26. Почему горят глаза?
- Какая, однако, у вас пошлая лексика! - мелодично попеняла мадмуазель Генриетта комиссару, когда тот сделал паузу, чтобы высморкаться. - Хотела бы я поговорить с вашей супругой. С глазу на глаз. Представляю, что можно было бы выведать у нее о вашей высокой персоне.
- Вы думаете, комиссар Мегре бьет ее ногами, обливая матом, и таскает потом за волосы по квартире? - перестав гонять слюну меж зубами, заинтересованно посмотрел Катэр на комиссара.
- Может, он ее бьет, обливая матом, и таскает потом за волосы по квартире, а может, и она, - усмехнулась мадам Пелльтан.
- Я слыхал от одного репортера, что он облагал всех проституток своего района натуральной данью, - подмигнув комиссару, сказал Катэр. - А от одного ажана, что проститутки стояли в очереди, чтобы попасть к нему на прием. Когда же он был рядовым полицейским, мадам Мегре заставляла его после дежурств трижды мыть руки с содой и чистить под ногтями. Заставляла, боясь схватить от муженька дурную болезнь, а то и две.
- Действие третье, сцена вторая, - тяжелый взгляд Мегре утопил Садосека в кресле. - Итак, наш Волк прошел в спальню, лег в постель, стал дожидаться звонка домофона. Он не заставил себя ждать.
- Входи, внученька, входи, милая, - сатанински торжествуя, нажал Волк кнопку пульта.
Внученька вошла с букетиком полевых цветов в одной руке, в другой - корзинка...
Мадмуазель Жалле-Беллем, вспомнив букеты Делу, криво улыбнулась:
- Замечательно, Мегре! Вы гений!
Мегре отставил книжицу, посмотрел на женщину изучающим взглядом. Ее нарочито мужской костюм (черный в светло-серую полоску), шел ей не меньше декольтированных платьев.
- Представляю, что вы скажете, услышав все, - сказал он, изрядно подмешав в голос сожаления.
- Довольно! Довольно с вас, я тоже хочу читать! - вскочила вдруг та, как змеей ужаленная. Голос ее дрожал. - Дайте мне книжку!
- Зачем она вам? Впрочем, сценарий в ваших руках...
- И вправду, - мадмуазель Жалле-Беллем артистично изобразила книжку кистями рук. Полистав, - складывая ладони, - отыскала нужную строчку, замерла на минуту, стала говорить, водя глазами из стороны в сторону:
- После встречи с Лу на краю леса воображением Люсьен завладели сладостные фантазии. Увидев их источник в бабушкиной постели, да еще в кроваво-красном пеньюаре - негодяй не прикрылся одеялом - девушка почувствовала желание, казалось, навек притупленное медикаментами дедушки, шагнула к кровати, положила букетик к ногам Волка. Тут ей овладела робость, в голове помутилось, она сказала слова, сами собой пришедшие на детский еще ум:
- Бабушка, бабушка, а почему у тебя так ярко горят глаза?
- Мои глаза горят, потому что ты подожгла их, подожгла своей неземной красотой, - отвечал Волк.
- Бабушка, бабушка, а почему у тебя такие сильные руки? - продолжала Люсьен спрашивать, как в сказке спрашивала Красная Шапочка.
- Чтобы сильнее прижать тебя к себе, mon petit loup[31], - сказал Волк. - Так прижать, чтоб стать с тобой единым существом.
Тут ноги девушки подкосились, выронив корзинку, она упала в распахнутые объятия Волка. Из прихожей послышались череда глухих звуков – запертая бабушка всем телом билась о тяжелую дверь чулана...
Мадмуазель Генриетта, увидев перед глазами стакан воды, протянутый старшей медсестрой Вюрмсер, очнулась. Несколько секунд она смотрела ошарашено, затем вскочила на ноги - вода пролилась ей на грудь, сделав шелковую кофточку прозрачной, - заговорила вновь, срываясь с голоса, то спеша, то замолкая:
- Когда они тешили друг друга, в спальню приведением вошла бабушка. Обнаженная, вся в синяках и кровоподтеках.
- Внученька, внученька, что же ты делаешь, ведь он бил меня, бил! - потекли по щекам ее слезы. Рыдая, бедная женщина рухнула на пол. Она хотела умереть - жить стало незачем. Красная Шапочка пожалела любимую бабушку. Вырвалась из объятий Волка, бросилась к ней, обняла, запричитала.
