Находясь в Нижнем Березове, Галан зорко следил за провокаторской работой националистической агентуры, проникшей в ряды горновцев, во главе которой стал К. Яран, и продолжал борьбу с нею. Через многочисленных корреспондентов писатель получал подробную информацию о положении дел во Львове, Станиславе, Коломне, Перемышле и других городах. Брат, проживавший в это время во Львове, помогал Галану: пересылал ему газеты, журналы, письма, информировал о политической борьбе в городе. Галан неоднократно просит брата выяснить возможность издания новой, революционной газеты, но в условиях ожесточенного наступления реакции такое издание осуществить так и не удалось.

А группа К. Ярана продолжала между тем свою раскольническую работу. Прикрываясь именем горновцев, члены этой группы протаскивали в своих писаниях национализм, оплевывали Советский Союз, травили революционное ядро викновцев.

Летом 1934 года группа Ярана сделала новый провокационный шаг. Обманным путем получив у ряда прогрессивных писателей их рукописи и объединив их со своими писаниями, она издала во Львове альманах, где открытая фашистская и националистическая пропаганда маскировалась именем «Горно», известного трудящимся массам Галиции как революционное литературное объединение. Необходимо было дать отпор провокаторам, разоблачить их перед общественностью Западной Украины и в первую очередь перед рабочими и крестьянами.

8 ноября 1934 года Галан письмом в редакцию дрогобычской газеты «Наш голос» заявляет протест против провокаций агентов национализма и решительно отмежевывается от них. Но Галан понимал, что для полного разоблачения провокаторов нужен протест всего революционного ядра «Горно» или, по крайней мере, его подавляющего большинства. 26 ноября 1934 года Галан вместе с Тудором и Козланюком пишут заявление, которое явилось программным документом, определяющим отношение революционных писателей Галиции к деятельности группы К. Ярана. В нем говорилось:

«Летом 1934 года появился во Львове литературный альманах „По цей бич“ („По эту сторону“), в котором в большинстве своем помещены произведения западноукраинских писателей, группировавшихся около журнала „Викна“. Как члены руководства этой группы и члены самой организации, ставим в известность, что:

С появлением альманаха… группа пролетарских писателей не имеет ничего общего.

Альманах… есть дело замаскированных националистов К. Ярана и В. Дмитрина и их националистических опекунов и компаньонов, которые еще в 1932 году старались всеми способами саботировать работу „Горно“ и повернуть ее в русло национализма.

Этот свой саботаж они продолжали в последующие годы, пользуясь временным физическим разгромом группы (аресты, закрытие „Викон“) и парализуя ее работу во время клеветнических кампаний западноукраинского фашизма в 1933–1934 годах.

Альманах… является литературным мошенничеством, ибо его издатели получили материалы для него от многих членов „Горно“ в то время, когда этим членам, разбросанным по стране, не были известны националистические позиции этих людей. Он является одновременно вражеским классовым выступлением, так как его выпуск является одной из попыток агентов украинского национализма пролезть в западноукраинские пролетарские ряды, чтобы под маской пролетарской идеологии вести в них вредительскую работу.

Осуждаем… альманах как очередную вылазку замаскированного украинского национализма и призываем других членов литгруппы „Горно“ присоединиться к нам в этом осуждении».

Подписи: «Петро Козланюк, Степан Тудор, Ярослав Галан». И дата: «Львов. 26.XI 1934 г.».

Переправлять партийные и антиправительственные литературные документы во Львов, Станислав и Дрогобыч из Нижнего Березова было непросто. Да и не только документы. Нередко обстоятельства требовали присутствия во Львове самого Галана.

Как обмануть, сбить со следа полицию? Приходилось путать след. Однажды, вспоминает Антон Геник, «Галану нужно было по заданию партии поехать во Львов. Он попросил, чтобы я проводил его тайно до вокзала в Коломне. В три часа ночи Галан и я незаметно вышли. Галан хотел запутать след, на который уже тогда пыталась напасть полиция. Дома он приказал говорить всем, что он в Березове: пошли, мол, с Антосем в Рушир, на поле, на заготовку дров.

