Теперь, я думаю, все, и ставлю заключительную точку.

[1] Левретка.

[2] Охотничьи термины.

[3] Предлагаю справочные цены двум последним товарам: тараканы, преследуемые особенно сапожниками-мальчишками, продаются от 20 до 30 коп. серебром за сотню, а фунт муравьиных яиц стоит не менее 40 коп. серебром.

[4] В противоположность портным, для которых это время года самое хлебное, а лето – самое горемычное.

В 1808 году один почтенный и очень неглупый человек, но который в жизнь свою не выдумал пороху, да и занимался вовсе не изобретениями, потому что торговал панским товаром в Ножевой линии Гостиного двора,- этот почтенный человек задал себе следующий вопрос: «Исстари ведется пословица: дорого да мило, дешево да гнило – пословица справедливая, но для нашего брата, торговца, не всегда-то выгодная. Народ-то нынче стал мудрен, до всякой тонкости доходит: не прежние времена. Покупателю подавай товар первый сорт, а бери, что ему хочется, чтоб было, дескать, дешево и хорошо, – а чуть маленький изъян, так и неси убыток, и мое почтение – наживешь себе барыш на шею. Дешево и хорошо: чего не выдумают, право… ведь все мы человеки, все тоже есть хотим… А что, если бы и вправду уладить это, то есть таким манером, известное дело, себе не в обиду и покупателю в удовольствие, чтоб не обегал твоей лавки? А? Как бы стать на эту точку?..» Долго ли, коротко ли думал почтенный человек над решением этой задачи, неизвестно; но, видно, не придумал ничего, потому что продолжал торговать по-прежнему, придерживаясь поговорок, что «у денег глаз нет», что «запрос в карман не лезет», а «на ловца и зверь бежит…»

В один «прекрасный» вечер, отторговавшись, почтенный человек вздумал вместо прогулки пройти до дому пешком и отправился не на откормленном рысаке, с парнем вместо кучера, как обыкновенно, а на своих на двоих. Известно, что ходьба у одних возбуждает аппетит, у других расшевеливает мысли. Почтенный человек, кушавший очень исправно, не нуждался в искусственном возбуждении аппетита и принадлежал к числу мыслящих пешеходов. И думал он, идучи путем-дорогою, думал, разумеется, о том, о сем, а больше о делах.

«Торговля идет тихо, товару распущено в долг много, получка тугая, а самого тянут со всех сторон. Вот и праздник на дворе, надобно подводить счеты, поверять годовой приход с расходом: барышам-то, пожалуй, и поклонишься в пояс. А тут еще затеял я постройку, да и Машу пора пристроить к месту…» И пораздумался почтенный человек до того, что и забыл почти, где он – на улице или в лавке, подвигается к дому или перекидывает косточками на счетах и пересматривает непротестованные векселя…

Вдруг на повороте в одну улицу подступил к нему, точно из земли вырос, разносчик с лотком. «Купите, сударь остатки: дешево отдам для вечера», – проговорил торговец, снимая шапку перед почтенным человеком. Но этот последний, слишком занятый своими думами, не обратил никакого внимания на его учтивый зазыв и продолжал путь. Разносчик тоже не отставал, продолжая предлагать товар и уверяя, что отдаст его почти даром. «Да отвяжись ты от меня!» – сердито крикнул почтенный человек, раздосадованный этой навязчивостью. Но разносчик твердил свое: «Возьмите, сударь, ей-богу останетесь довольны, истинно хочу заслужить вашей чести. Товар-то какой – объеденье, не изюм, а уступаю за полцены, дешевле пареной репы. Остаток, велико право-слово. Возьмите, сударь, ведь я и допрежде продавал вашей милости в городе». И как будто в подтверждение своих слов разносчик снова снял шапку.

«Ну, что пристал?» – спросил почтенный человек голосом помягче прежнего. «Остаточек купите, господин честной, – дешевизь-то какая!» – отвечал разносчик, вынимая из-за кушака безмен и приготовляясь вешать товар. Слово ли дешевизна, или вежливая настойчивость разносчика подействовали на почетного человека, только он остановился и сказал: «Ну показывай, что у тебя». – «Изюм, сударь, настоящий кувшинный, цареградский; извольте-ка взглянуть на свет: что твой янтарь, а во вкусе истинная манность». И с этими словами разносчик поднес лоток к самому лицу почтенного человека, прибавив: «Извольте откушать, сударь». Почтенный человек, по привычке, свойственной коммерческим людям, попробовал изюм и нашел, что разносчик немного увеличил похвалы ему; спросил о цене и с удовольствием услышал, что она умеренна.

