловолосый пожилой мужчиной с яркой бабочкой на шее и в кашемировом пальто.

– Томай, – прошептал Махони Дэнни. – Не судите о нем по его внешнему виду, он – один из самых откровенных критиков Министерства внутренних дел. Уверен, что судья еще даст прикурить этой компании.

Будто услышав Махони, Томай встал и взял ведение церемонии награждения в свои руки. Он поприветствовал присутствующих, а затем произнес пятнадцатиминутную речь, упомянув в ней все недочеты тюремной администрации, начиная с полной несостоятельности обеспечить заключенным нормальное питание и кончая вывозом мусора. Начальник тюрьмы, помощники начальника и тюремные офицеры напряженно слушали, натянуто улыбаясь. Ничего не поделаешь, приходилось терпеть – Томай был Главным инспектором тюрем, он просто выполнял свою работу.

Кол Девениш, сидевший рядом с судьей, был поражен боевым духом и энергией Томая. Этот пожилой инспектор точно никому не даст спуску. Но Кола намного больше волновала его собственная роль в происходящем действе. Найти трех авторов, которых он номинировал на получение Вульфенденской премии, не составило труда – только эти трое мужчин были заключенными среди заполнивших комнату тюремщиков. Молодой чернокожий парень, разумеется, – автор рассказа о дилерах крэка. У него было умное лицо, но в глазах сквозила агрессия.

Кол чувствовал исходящую от него угрозу всякий раз, когда встречался с ним взглядом.

Рядом с чернокожим парнем сидел любезный с виду седовласый мужчина лет шестидесяти. Кол знал, что зачастую сексуальные преступники производят приятное впечатление, и действительно, очень трудно было представить, что этот человек – опасный маньяк. Возможно, он был в некотором роде эксгибиционистом, предположил Кол, но только не мерзким извращенцем. Зато третий мужчина – полная его противоположность; вот уж точно настоящий Маккой, особенно если учесть, что все остальные в комнате похожи на Питера Пена. Омерзительное хладнокровие этого индивида было сродни стене в общественном туалете, залитой мочой вперемешку с дерьмом. Он вселял ужас. Кол определил его как автора фантастического рассказа.

Дэнни не сводил глаз с Кола Девениша. Неужели этот человек будет решать его судьбу? Долговязый, бородатый тип в черном костюме, так напоминающий белый эквивалент… Немезиды. Судьбы вернулись. Они расселись по углам комнаты. Они шипели и кудахтали, снова пророча ему гибель. Дэнни был парализован. Он смотрел на начальника тюрьмы, желая, чтобы тот взглянул на него и увидел образцового заключенного, номинированного на премию автора, столь достойного перевода в другое крыло. Но начальник тюрьмы безразлично взирал на сломанный абажур, болтавшийся над его головой.

Кол Девениш встал, чтобы произнести речь. Он начал с довольно банального – но, несмотря на это, весьма прочувствованного – замечания относительно той невероятной возможности высказаться, которую предоставляет творческое письмо, особенно тем, кто отбывает тюремный срок. Кол собирался дать подробный анализ трех номинированных на премию рассказов, но, так как их авторы были заключенными «особой категории», удержался от этого шага. Он ограничился упоминанием сильных мест во всех трех произведениях, после чего особо выделил «Котика», где, на его взгляд, есть все признаки неотразимой иронии. И, ни секунды не сомневаясь, объявил, что Вульфенденская премия за творческое письмо в условиях тюрьмы присуждается… Филипу Гринслейду.

Кола Девениша чуть было не вырвало, когда Филип Гринслейд оказался в нескольких шагах от него – гнилая душа этого человека смердела. Кол почувствовал себя еще хуже, когда должен был пожать Гринслейду руку, похожую на зажим лабораторного стенда, только тонко покрытый плотью.

– Спасибо огромное, – произнес Гринслейд льстивым тоном, хотя для лести не было причин. – У меня нет слов, чтобы сказать, как я ценю ваше мнение… – Он сильно сжал руку Кола, отчего тот готов был закричать. – С нетерпением жду возможности поговорить с вами о литературе, когда все это закончится.

Кол понял, что дал премию не тому человеку – в «Котике» не было ни капли иронии: автор – форменный психопат.

Начальник тюрьмы обратился к своему заместителю, сидевшему рядом с ним.

– Это Гринслейд все время подает прошение о переводе в крыло «С»? Тошнотворный педофил, зверски убивший маленькую девочку?

– Да, он.

– Ладно, раз уж он победил в конкурсе, придется удовлетворить просьбу этого чокнутого маньяка. Подготовьте бумаги для его перевода, когда вернемся в офис.

Дэнни чуть не разрыдался – он был просто не в состоянии поверить в случившееся. Как мог этот сукин сын Девениш выбрать рассказ Гринслейда, в котором вообще не было никакого смысла. Дэнни изо всех сил вцепился в спинку стоящего перед ним стула, чтобы не закричать.

Джерри Махони пытался успокоить своего подопечного.

– Не представляю, что случилось с Девенишем, – сказал он. – Я немного знаю Кола и всегда уважал его мнение. Послушайте, если вам от этого станет легче, ходят слухи, что у него проблемы с наркотиками. Возможно, он был под кайфом, когда читал рассказы, что и помешало ему оценить вашу историю…

Но Дэнни не имел ни малейшего желания анализировать причины произошедшего. Он встал и начал пробираться к выходу. Лучше сидеть в камере, чем в этой гребаной клоаке, набитой тюремщиками. В двери, торопясь выбраться из комнаты, он натолкнулся на высокого человека в форме, который оказался начальником тюрьмы.

– Извините, сэр, – пробормотал Дэнни.

– Все в порядке. О, да вы же О’Тул, не так ли?

– Да, сэр.

– Ну, молодец, О’Тул, кажется, вы воспользовались моим советом и записались на полезный курс обучения. Мистер Махони говорил мне, что у вас настоящий талант, думаю, вам нужно его совершенствовать.