- Вот, бабы, вечно все испортят! - сел осерчавший Волк на кровати. - Все было так хорошо, и могло быть еще лучше...
Вмиг рассвирепев, он спрыгнул на пол, схватил бедную бабушку за волосы, приблизил ее лицо к своему лицу, заорал:
- Тебе, старая дура, надо было просто залезть к нам в постель! Понимаешь, просто залезть к нам в постель! Или оставаться в ней! И всего этого не было бы, было бы обоюдное удовольствие, было бы забавное приключение, о котором в старости приятно пошептаться с подругами! Идиотка!
Красная Шапочка бросилась на подлеца соколицей, опрокинула на пол.
Ударила кулачком по лицу. Раз-раз-раз!
Попала в глаз, в нос!
Дико закричав от боли, Волк оттолкнул девочку, кинулся к зеркалу.
Увидев кровь текшую из носа, набросился на бедняжек - те стояли в обнимку на коленях.
Стал их злобно пинать, выкрикивая оскорбления.
Высвободив злость, посидел на кровати, затравленно глядя на бабушку... на женщин, продолжавших рыдать.
Плюнул в их сторону. Встал, стянул простыню с кровати. Простыню, расцвеченную не девичьей кровью, но соком полевых цветов.
Промокнув кровоточивший нос, попытался разорвать ткань - не вышло.
Пошел к буфету, достал ножик, который сам точил.
Располосовал полпростыни, связал нас... - Генриетта запнулась - связал бабушку с внучкой, затолкал во рты кляпы, и одну за другой бросил в чулан.
- Одумаетесь, стучите - я легко прощу! - были последние его слова.
Последние слова, которые он произнес в поганой своей жизни.
27. Схватил топор
Мадмуазель Жалле-Беллем опустила свою «книжицу», посмотрела затуманенным взглядом в сторону профессора. Тот знаком предложил ей сесть. Когда женщина сомнамбулой опустилась в кресло, обратил взор на Садосека:
- Теперь вам читать, месье Катэр. В качестве напутствия позволю себе обратиться к вам перефразированными словами Шекспира: - Пожалуйста, Франсуа, произнесите свою речь легко и развязно, не пиля воздуха руками. Если вы будете кричать, как многие из наших актеров, так это мне будет так же приятно, как если бы стихи мои распевал разносчик пареной репы.
- А можно я просто расскажу, как было? Актер я никудышный, не тот профиль...
- Мегре, вы не возражаете? - судейским тоном спросил профессор комиссара.
Тот, кивнул, продолжая скептически рассматривать ногти. Мадам Мегре рядом не было давно, и некому было напоминать ему о необходимости воспользоваться маникюрными ножницами.
- Комиссар согласен на вольный пересказ. Рассказывайте, Франсуа.
- У вас так вкусно пахнет котлетами… - не услышав его, посмотрел Садосек на хозяйку квартиры. - Можно я попробую одну?
- Нет у меня никаких котлет! Это сверху жарят, - отрезала мадмуазель Генриетта.
- Перестаньте паясничать, Катэр! - прикрикнул Перен. - Рассказывайте, что было дальше!
- Ничего я не паясничаю…
- Рассказывайте!
- Ну, хорошо, хорошо. Значит, Действие четвертое. Ну, я в нем в лесу ковырялся, когда мадам Пелльтан с потекшими глазами прибежала, - мешковато встал Садосек. - Прибежала, сказала, что сволочь Лу, то есть Волк, похитил Красную Шапочку, доченьку мою единственную.
- Куда унес?! - спрашиваю, ничего не понимая.
- К Генриетте своей! - кричит, - к стерве, чтобы втроем содомски трахаться.
- Откуда знаешь?! - осерчал я.
- Своими глазами видела, - орет благим матом, - в окно смотрела, как он дочь твою наяривал, твою же женушку лапая.
- Не может быть, - говорю, - он же... он же голубой...
- Это для тебя, педика, он голубой, - заорала, и по лицу, и по лицу, и все наотмашь.
Ну, я разозлился, и к теще ринулся, топор свой даже позабыв.
Вбегаю в гостиную - все перевернуто, бегу в спальню, там Лу, пьяный, спит, пустая бутылка рядом, ополовиненная простыня на полу, вся в пятнах крови, нож сверху. Ну, в голове у меня злость гранатой взорвалась, я тот ножик схватил, да нет, не схватил, он сам мне в руку прыгнул, и саданул гада от паха до поддыха...