«Ну, делать нечего, малый ты хороший, отвесь мне два фунта», – сказал он, выторговав еще несколько копеек. «Помилуйте, сударь, что вы: возьмите весь остаток. Уступлю еще, коли вашей милости обидно. Эх, не за продажею дело стало!» – «Да тут, я думаю, фунтов пять будет?» – «Семь с осьмухою; извольте, сию минуту перевешаю для вашей чести».

И, не дожидаясь согласия почтенного человека, разносчик свесил весь изюм и начал укладывать его в бумагу. «Стой, стой, что ты. Семь фунтов – какой же это остаток! Нет, брат, не надо», – сказал почтенный человек и двинулся было в путь.

Но разносчик смекнул, что в такую пору, вечером, другого покупателя не найти, что, стало быть, необходимо всучить товар почтенному человеку, благо попался. «Сударь, что вы, позвольте, – заговорил он голосом убеждения и жалобы, – какого же вам еще остатка? Слишком полпуда таскал на лотке; то распродал, а это вот осталось: остаток, как и должно быть остатку. Возьмите, сударь: и самим годится к чаю, и деткам полакомиться. Сами изволите видеть, какой товар – на редкость, а отдаю себе в убыток, как перед богом сказать, хоть не дожить мне до завтрашнего утра. То есть дешево и сердито… »

Почтенный человек точно встрепенулся при последнем убеждении разносчика и ударил себя по лбу, как будто пораженный неожиданною мыслью. Но это продолжалось одно мгновение. «Экой ты плутягин какой, – сказал он самым дружелюбным тоном, потрепав продавца по плечу, – счастье твое, наживай деньги», – тотчас же заплатил за семифунтовой остаток изюма и кликнул извозчика.

Но как, по-видимому, ни был доволен почтенный человек своею выгодною покупкою, он все-таки не переставал думать, и посиживая в санках: думы эти виднелись в его озабоченном лице и даже отчасти высказывались вслух. К сожалению, нелюбознательный извозчик заметил только, что часто повторялись слова: «остатки, дешевые остатки, дешево и сердито, знатная штука!..» Но что бы могли значить эти отрывочные выражения?

По приезде домой и по выпитии определенного числа чашек чаю почтенный человек выразил свои торговые заботы тем, что расспросил старшего молодца из лавки, аккуратно ли он отмеривает и отрезает мелкие покупки от кусков материи, и сделал при этом несколько практических замечаний о выгодах и невыгодах деревянного аршина сравнительно с железным, повторив в заключение слышанные извозчиком слова: «дешевые остатки – понимаешь, – дешево и сердито? Важнительная будет штука!» Потом почтенный человек прикидывал что-то на счетах и лег спать в самом прекрасном расположении духа.

Это было незадолго перед Святой неделей; а на первых же днях праздника почтенный человек объявил о продаже остатков (таких-то и таких товаров) по самым дешевым ценам.

Итак, вы видите, что важное коммерческое открытие, подобно всем великим открытиям в области ума человеческого, начиная от Архимедова до Дагеррова ^{43} , произошло совершенно случайно. Не думай почтенный человек о возможности продавать дешево и сердито, не попадись ему разносчик с остатками, не случись это перед праздником – не было бы и дешевых остатков, не существовал бы в торговом мире и Фомин понедельник ^{44} .

Так говорит достоверное предание, ходящее между московскими старожилами, которые помнят еще, что почтенного человека, открывшего существование дешевых остатков, звали Михаилом Федоровичем.

Разумеется, что объявление почтенного человека (он же и Михайло Федорович) удивило не только торговцев Ножевой линии, но и всех рядовичей ^{45} . Зато и результат этого объявления был поразительный. Новизна, соблазнительные слова: «по самым дешевым ценам», ясная погода, стоявшая в то время, близость времени года, когда вместе с обновленною природою прекрасный пол убирает себя цветущими нарядами, – все это благоприятствовало успеху дешевых остатков. И первые три дня Фоминой недели в лавке почтенного человека прохода не было от покупательниц, и он, весело поглаживая бородку, едва успевал получать деньги…