- Вы, что ли, Сойкин? - спросил Ваня.

- Да, я! - оживился мужчина. - С кем имею честь? Что у вас с лицом? Боже мой, избили, что ли? Ну и нравы!

- Не все ли вам равно, - несколько грубовато ответил Ваня. - Вот из штаба карты. Других нет. Я пошел…

- Подождите, молодой человек, - остановил его землемер. - Вы так стремительно… Товарищи, вы идите, я тут карты посмотрю, если безнадежно устарели, придется самим план местности чертить. Да, очень попрошу принести аршин, я не привез, с ним неудобно путешествовать.

- Это завсегда, - сказали станичники. - Это пожалуйста!

- Предупредите народ, чтоб не волновался, - продолжал землемер. - Нарезать наделы буду согласно вашему решению, наша контора в ваши дрязги не лезет.

- А кому земля атамана отойдет?

- Беднейшим крестьянам. Иногородним. Они не побоятся, засеют земли атамана. Идите, я тут разберусь и приду через… минут двадцать, тридцать. Молодой человек, вы присядьте, я мигом просмотрю.

И когда станичники ушли, землемер сел на край стола, положил пакет из штаба рядом. И Ваня удивился перемене землемера.

- Ну что, Сидорихин, - сказал Сойкин, - давай знакомиться!

- Это вы? - только и смог сказать Ваня.

- Как видишь. Возьми вон мешочек, это тебе подарки от матери. Полина Гавриловна жива и здорова, шлет тебе привет.

- А где мама?

- Ваня! - развел руками Сойкин, - Неужели тебя отец ничему не научил?

- Извините, - покраснел Ваня.

- Мать на работе. Откровенно говоря, я не знаю где, если бы знал, то не сказал.

- Понятно…

- И нос не вешай, Ваня, классовая борьба продолжается. Убийцы твоего отца творят зло, а мы их никак не можем уничтожить. Ты сам знаешь… Ветра в поле не словить. Надо другие методы применять. Как думаешь?

Ваня пожал плечами:

- Откуда я знаю…

- А надо знать. Вэчека не царская охранка, ее сила в связи с народом. Так учит товарищ Ленин. Конечно, хорошо бы было, чтоб ты ходил в школу, а тебе приходится с конниками ловить белобандитов. Гляди, конь-то у тебя, как огонь!

- Гнедко! - зарделся Ваня. - Он за мной, как собака. Свистну, сразу прибегает. Правда, многие на него зарятся, мол, пацану и плохой конь сойдет.

- Не сойдет, - заверил Сойкин. - Я разговор этот слышал. Логинов правильно сказал: «Пацан у всего полка на виду». И твой подтянутый вид заставляет бойцов подтягиваться. С сегодняшнего дня ты будешь при штабе полка.

- Почему я должен уходить от Цыбина? - не согласился Ваня.

- А потому что… Вчера из-за тебя переволновались. Рано тебе в сабельные атаки ходить. Первый же казак срубит тебя как лозу - и сил у тебя маловато, и рубку ты не изучал.

- Не пойду я…

- Ваня, ты тут не капризничай, а то со мной поедешь в город. Ты о матери подумай. Случись что… Приказ подписан - ты вестовой при штабе. Ох» конь до чего красивый!

- Мне сегодня за него другого коня предлагали и золотое оружие, - похвастался Ваня, думая о другом, о разлуке с эскадроном. Он уже привык к людям, и бойцы признали его.

- Как, как? - насторожился Сойкин. - Золотое оружие, говоришь? Какое?

- Я не видел его. Мне просто предложили в добавку к коню.

- Кто?

- Дежурный по штабу, Чиба.

- Ага! Так… так…

Сойкин машинально вскрыл конверт из штаба, вынул карты, развернул, затем подошел к Ване, положил ему руку на плечо.

- Больше он тебе ничего не говорил?

- Нет.

- Так… Вернешься в штаб, обо мне, само собой, молчок, а Чибе скажи так… Не навязывайся, а вроде с интересом скажи, что хотел бы посмотреть оружие. Мол, если настоящее золотое, то тогда ты подумаешь. Проси, чтоб после смены с дежурства показал. Вечером. Место встречи тебе скажут. Понял?

- Понял. А если он откажется?

- Не откажется, раз предложил.

- А что за золотое оружие?

