– Ладно, вы не хотите знать, как меня зовут. А как зовут вас?
– Меня зовут, наверное, уже Иван Дурак. Я умею неплохо плавать, могу стрелять и драться, хотя и не особо люблю. Я еще никому не врезал просто так или ради денег. Мне предлагали звание майора в морской пехоте соседнего государства, но я отказался – Мазепы всякие не в моем вкусе, не люблю предателей. Мой предок из захваченной османом Сербии пришел сюда осваивать Дикое поле по приглашению матушки императрицы – значит, я российскому государству буду верен. Звали меня и в ОПГ, который еще банком «Менатеп» называется, возглавить охрану в одном из филиалов. Но я тихо-мирно перебрался под Мурманск, где еще сохранились «белые медведи» в черных беретах, за последние пару лет имел две длительные командировки в горячую точку на Северном Кавказе. Грустные довольно.
– Жалеете, что подавляли свободу?
– Жалею, что мало грохнул «борцов за свободу». За то, что они там с беззащитными людьми сделали, с русскими в основном. Знаешь, Рыжая, что такое находить фотки от людей на помойке? Людей, что еще недавно жили на этой улице, в этом доме. И за погибших товарищей не до конца сквитался. Очень хотелось бы повидаться и с теми, кто тварям столько лет безнаказанности дал, кто столько оружия им передал, установки залпового огня, огнеметы. Кто им деньги и топливо всё это время гнал. Вот Егора Тимурыча с Борисом Абрамычем да прочих любителей «вашингтонского консенсуса» поставить бы на кочку, и «Акацию» на них навести, пусть потом лопатой дерьмо из штанов выгребают...
Лазаревич не без усилия остановил себя, растарахтелся как Городницкий, нашел перед кем душу изливать – чёрт, эффект дамского внимания всегда сопровождается размягчающим воздействием.
– А еще девушка должна спросить...
– Есть ли у меня девушка? Девушки… с утра не было. Вы не годитесь, вы очень расторопны для невинной особы, у вас слишком яркая внешность.
– Не валяй дурака, капитан, а то и в самом деле никогда майором не станешь.
Она вдруг оказалась рядом с Лазаревичем.
– Раз вы не пьете с дамами водку, тогда я сама, наливайте, мне надо снять посттравматический синдром.
– Пожалуй, сегодня я сделаю исключение. Смотреть не могу, когда женщина это делает одна.
После третьй она оказалась столь рядом, что пришлось её даже приобнять. Зеленые глаза Рыжей так посмотрели на него, искоса, из-под полуопущенных век, что он почувствовал себя как тот астроном, который впервые увидел неизвестную планету. Уголок ее дерзкого рта так улыбнулся, что у него что-то размягчилось и потекло в районе сердца, словно это был пломбир. А еще ее ладошка прошла по его груди, «ну что, расплавился, железный дровосек?» Его правая рука сама собой приземлилась на ее талию, левая рука тоже самостоятельно десантировалась на ее гладкую ляжку, а еще сработало самонаведение на ее резко очерченные губы. Забудься, капитан. На какое-то время – а минуты как будто растянулись на часы – он затерялся среди спелых персей и упругих бедер Рыжей. В конце ему даже казалось, что он как чайка над морем – летит и падает, окунаясь в её дышащую сладостью глубину, и взлетает снова.
Утром он так и не спросил её имя. Хотя она сунула ему в карман номер своего телефона…
Выйдя с вокзала, Лазаревич заметил одну пропажу – на шее не было амулета. Сам потерял во время купейного танго или девушка взяла на память? Ладно, к чёрту суеверия. Сел в такси, поехал по адресу, который дал ему Городницкий из ленинградского «Океанприбора». Это было ОАО «Прилив», расположенное неподалеку от электротехнического института связи; недавно еще «почтовый ящик». А теперь половина здания уже отдана под склады секонд-хэнда и конторы-однодневки, своей коммерческой участи ожидает и вторая половина. В «Приливе» капитан получил кейс с документацией от одного из друзей Городницкого.
