Поиск
ПРИЗВАНИЕ ХУДОЖНИКА
ЗНАТОКАМ И ЦЕНИТЕЛЯМ
Не впрок природы буйный пир
Для безответных душ,
Не впрок созданья мастеров
В музеях и дворцах,
Когда не творческий порыв,
Вдруг вспыхнувший в груди,
И не влеченье властных рук
Приять и воссоздать.
ВЕЧЕРНЯЯ ПЕСНЬ ХУДОЖНИКА
Когда бы клад высоких сил
В груди, звеня, открылся!
И мир, что в сердце зрел и жил,
Из недр к перстам пролился!
Бросает в дрожь, терзает боль,
Но не могу смириться,
Всем одарив меня, изволь,
Природа, покориться!
Могу ль забыть, как глаз обрел
Нежданное прозренье?
Как дух в глухих песках нашел
Источник вдохновенья?
Как ты дивишь, томить меня
То радостью, то гнетом!
Струями тонкими звеня,
Вздымаясь водометом.
Ты дар дремавший, знаю я,
В моей груди омыла
И узкий жребий для меня
В безбрежность обратила!
НОВЫЙ АМАДИС
«Марш в чулан!» — кричал отец,
И гремел засов.
Жил я там, полумертвец,
Тысячи часов.
Там и подрастал.
Там в мечтах я утопал:
Рыцарский турнир
Там выигрывал не раз,
Там объездил мир,
Словно принц Бекас.
Замок кой-какой возвел,
Кой-какой пожег
И драконов, где нашел,
Взял на коготок.
Да, я был герой!
Под Парижем — боже мой —
Спас я де Треску,
И была со мной нежна,
Позабыв тоску,
Де Треска, княжна.
Поцелуи милых уст —
Истинный нектар.
Я влюбился, будь я пуст!
Я принес ей в дар
Сказки всей земли.
Ах! княжна, увы, вдали.
Увели. Куда?
Иль ушла сама?
Как пройти туда?
Я сойду с ума!
ОРЕЛ И ГОЛУБКА
С утеса молодой орел
Пустился на добычу;
Стрелок пронзил ему крыло —
И с высоты упал
Он в масличную рощу.
Там он томился
Три долгих дня,
Три долгих ночи
И содрогался
От боли; наконец
Был исцелен
Живительным бальзамом
Всеисцеляющей природы.
Влекомый хищничеством смелым,
Приют покинул свой:
Он хочет крылья испытать.
Увы! они едва
Его подъемлют от земли —
И он, в унынии глубоком,
Садится отдохнуть
На камне у ручья.
Он смотрит на вершину дуба,
На солнце, на далекий
Небесный свод —
И в пламенных его глазах
Сверкают слезы.
Поблизости, между олив,
Крылами тихо вея,
Летали голубь и голубка.
Они к ручью спустились
И там по золотому
Песку гуляли вместе.
Водя кругом
Пурпурными глазами,
Голубка наконец
Приметила сидящего в безмолвном
Унынии орла.
Она товарища тихонько
Крылом толкнула,
Потом, с участием сердечным
Взглянувши на страдальца,
Ему сказала:
«Ты унываешь, друг!
О чем же? Оглянись — не все ли,
Что нам для счастья
Простого нужно,
Ты здесь имеешь?
Не дышат ли вокруг тебя
Благоуханием оливы?
Не защищают ли зеленой
Прозрачной сению своей
Они тебя от зноя?
И не прекрасно ль блещет
Здесь вечер золотой
На мураве и на игривых
Струях ручья?
Ты здесь гуляешь по цветам,
Покрытым свежею росою,
Ты можешь пищу
Сбирать с кустов и жажду
В струях студеных утолять.
О друг, поверь,
Умеренность — прямое счастье!
С умеренностью мы
Везде и всем довольны».
«О, мудрость, — прошептал орел,
В себя сурово погрузившись,—
Ты рассуждаешь, как голубка».
ЗНАТОК И ЭНТУЗИАСТ
К девчонке моей я свел дружка,
Хотел угодить дружищу;
В ней любо все, с ней жизнь легка —
Теплей, свежей не сыщешь.
Она на кушетке в углу сидит,
Головки своей не воротит;
Он чинно ее комплиментом дарит,
Присев у окна, напротив.
Он нос свой морщил, он взор вперял
В нее — с головы до пяток.
А я взглянул… и потерял
Ума моего остаток.
Но друг мой, трезв, как никогда,
Меня отводит в угол:
«Смотри, она в боках худа
И лоб безбожно смугл».
Сказал я девушке «прости»,—
И молвил, прежде чем идти:
«О боже мой, о боже мой,
Будь грешнику судьей!».
Он в галерее был со мной,
Где дух костром пылает;
И вот уже я сам не свой —
Так за сердце хватает.
«О мастер! мастер! — вскрикнул я.—
Дай ему счастья, боже!
Пускай вознаградит тебя
Невеста, всех пригожей».
Но критик брел, учен и строг,
И, в зубе ковыряя,
Сынов небесных в каталог
Вносил, не унывая.
Сжималась в сладком страхе грудь,
Вновь тяжела мирами;
Ему ж — то криво, то чуть-чуть
Не уместилось в раме.
Вот в кресла я свалился вдруг,
Все недра во мне пылали!
А люди, в тесный сомкнувшись круг,
Его знатоком величали.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: