В составе Алексеевской организации треть были офицерами, половина — юнкера, 10 % — учащиеся вузов, кадетских корпусов, духовных семинарий.

Подчеркнем, среди «великого русского народа», собравшегося восстанавливать порядок в государстве, 60 % были дети. Взрослые предпочитали скрываться за их «колыбелью».

К концу ноября 1917 года под ружьем у генерала Алексеева из 500 добровольцев более 300 были гимназистами, кадетами, реалистами, студентами, юнкерами от 14 до 19 лет. Пороху не нюхавшими, смерть в глаза не видевшими, в живых людей сроду не стрелявшими. В лучшем случае они умели держать в руках винтовку (многим в силу возраста даже 5-кг винтовка Мосина (со штыком и боекомплектом) была не по плечу), кое-как ходить строем. Понятия о тактике боя, штыковом поединке, маскировке, смене позиций и пр. не было в помине. Офицеры-добровольцы пытались их хоть немного поднатаскать, но у самих было дел по горло. Да и крайний дефицит вооружения и боеприпасов сказывался (на всех было около 100 винтовок по 120 патронов на каждую, 18 револьверов и ни одного пулемета).

В Добровольческой армии их называли «баклажками». Капитан Новиков писал: «Они говорили басом, чтобы казаться старше. Они изнемогали под тяжестью солдатской пехотной винтовки… Они совершали огромные, никакими уставами не предусмотренные переходы. Они тонули в реках, замерзали в снегах, безропотно голодали, переживали отчаяние безнадежности… Они усеивали своими детскими костями просторы Дона, Кубани, Таврии…. Они ходили в штыковые атаки, метали ручные гранаты, сидели на пулеметах, на орудиях, на бронепоездах… Слово «кадет» стало самым ненавистным и самым яростным символом для революционной черни. И национальная история России впишет, уже вписала их безвестные имена в самые светлые и самые жертвенные скрижали своей героики. И новые поколения очистившейся и возрожденной России почтительно склонят головы перед их бессчетными и безыменными могилами».

Еще в середине ноября атаман Каледин, разочарованный в собственных подчиненных, умолял Алексеева выделить ему группы по 5–6 добровольцев под командованием донского офицера, которые бы направлялись на железнодорожные станции для поддержания там порядка. С Запада шли эшелоны с возвращавшимися распропагандированными казаками-фронтовиками, которые уже слышать не хотели о воинской дисциплине и служению «генералам». С Кавказского фронта, после перемирия, подписанного командующим генералом от инфантерии Михаилом Пржевальским и турецким генералом Вехиб-пашой, через донские станции в Центральную Россию и на Волгу следовали эшелоны совершенно распоясавшихся вооруженных вояк, которые по пути устраивали такие станционные погромы, как будто ехали по вражеской территории.

Они митинговали на станциях, линчуя железнодорожников и требуя паровозов в нужных им направлениях. Попутно грабили местное население, отнимая в первую очередь съестное.

Что могли сделать 5–6 подростков с винтовками против хорошо вооруженных орд? Местами, завидев погоны, их тут же расстреливали на путях невзирая на возраст. Глупая затея Каледина привела лишь к напрасным жертвам.

До определенного момента и руководство большевиков с большой опаской смотрело на Дон, стараясь до поры до времени не ссориться с казавшейся мощной силой. 9 ноября на расширенном заседании Петроградского совета профсоюзов в речи, посвященной оценке борющихся сил, Ленин даже лукаво заметил: «Неправда, что мы не хотим соглашения для избежания гражданской войны. С такими силами, как Каледин, Родзянко, Рябушинский, мы готовы заключить соглашение, так как они опираются на реальную силу и имеют значительный общественный вес».

Однако, по мере поступления сведений о разброде и шатании на Дону, в Совнаркоме осмелели и решились на активные действия. Шахтеры Макеевки объявили забастовку в ответ на объявление Каменноугольного района на военном положении, а из Петрограда 18 ноября для их поддержки отправился сводный отряд из пяти полков. За помощью в Севастополь к «братишкам» отправился начальник штаба Красной гвардии Ростова Иван Ченцов. «Братишки» насупились, созвали I съезд представителей боевых частей Черного и Азовского морей и сухопутных частей Крыма, который постановил выделить Ростову и Таганрогу флотилию судов, а также потребовать и от Кубанского войскового правительства снять военное положение и признать Совет Народных Комиссаров.

