Поиск
Джерси, декабрь 1852
IX
ИСКУССТВО И НАРОД
1
Нам искусство — радость, слава;
Блещет в буре величаво,
Светит в выси голубой,
На челе горит народа,
Словно яркий луч восхода,
Разогнавший мрак ночной.
Это — песня всем на диво,
Дар душе миролюбивой,
Песня города лесам,
Песня женщине мужчины,
Выход общий и единый
Всем душевным голосам.
Это — помысел наш новый,
Разбивающий оковы!
Самый кроткий из владык!
Рейн, как Тибр, ему угоден!
Раб-народ лишь в нем свободен,
А свободный им велик!
2
О народ непобедимый
Франции моей любимой,
Песню мира громко пой!
Братский голос твой сердечный,
О народ великий, вечный, —
Зов надежды мировой!
Пой, народ, с утра, с зарею.
Пой вечернею порою.
Веселит работа кровь.
Высмей век свой устарелый!
Громко пой свободу, смелый,
И тихонько пой любовь!
Пой Италию святую,
Польшу, кровью залитую,
Полумертвый венгров край,
Пой Неаполь, слезы льющий…
О тиран! Народ поющий —
Это лев рычащий, знай!
Париж, 7 ноября 1851
X
ПЕСНЯ
Дворцовой оргии беспечные обжоры,
Рты распорол вам смех, вино туманит взоры.
Кадите цезарю, прославьте выше звезд,
Распейте кипрское, стыд расплескайте тоже,
Пожалуйте к столу, предатели! И все же
Мне истина дороже,
Хоть хлеб ее и черств.
Пузатый биржевик! Наворовал ты денег.
Ты плотно ужинал и здравствуешь, мошенник,
Приятель всех иуд, шпиков, жандармов, шлюх!
Пусть плачут бедняки под грязною рогожей, —
Ешь, сколько хочется, гуляй, дыши! И все же
Мне честь моя дороже,
Хоть хлеб ее и сух.
Бесчестие клеймо прочней проказы выжжет.
Солдаты кончили с Монмартром. Кровь с них брызжет.
Мундиры их в крови, и пьяно их питье.
В казармах дым столбом: крича, качаясь, лежа,
Пьют, чокаются, жрут, целуются… И все же
Зов славы мне дороже,
Хоть горек хлеб ее.
Вчера предместья шли в святом негодованье.
Сегодня спят рабы. Сегодня нищей рвани
Измена грезится за медный грош. Свиреп
Кандальный хохот их и рев, на лай похожий,
В честь императора столь щедрого… И все же
Мне на земле дороже
Свободы черный хлеб.
Джерси, декабрь 1852
XI
«Я знаю: будут лгать…»
1
Я знаю: будут лгать, отыщут сто уверток,
От правды ускользнут, от рук ее простертых,
Начнут все отрицать: «Не я, а он — вон тот!»
Так встаньте за меня вы, Дант, Эсхил, пророки!
Надежно выкованы строки.
Преступник, схваченный за горло, не уйдет.
Для нераскаянных закрыл я книгу эту,
История в глазах поэта
Всеобщей каторгой встает.
Поэт не молится, не грезит бесполезно,
Он ключ Консьержери несет в руке железной,
Он всех преступников зовет на грозный суд.
Тут принцев и господ, как жуликов, обыщут,
Тут императора освищут;
Тут Макбет, — негодяй, а Цезарь — шулер тут.
Крылатых строф моих не размыкайтесь узы!
Пускай пылающие музы
Всех арестованных сочтут!
2
А за тебя, народ, настанет срок расплаты!
Лжет ритор, что поэт, как серафим крылатый,
Не знает про Мопа, про Фульда и Морни
И созерцает звезд блаженное сиянье…
Прочь! Если гнусные деянья
И злые умыслы, таимые в тени,
Вы смели вытерпеть, прикрыли их собою, —
Померкни, небо голубое,
Прощайте, звездные огни!
И если негодяй к молчанью всех принудит,
И если уж ничто свободы не разбудит
И над простертою глумятся палачи,
И если каторга полна народным стоном, —
Я зажигаю всем понтонам,
Для всех изгнанников сигнальные лучи;
Я крикну: «Встань, народ! Грянь, буря грозовая!
Пускай отчизна, оживая,
Увидит факел мой в ночи!»
3
Мерзавцы! Их покой во Франции не вечен!
Защелкает мой бич по спинам человечьим.
Пусть певчие вопят, — я им ответ найду.
Хлеща по именам и титулов лишая,
Мундиры с рясами мешая,
Тисками этих строк сжимаю их орду.
И стихари трещат, и блекнут эполеты,
И мантию в погоне этой
Теряет цезарь на ходу.
И поле, и цветок, и синь озер в долинах,
И хлопья облаков нечесаных и длинных,
И в зыбких тростниках плакучая вода,
И мощный океан — дракон зеленогривый,
И бор с листвою говорливой,
И над волной маяк, и над горой звезда —
Все узнают меня и шепчутся про чудо:
«Тут дух отмщающий! Отсюда
Он гонит демонов стада!»
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: