— Алло, Ева!.. Привет… У тебя, говорят, хорошие новости?

— Да. Но погоди… Вчера я узнала от Даниеля Желена, что Медье… Помнишь Медье?.. Он еще поставил фильм по роману Чейза…

— Да. Ну и что?

— Так вот, он собирается вкупе с мелким итальянским продюсером — его имя ничего никому не говорит — Джузеппе Фрескини… Словом, Желен говорит, вроде бы этот Фрескини заработал немалые деньги на порнофильмах…

— И ты намерена предложить мне такое?

— Да нет же, дай договорить.

Марилен крадучись вошла в кабинет и, поджав ноги, села в кресло, глядя на Сильвена, как кошка в ожидании лакомства.

— Медье и Фрескини задумали нечто весьма оригинальное, — продолжает Ева. — Успех «Дона Джованни» разжег их аппетит, и теперь они решили экранизировать знаменитые романы, вдохновившие композиторов на создание опер, но отталкиваясь при этом как от оригинального произведения, так и от оперного либретто. Такое кино убивало сразу двух зайцев: было по вкусу и любителям литературы, и любителям музыки. Разумеется, актеров будут частично дублировать оперные певцы.

— По-моему, это сущий бред, — говорит Сильвен, крутит пальцем у виска и вздымает глаза к небу. Ева смеется своим мужеподобным голосом на другом конце провода.

— А что не бред в шоу-бизнесе? — парирует она. — Но слушай дальше. Они хотели бы… продолжим в условном наклонении… начать с «Вертера».

Сильвен хихикает и шепчет Марилен:

— Расскажу тебе потом. Бред сивой кобылы. — И продолжает в трубку: — Я прекрасно слышу: «Вертер». Но такой фильм уже был… Режиссер — Макс Офюльс… Ну и что же тут интересного для меня?

— Для тебя? А ты еще не догадался? Они ищут — словом, это пока что слухи — кандидатуру на роль Вертера. Актера не слишком молодого и не слишком старого, с опытом. Первого любовника — не слишком первого и не слишком любовника… чтобы не платить ему больших денег. Тебе это улыбается? В принципе, разумеется, пока что все это вилами на воде писано.

Прикрыв ладонью микрофон, Сильвен консультируется с Марилен:

— Вертер. Ты меня видишь в роли Вертера?

Та хмурит брови.

— «Вертер»?.. Это где длинное соло на скрипке?

— Нет. Ты спутала с «Таис». «Вертер» — это лунный свет.

— А это не чушь собачья? — бормочет Марилен.

Сильвен — в трубку:

— Марилен считает, что это вроде бы чушь собачья.

— Какие же вы глупые оба, — возражает Ева. — Я же тебе сказала — они отталкиваются не только от оперы, но и от книги.

— Какой такой книги?

— Ну как же, от романа Гёте.

Это слово попало в яблочко. Все детали мозаики складываются в голове Сильвена в цельную картину. Тельма оказалась права. Гёте… «Вертер»… вспышки бликов… кровь… Кровь при самоубийстве, черт побери! Значит, он сыграет Вертера… И его ждет триумф!

— Что ты призадумался? — спрашивает Ева.

— Ничего. Прикидываю. А ты знаешь, как связаться с ним, этим Медье?

— Разумеется. У него контора на улице Мариньян.

Трубка дрожит в руке Сильвена. Он запинается.

— Позвони ему, — просит он. — Надеюсь, еще не слишком поздно. Я согласен. Давай не тяни.

Марилен теребит мужа за рукав. Тот с раздражением высвобождается.

— Насчет денег не жадничай.

— Внимание! — предупреждает Ева с тревогой в голосе. — Не бери пока что в голову. Ты как ребенок. Дай мне срок навести справки. Может, все это липа. Буду держать тебя в курсе. Пока все. Тебе и вправду доставит удовольствие сыграть Вертера?

— Да, пожалуй… Я уже так давно… Прошу тебя, немедленно позвони Медье… И если дело на мази, подсуетись насчет роли для Марилен.

— Для меня? — воодушевляется Марилен.

Сильвен ставит аппарат на место и садится на ручку кресла.

— Выкладывай, — требует она. — Так что же я буду играть?

Сильвен чешет ладошку, оставляя вопрос жены без ответа. По правде говоря, он малость обалдел.

— Это формальное предложение? — допытывается Марилен.

— Нет… но попытка не пытка. Прошу тебя, ступай и посмотри в «Ларуссе» — что там сказано про Гёте?