Обоих инженеров капитан Лазаревич знал еще с Анголы, спецы из питерского и одесского институтов помогали развертывать гидроакустический комплекс и довели его до ума уже после того памятного нападения диверсантов. Как развернули, противник еще разок был обнаружен, крепко получил по мозжечку, после чего заткнулся и не возникал. По словам Городницкого, в «Приливе» мастерили блоки обработки информации для этого комплекса – до тех пор, пока развал страны с приватизацией не нагрянули. В том числе, аналогово-цифровой преобразователь, который Лазаревич в свое время вывозил из Намиба. Важная штука. Умеет на аппаратном уровне отсекать шумы моря-океана от содержательных сигналов.
У ящичка-преобразователя есть милая особенность, его не разберешь, не просканируешь, хоть обосрись. При попытке вскрыть – начинка разрушается безвозвратно, адью. Укради ты успешно АЦП, а без документации не будет всё равно фурычить. В документации указаны установочные параметры, коды доступа, принципиальная схема. Потенциальный противник такой преобразователь вместе с документацией наверняка хотел бы поиметь – по словам Городницкого, у штатников этот вопрос решается с помощью многотонного программного обеспечения, которое, как известно, долго отлаживается и нередко глючит. Собственно и у нас так было до появления этого АЦП; он в натуре заменил программы на миллион команд… В общем, документация вкупе с ящичком помогла бы помочь противнику сэкономить кучу денег и усилий на собственные разработки. А нам оно надо?
Времени было действительно в обрез – подозрительные личности так и крутились по «Приливу», как мухи на помойку слетались, ползали, шевелили грязными лапками. Да и в Питере наведались к самому Городницкому; он про это в телефонном разговоре Лазаревичу сказал и голос у старичка был грустный. Сколько он еще там продержится? Живет бедно, поломают ведь Андрей Андреича, купят или запугают…
Сейчас копии документации пошли в печку, единственный экземпляр – в кейс к капитану морской пехоты.
Выйдя из института на улицу с заполненным кейсом, Лазаревич взял такси. Теперь, по идее, надо в аэропорт. Никого из живых родственников в городе не осталось – мать умерла молодой, ушла вечером купаться на море и не вернулась, тётки разъехались, отец почил совсем стариком, он еще в Корейскую войну американские бомберы сшибал, чтобы напалмом беззащитный люд не поливали… Однако капитан попросил таксиста по городу прокатить, и чтоб непременно по Французскому бульвару – вспомнить детство-юность, ах, Одесса, жемчужина у моря. Похоже, жемчужину присвоили чужаки, прибили свои вывески, подняли свои флаги, дали улицам имена лгунов и предателей… Неплохо бы и понаблюдать за обстановкой. В районе стадиона «Динамо» заметил хвост, ясно – за ним слежка. К дряхленькой Волге прилип бумер, на короткой дистанции, не стесняясь. Дальнейшее было представимо – о кейсе с документами преследователи наверняка знали – в удобном месте прижмутся бортом и Волга покорно слетит на обочину. А там господа быки выйдут, капитана замесят, документы заберут. Непонятно только, как они его вычислили, такси ведь после института изрядно попетляло.
Ну что ж, поездка окончена, Лазаревич сказал водиле, чтобы высадил его возле автобусной остановки.
На удивление там было мало людей – он и еще две старушки, да и вообще на улице почти никого.
Бумер остановился шагах в тридцати впереди. Автобуса всё не было и, похоже, уже не предвиделось. Старушки, пообсуждав способы приготовления рыбы-фиш, в итоге потащились куда-то пешком, попутно награждая городское начальство «лестными» эпитетами и желая ему всего наилучшего – «шоб у него морда наглая лопнула». У бумера открылись две дверцы, оттуда выбралось трое типов и пошли в сторону остановки.
Чего уж теперь ждать, они сразу стрелять настроены – руки за пазуху тянутся. Лазаревич рванул по проулкам в одноэтажной застройке – к морю. У воды должно быть люднее. На какое-то время удалось оторваться от преследователей. Подходящий момент, чтобы на время от груза избавиться – вынув из кейса, сунул документы под зловонный мусорный бак. И еще попетлял, прежде чем к морю выйти. Смеркаться уже стало, видна песчаная полоса, перед ней цепочка построек, закусочные, эллинги и ангары для яхт, за ней – урез воды. Летом на пляже, может, и порядком народу, а сейчас, извините, пасмурный октябрь.