В Коломыю двинулись пешком, через лес. Миновали его, вышли на околицу села Слобода-Рунгурская и пустились в направлении села Рунгуры (сейчас — село Новая Марковка). Через километра два хода по центральной дороге, еще в темноте, свернули на юг и снова очутились под лесом. Взобрались на небольшой, но достаточно крутой холм, чтобы с него увидеть всю околицу, куда нам идти дальше, чтобы не встретиться с людьми. Когда мы были на этом холме, стоял уже день…»

«Конспирация — залог здоровья», — шутил Галан. Но где-то в глубине души чувствовал, что «везение» вечно продолжаться не может.

Воспользовавшись убийством членами ОУН в Варшаве, в июне 1934 года, польского министра Перацкого, полиция арестовывает Галана как «подозрительного».

Галана отправили в яблоновскую тюрьму, где он провел несколько недель в невыносимых условиях.

Мать Анны — М. В. Геник — вспоминает: «К Ярославу никого не пускали, не давали ему есть. Я ежедневно за восемь километров носила передачу. Меня отгоняли от окна, где за решетками сидел Ярослав. Полиция считала его особо неблагонадежным заключенным». Но получить какие-либо сведения от Галана охранке не удалось, как не удалось и установить его связь со Львовом. Писателя выпускают на свободу.

Галан не потерял связей с коммунистическим подпольем. Это видно хотя бы из того, что на листовке, изданной в 1934 году, с протестом против подготовки войны с Советским Союзом и фашистского террора в Германии, мы находим рядом с именами Тудора, Гаврилюка и Козланюка и имя Галана.

Недреманное око «радетелей» Галана из охранки не знало отдыха. Уездный начальник государственной полиции пан Белянув, как и его коллеги из Львова, также облегчил труд будущих биографов Галана. Он оставил потомству рапорт, преисполненный истинной скорби и негодования: «…После отъезда Галана в июне 1935 года во Львов, как известно мне, компартия послала его в Варшаву, где он имел близкую связь с Владимиром Генсьорским, студентом тамошнего университета, который теперь находится в варшавской тюрьме… Относительно Генсьорского, который родом из Березова здешнего уезда, мне известно, что он до 1934 года был членом ОУН (Организация украинских националистов), однако под влиянием Галана он, как и его сестры Соня и Люба, учительницы в Березове, перешли в компартию…»

Но кто эти люди, о которых повествует пан Белянув? Оказалось, Софья и Любовь Генсьорские — бывшие учительницы. Сейчас — пенсионерки, проживающие недалеко от Коломыи. В те годы, когда их персоны привлекли внимание уездного начальника полиции, они проживали в селе Средний Березов, что раскинулось в четырех километрах от Нижнего Березова.

Когда сестер Генсьорских ознакомили с сочинением пана Белянува, чувства их были весьма сложными.

— Насчет влияния Галана на нашу семью и вступления нас в компартию здесь все верно. Но относительно нашей принадлежности к ОУН пан Белянув явно промахнулся. Мы никогда взглядов националистов не разделяли. Наш отец был русофилом. И, как и отец Галана, три года назад находился за это в концлагере Талергоф. И вообще в судьбе нашей семьи и семьи Галанов было в этом смысле много общего. После прорыва русских войск в Галиции и выхода их на Карпаты в 1915 году в нашем доме размещался штаб одной русской воинской части. Позже, как русские войска стали отступать, они помогли нам эвакуироваться в Бердянск. Володя и мы учились в русской гимназии, подобно тому как и Ярослав Галан, который тогда жил в Ростове-на-Дону. В Бердянске мы встретили Великую Октябрьскую революцию, собственными глазами увидели свободу, добытую рабочими и крестьянами под руководством Коммунистической партии.

Но как бы там ни было, главное начальнику полиции все же удалось разнюхать: Галан действительно многих и многих обратил в свою веру. Многим раскрыл глаза на истинное положение вещей, которое многие люди Верховины не могли ни понять, ни объяснить.