Марилен отправляется в библиотеку. Сильвен слышит, как шелестят страницы толкового словаря. Он просто без сил. Эта задумка скрестить оперу с романом — слишком хороша, слишком экстравагантна, чтобы быть правдой. А между тем ведь Тельма никогда не ошибалась.

— Ты хочешь, чтобы я зачитала тебе статью целиком?

— Нет. Только место, где говорится про «Вертера».

— Начнем с того, что роман называется «Страдания юного Вертера». Далее…

— Да, теперь припоминаю.

Он позабыл. А ведь Страдания — уже само по себе целая программа! Какую же гамму чувств можно тут передать мимикой. Вертер! Этот образ в одной струе со всем, что уже принесло ему успех. И как же он не додумался сразу!

— Не знаю почему, — продолжает он, — но поначалу идея показалась мне ерундовой. А это, наоборот, просто суперкласс. А что, в «Ларуссе» пересказано содержание романа?

— Нет.

— Жаль. Сюжет выветрился у меня из головы. Кажется, девушку зовут Шарлотта… Ее отец какой-то судейский чин… Шарлотта влюблена в Вертера, но помолвлена с верзилой по имени Альберт. Послушная дочь, она выходит за суженого. А Вертер кончает с собой. Чего уж говорить, в сравнении с фильмом «Апокалипсис сегодня»^[10] это просто мура. Ну да ладно, поживем — увидим. Берта явилась?

— Надеюсь.

— Сходи-ка за ней.

— Ты мог бы тем временем одеться поприличнее.

Сильвен накидывает домашний халат, роется в ящиках, находит визитку и пишет: «Роман Гёте „Страдания юного Вертера“. Найти в изданиях „Фолио“».

Вот и Берта. Тридцать лет. Белая блуза с пуговицами на плече. Развязные манеры.

— Сбегайте-ка в книжный магазин. Дайте им эту карточку. У них наверняка есть такая книжка. Она мне срочно нужна.

— Мсье будет сниматься в фильме?

— То-то и оно. Пошевеливайтесь.

Сильвену не сидится на месте. Девять часов. Этот Медье объявится в конторе ближе к полудню. Раньше часа ответа ждать не приходится. Чтобы успокоить нервы, Сильвен долго стоит под душем. Как любопытно! Почти все его персонажи заканчивают жизнь в крови… «Сен-Мар» — герою отрубили голову. Герцог Энгиенский расстрелян… Андре Шенье гильотинирован… Жюльен Сорель — тоже… Чахоточный Шопен — не в счет… А вот теперь — Вертер.

Сильвен думает о револьвере, из которого застрелился его отец. Все таинственным образом связано. Быстро вытеревшись, он звонит Тельме.

— Говорит Сильвен. Здравствуйте, мадам. Разрешите мне прийти?

— Только не сегодня утром.

— Какая досада. Потому что я намерен сказать вам о предложении или, скорее, проекте… Вы были правы в отношении Гёте. Возможно, мне предложат играть Вертера. Вот почему я хотел бы услышать ваше мнение.

— Будьте осторожны.

— Но дайте же мне объяснить…

— Это опасно.

— Опасно играть роль Вертера? От этого еще никто не умирал.

— Повторяю еще раз, я не желаю вступать с вами в спор. Но чувствую, что это чревато опасностью — и все. Вы вольны принять решение, разумеется.

— Опасно? Но что может со мной случиться? Я заболею?

— Я сказала вам все, что знаю. Теперь мне пора уходить. Извините меня, пожалуйста… Приходите на следующей неделе.

«Бред какой-то, — подумал Сильвен, вешая трубку. — Остерегаться — согласен. Но ведь я подпишу контракт не с закрытыми глазами… Порой она не в своем уме, бедная старуха. Ну и пусть! Я его все равно подпишу».

Он закуривает сигарету, чтобы успокоить нервы. Но это сильнее его, и он шагает взад-вперед по кабинету, распахнув стеклянную дверь, он задыхается.

Берта возвращается с книгой. Теперь ему хотя бы есть чем заняться. Сильвен погружается в чтение. Вроде бы Марилен кричит ему с порога: «Вернусь в одиннадцать!» Сильвен читает.

«Я вздыхаю и кричу в душе: ах, если бы ты мог выразить словами то, что чувствуешь! Если бы ты мог излиться и запечатлеть на бумаге ту жизнь, которая пульсирует в тебе с таким пылом и жаром».

Какой приятный сюрприз! А он-то настроился на тоску зеленую. Разумеется, печать эпохи неоспорима. Написано в романтических тонах, подернуто туманной дымкой. Но текст запоминается с ходу. У Сильвена замечательная, прочная память. Он уже способен, прикрыв книгу, повторить фразы, задевшие его за живое.