Они так торопили Якова, что даже не дали ему времени, чтобы сводил их на еще одно отысканное им место с медными рудами — к Григоровой горе, что стояла на камском берегу, невдалеке от Соликамска. Уехал Яков на север, отрядив своего сына Василия показать то место москвичам. С Василием на Григорову гору отправился целовальник Осип. Но Василий оказался не так цепок памятью, как отец. Сбился в пути с верного направления, заплутал в лесах и на отцовские ориентиры выйти не смог. Так что ставшие впоследствии знаменитыми григоровские залежи москвичам в ту пору не открылись.
Тем временем Яков Литвинов рыскал по печорским берегам, отыскивая серебряную руду. Уже вскоре присылает он в Орел-городок с пинежанином Семейкой (тоже строгановским холопом) четверть пуда породы, которую, как написал сам Литвинов, он показывал ранее каким-то немцам, и немцы говорили, что та «руда серебряная».
Конечно, ту породу сразу же стали опробовать. Мастеру Ватеру присланная руда не показались, он ее сразу обозвал пустой глиной, и плавка подтвердила его правоту.
И с указанными Литвиновым медными местами тоже выходила неудача. Пока он ездил на Печору, московские посланцы, выполняя царево указание разрабатывать те руды, закончили проходку значительной по тем временам горизонтальной горной выработки. Ее размеры по ширине и высоте были 4 x 4 сажени. Да в глубь горы зашли на пять саженей. По современным мерам эта выработка имела параметры 8,5 х 8,5 х 10,7 метра. В пройденном объеме руда встречалась небольшими тонкими слоями, залегала в твердых породах, и меди в ней было мало. Мастер Ватер заявил, что руда здесь слишком бедная, чтобы на ее основе закладывать завод, и надо поискать другое, более богатое рудное место.
Стали ждать Якова Литвинова, может, укажет что-либо более подходящее. Тем временем он на Печоре не только искал новые серебряные руды, но обследовал и старые выработки на Цильме, и в ноябре 1617 года прибыл из тех мест, привезя с собою почти полпуда тамошней руды. Доставленную им руду мастер Ватер поделил на две части и из обеих добыл значительное количество меди. Тогда было решено отправиться на Цильму снова и попытаться там основать выплавку меди, тем более что, по мнению Якова, на Григоровой горе можно будет организовать добычу только после спада воды от весеннего разлива.
Москва утвердила такое решение и повелела своим посланцам отправиться на Цильму. Указ об этом привез на Урал 25 января 1620 года другой сын Якова Литвинова — Моисей. Видимо, в столице руды цильменские показались более качественными, и посему было приказано, чтобы там, «где руда объявится, копать во многих местах и промышлять над нею с великим радением…»
Вероятно, Яков Литвинов был тогда уже серьезно нездоров либо вообще его не стало, но экспедицию повел на Цильму Моисей Литвинов. 29 мая 1620 года он привел Бертеньева и компанию (конечно, и англичанина Ватера) на старые цильменские выработки. Государевы посланцы сразу же широко развернули поисковые работы. Было пробито около сорока шурфов, некоторые глубиною до 15 метров. К сожалению, только в двух из них оказалась руда. От этих-то двух били канавы-рвы шириной до 4 метров и длиной до 105 метров. Но и здесь найденная руда не удовлетворила мастера Ватера. Он заявил, что она бедна, ставить завод невыгодно.
Моисей же Литвинов в это время вел свой поиск. Он прихватил с собой «серебряника» Дмитрия Исаева и пошел по Цильме дальше. И в совершенно необжитых местах, в двух с половиной днях пути от последнего в направлении на север тамошнего жилья, Никольской Слободки, он нашел место с богатой рудой. И хотя вскоре, 20 августа 1620 года, московская комиссия была расформирована как не оправдавшая надежд на устройство медеплавильного завода, в те же двадцатые годы на месте, отысканном Моисеем Литвиновым, впервые в России была налажена выплавка меди. Еще кустарно, но почти в промышленных масштабах. Известно, что на строительство того производства были посланы кузнецы и кирпичники из Сольвычегодска, а на организацию промысла изъято из доходов от продажи вина в Орле и Соликамске по двести рублей из каждого. Деньги по тем временам весьма значительные.