Вскоре оттуда в Таганрог и Ростов была отправлена флотилия тральщиков КО-21, КО-23 и КО-31 с тысячью вооруженных матросов на борту. Грозная сила, учитывая корабельную артиллерию калибром 120-мм. Параллельно по железной дороге (эсеровский «Викжель», объявивший «нейтралитет», на деле перебрасывал только большевистские части) из Крыма вышел на Ростов 1-й Черноморский отряд из двух тысяч «братишек» под командованием беглого матроса эсминца «Прыткий» Алексея Мокроусова, члена Севастопольского совета, прославившегося тем, что на собрании Совета в Феодосии лично пообещал физически уничтожить «всю буржуазию».

20 ноября 272-й Гдовский пехотный полк (запасной), расквартированный в Новочеркасске и митинговавший почти каждый день, отказался подчиняться атаману. Каледин попытался было показать, кто в курене хозяин, но случилось давно им ожидаемое.

4-я и 6-я казачьи сотни, которые вызвал из Новочеркасска в Ростов командующий Ростовским округом Генерального штаба генерал-майор Дмитрий Потоцкий для предотвращения выступления местных большевиков, дошли до станции Нахичевань, начали митинговать и отказались идти дальше.

Через день есаул Валуев докладывал о том, что 1-я, 2-я и 3-я сотни того же полка Новочеркасской команды отказались выходить на построение на Троицкую площадь. Из Ольгинской полковник Цыганков докладывал о волнениях в 41-м полку, об отказе 39-го полка нести военно-полицейскую службу на рудниках Ровенецкого горного района. Начальник гарнизона Таганрога Генерального штаба генерал-майор Анатолий Назаров сообщал об отказе некоторых сочувствующих большевикам сотен 17-го и 51-го полков выполнять боевые приказы и желании присоединиться к матросам тральщиков из Севастополя.

Для атамана наступал момент истины — под ружьем у него из верных подразделений вместо 100-тысячной армии оставались лишь конвойная сотня и юнкера Новочеркасского казачьего юнкерского училища, начальником которого состоял бывший кандидат на пост атамана, буйный мигулинец, 50-летний Генерального штаба генерал-майор Петр Попов (однокашник Деникина по Академии). Те же дети.

Не время было становиться в позу, пора идти на поклон к генералу Алексееву. Деникин передает диалог в максимально пафосной манере:

«Михаил Васильевич! Я пришел к вам за помощью. Будем, как братья, помогать друг другу. Веяния недоразумения между нами кончены. Будем спасать, что еще возможно спасти.

Алексеев просиял и, сердечно обняв Каледина, ответил ему: — Дорогой Алексей Максимович! Все, что у меня есть, рад отдать для общего дела».

Вероятнее всего, вкрадчивый Алексеев был куда менее любезен и для начала настоял, чтобы «все, что есть для общего дела», отдал сам атаман. Кокетство закончилось. Тут же долго осторожничавший Каледин (потом оправдывался, что «было страшно пролить первую кровь») мигом раскрыл перед ним свои арсеналы, невзирая на солдатские комитеты и недругов из правительства — вопрос стоял уже об его атаманском перначе. По утверждению председателя войскового Круга Николая Мельникова, добровольцы получили целый бронедивизион (6 машин) в составе двухпулеметных и однопушечного броневиков. Оружие вручили сразу 800 бойцам, что позволило выдать винтовки и студенческой дружине. Насчет «бронедивизиона» парламентарий, конечно, загнул, но кое-какая колесная техника у добровольцев хотя бы временно, но появилась.

После этого «в ружье» были подняты относительно организованные Сводно-офицерская рота и Юнкерский батальон, дополненные сотней Новочеркасского училища. Выдвинули запасникам ультиматум: сдать оружие, 20 минут на размышление, в противном случае пулеметы броневиков прочешут всю станцию Хотунок под Новочеркасском, где они и были расквартированы. Не ожидавшие от алексеевцев такой прыти запасные 272-й Гдовский и 273-й Богодуховский пехотные полки (несколько тысяч солдат) без единого выстрела сдали оружие (еще один 276-й Купянский пехотный полк был разоружен в Каменской), пополнившее добровольческий арсенал. Сами солдаты были распущены по домам.