- Тут одна темная история. Во время турецкой войны офицеру за храбрость было награждение - золотое оружие. Особая сталь, рукоятка и ножны с золотом и камнями. Ценная вещь. Старик умер, его дети живут под Ессентуками. Дом их был ограблен, старуху убили. К сожалению, Ваня, и в нашу среду хоть и редко, но проникают бандиты. Ходят они со звездами на шапке, называют себя красными, а внутри остаются белыми. Подозрение пало на второй эскадрон вашего полка, но концов не нашли. Чиба с какого эскадрона?

- Со второго.

- Ну вот… Вроде хвостик объявился. Надо нечисть вырывать с корнем. Ты скачи, вон уже станичники возвращаются. Делай, как я тебе сказал. Подожди. Сейчас я напишу тебе записку, отдашь лично в руки командиру полка.

Когда станичники вошли с аршином, они услышали, как агроном говорил вестовому:

- Попроси еще у командира туши или чернил. Нам придется план угодий чертить. Карты не годны.

«Карантином» назывался дом, разделенный на две части легкой перегородкой. Когда-то «карантин» принадлежал казачьему кругу, то есть в этом доме находился ветеринарный пункт, где во время призыва казаков на царскую службу врач-ветеринар осматривал лошадей: казак уходил в поход на собственном коне, при собственном личном оружии, в собственной исправе, даже первую неделю должен был питаться собственными харчами.

Дом давно не белили, штукатурка облупилась, в перегородке появились щели: видно, в той половине, куда под конвоем привели Ванюшку и Чибу, держали лошадей - вместо окон по задней стене тянулось щелью зарешеченное оконце, пол был глинобитным, пахло почему-то чем угодно, только не лошадьми! В огороженном углу находилась слежавшаяся подсолнечная шелуха - ядра пошли на отжим масла, шелухой топили печь, приспособив у дверцы воронку из жести, в нее насыпали шелуху, она постепенно оседала в топке и горела с чуть слышным шумом, как нефтяная форсунка… Разумеется, шелуха должна была быть сухой, в «карантине» она сильна подмокла под худой крышей, спеклась, начала гнить, из-за этого ее, наверное, и не сожгли полностью, хотя с топливом в станицах, раскинувшихся в безлесой степи, где зимой, особенно в феврале, случаются страшные снежные бураны, испокон веков с дровами было тяжко.

Ваню в штабе предупредили, чтоб он ничему не удивлялся, чтоб «подыгрывал» Чибе и ни в коем случае не спугнул его,

- Он должен сделать побег, - вразумлял мальчишку Сойкин. - Ты не кричи, когда он будет убегать.

Днем, когда затаившийся в рядах Красной Армии бандит находился в наряде, в хате, где он остановился на постой, сделали обыск, строго-настрого наказав хозяйке молчать, но ничего компрометирующего не нашли,

- Насчет «золотого оружия» он не врал, - объяснил Сойкин. - Что ж… Запрятал надежно, хитрый гад, осторожный. Будем брать с поличным.

Встреча должна была произойти в сумерках у дальнего ставка Давыденко, в нем воды осталось на несколько дней, было видно, как у дна плавали довольно большие рыбины, они подплывали к тому месту, где стоял Ваня, и хлюпали ртами, прося есть: их специально запускали сюда до осени рачительные хозяева. Истошно вопили лягушки, точно им осталось жить последний день.

Чиба запоздал, пришел с карабином, под мышкой держал сверток.

- Я уж думал, не придешь, - сознался Ваня, боясь не выполнить наказа Сойкина. - Хотел было уходить.

Он говорил неправду, потому что ждал бы бандита до полуночных петухов.

- Да, помешали, - ответил Чиба, оглядываясь. - Не слышал, чего в станице всполошились? Коммунистов созвали… Дополнительные посты поставили, приказали по домам сидеть. Непонятно!

- Не знаю. Я с Гарбузенко стою на постое, его дома нет. Меня отпустили, хотя сказали, чтобы тоже не отлучался, если вдруг понадоблюсь.

- Не нравится мне эта суета сует, - проворчал Чиба. - Где Гнедко-то? Не вижу коня.

Ване вдруг говор Чибы показался непривычным, каким-то странным, точно он говорил на другом языке, не на том, что днем.

- А мы и не договаривались, чтоб я его привел, - ответил Ваня, как его научил Сойкин, и добавил от себя: - Сам же говоришь, что патрули рыщут. Чего же я буду на коне носиться из конца в конец станицы? А если Логинов увидит или дядя Илья? Приходил бы ко мне в хату.