Но всё же запомните этого «ба-а-атам мужикам». Он нам пригодится, когда будем говорить о хлебных реквизициях, а потом о раскулачивании. Голодающие люди продавали всё, что имели, — но кто-то ведь их имущество покупал! Кто, интересно? Жидомасон пришел с золотом от устроителей всемирного заговора?

…В 1933 году что-то подобное случилось на Украине — и «жовто-блакитные» соседи до сих пор кричат о «голодоморе». А это не голодомор — это просто голод. Обыденная реальность «России, которую мы потеряли». Голодовки случались в ней с мрачной регулярностью. Такие бывали нечасто, но ситуация, когда к весне сельское население «опухало», считалась обыкновенной, причем не только в голодные годы.

Государство и общество пытались как-то помочь — хотя и не все в этом участвовали, многие склонялись к англосаксонскому идеалу. Как, например, тот помещик, который в июне 1906 года писал:

Любопытна эволюция настроений этой категории российской элиты. Когда летом 1917 года они сами оказались в положении «голодного и бедного» (естественно, по их меркам), вы думаете, они не дали волю «подлым страстям», показали пример «образованности и трудолюбия» на земле, выделенной им по «трудовой норме»[28]?

Ага, сейчас!

В мае 1917 года один из помещичьих союзов выпустил прокламацию. Начиналась она словами: «Будущие пролетарии — русские землевладельцы — соединяйтесь!» А заканчивалась так:

И подпись: Союз несчастных землевладельцев.

Надо же: только увидели на горизонте даже ещё не голод, а просто уменьшение количества отбивных в неделю — и уже так возбудились!

Ну как не посочувствовать…

Возможно, если бы столыпинская реформа была проведена в 1861 году, какой-то положительный результат мог получиться. Россия не стала бы промышленным государством, но из нее вышла бы крепкая аграрная страна. Однако что толку в частице «бы»? Реформы были такими, какими они были.

Столыпинская реформа изменила «линию ненависти». Раньше та проходила между деревней и поместьем, а теперь переместилась внутрь деревни. По одну ее сторону стояли бедняки, по другую — их разбогатевшие на реформе односельчане, которых впоследствии стали называть кулаками.

Мы ещё по книгам и фильмам о коллективизации помним эти термины: кулак, бедняк, середняк. Помним даже, что бедняки могли иметь лошадь и корову, а середняцким считалось семейство, у которого было больше одной лошади и больше одной коровы[30]. К бедняцким относили хозяйства, имевшие меньше пяти десятин. Это абсолютные показатели — а ведь были еще и относительные. Например, три лошади и двенадцать десятин при составе семьи 4 человека — это сильные середняки, а если в семье, скажем, пятнадцать душ и четыре-пять работников?

По-видимому, абсолютные показатели, принятые ещё в те времена, — это хозяйства, которые считались бедными при любом составе семьи. Сколько же их было?

А вот этот показатель как раз приходится искать днем с огнем! Статистика Российской империи вообще-то не слишком жаловала крестьян, а эту тему она и вовсе не любила. Но всё же некоторые исследования делались.

Лев Литошенко в книге «Социализация земли в России» приводит следующую таблицу, составленную по 25 губерниям на 1917 год.

Этот материал предоставила статистическая выборка, в основу которой положено исследование 427 тысяч крестьянских хозяйств по 25 губерниям. Исследование не тотальное, однако довольно масштабное.

Какие из перечисленных хозяйств можно отнести к бедняцким? Итак, будем считать бедными хозяйства, имевшие меньше пяти десятин, меньше двух лошадей и двух коров[31]. По всем трем показателям мы получаем примерно одинаковую цифру: около 75 %.