Так что, подводя итоги деятельности Якова Литвинова и его сыновей, должно благодарно отметить открытие ими во многих местах Пермской земли месторождений медистых песчаников, в частности находку на Григоровой горе, где вскоре был построен первенец отечественной цветной металлургии — Пыскорский медеплавильный завод. Но этот завод связан уже с деятельностью другой замечательной династии русских предпринимателей — с семьей Тумашевых.
Тумашевы
Тумашевы, судя по сохранившимся документам, первыми на Урале организовали частное медеплавильное производство. Они же организовали и первое в России частное рудосыскное бюро.
Зачинатель всех этих заметных в истории отечественной металлургии дел, Александр Иванович Тумашев, начал свою трудовую деятельность на Урале как мастер-плавильщик на государевом Пыскорском медеплавильном заводе. Работал он там с самого основания завода — с 1634 года. Как мы уже упоминали, завод этот был построен для плавки руд, найденных в Григоровой горе, и назван по имени протекающей здесь речки Пыскорки. Официально считается, что месторождение это открыл в том же 1634 году окольничий Василий Иванович Стрешнев, отряженный Москвой в пермские места искать медные руды. Но существует документ, позволяющий предположить другое имя первооткрывателя. В челобитной, которую отправил в 1666 году государю Алексею Михайловичу сын Александра Ивановича Тумашева Дмитрий, утверждается, что рудное место на Григоровой горе в 1634 году отыскал его отец и за находку такую от казны был удостоен «полного жалованья и месячного корма». Вполне вероятно, что именно Александр Тумашев указал то место Стрешневу. Интересная подробность: известный историк развития горного дела в России А. А. Кузин также считает возможным, что сведения об этом месте А. Тумашев, в свою очередь, узнал от Якова Литвинова.
Но, как бы то ни было, награду, значительно большую, чем А. Тумашев, за открытие тех руд получил боярин Стрешнев — целых 307 рублей.
На поставленном здесь первом русском медеплавильном — Пыскорском — заводе Александр Тумашев и начал трудиться плавильным мастером. Вообще работали на том заводе вольные люди. Александр Иванович Тумашев был высококвалифицированным специалистом и почти сразу стал одним из руководителей (технических) завода. Ему платили высокое по тем временам жалованье — 4 рубля в месяц. В переписных книгах заводского оборудования значится, что он одно время даже состоял «под правежом» за непредставление в срок документов о расходовании казенных денег.
Тумашев был не только плавильщиком руд, но и рудознатцем и рудоискателем. Когда залежь богатых медистых песчаников возле завода стала иссякать, именно его отрядили искать новые рудные места в Соликамском и даже в Верхотурском уездах. Слава о нем как отменном мастере шла по всему Уралу. Иначе чем объяснить, что именно Александра Тумашева верхотурский воевода Стрешнев просит у пыскорского управителя прислать для опробования найденных в подведомственных ему землях руд и организации их плавки. Причем аргументирует просьбу тем, что если Тумашев не приедет, то у него «государево медное рудное дело станет». Хотя были в Верхотурье и свои медные плавильщики и рудовщики, и чтобы специально их подучить, из Москвы в тамошние края прислали в 1645 году великолепный образец медных руд, — смотрите, мол, что искать следует.
Так бы, наверное, и жил Александр Иванович Тумашев высокооплачиваемым специалистом на казенных заводах, но помогла ему выйти на новую стезю беда. В 1б48 году приключился на Пыскорском заводе пожар. Да основательный. Настолько, что государев приказ посчитал восстановление его нерентабельным, тем более что донос управителя завода дворянина Юрия Телепнева убедил приказных: почти все руды здесь вычерпаны.