«О, Господи! Кажется, я сморозила что-то не то!» — Сейдж ужасно смутилась, и когда Иоланда спросила, что произвело на нее самое сильное впечатление, с радостью ухватилась за эту подсказку и забормотала что-то маловразумительное об автомобилях с автопилотом и световоздушном душе.

Когда съемки были закончены и свет в студии погас, Сейдж вскочила.

— Кажется, я провалилась! — воскликнула она. — Может, попробуем еще раз?

— Не волнуйтесь, душечка, — ответила Иоланда. — Вы выглядели естественно и очень киногенично, а это единственное, что замечают люди. И это понятно: ведь им хочется отождествлять себя с вами!

Сейдж вздохнула. Она-то" хотела ясно и недвусмысленно предупредить зрителей о серьезной опасности, а вместо этого наболтала всякой чепухи.

— Не понимаю, что на меня нашло! — пожаловалась она. — Я как будто превратилась в одного из этих ваших роботов!

— У вопросов, которые я вам задавала, мог быть только один ответ, — сказала Иоланда своим деловым голосом. — И именно в этом кроется секрет вашего успеха. Все заранее знают, что вы собираетесь сказать. И когда вы говорите это, люди убеждаются: они были правы. Я когда-то работала в журналистике, душечка, и знаю разницу…

— Вы были журналисткой? — удивилась Сейдж. — А почему сейчас?…

— Потому что журналист не контролирует конечный продукт, — покачала головой Иоланда. — В наше время сбор сведений и доставка информации потребителю — это две совершенно разных профессии. И уверяю вас, душечка, последнее гораздо прибыльнее и безопаснее. Журналист должен быть молод, энергичен и предан своему делу; кроме того, журналисту приходится постоянно искать, кому бы продать добытую им информацию, а жить, не зная, кто заплатит тебе завтра, очень нелегко. Часто это означает перебиваться с хлеба на воду.

— Но если в вашем мире информация пользуется таким большим спросом…

— Общество должно знать правду, но не хочет этого. Люди жаждут только денег, хотя в них не особенно нуждаются. — И, поглядев на неподвижно замершую в полутьме аудиторию, Иоланда добавила: — Вот, помяни черта, и он тут как тут…

Сейдж тоже обернулась. В проходе стоял Д.Б.: дорогой итальянский костюм висел на нем, точно картофельный мешок.

— Д.Б.! — с тревогой воскликнула Сейдж. — Вы давно здесь?

— Достаточно давно, чтобы понять — ты отлично справилась, — ответил он.

— Поскольку вы здесь, мистер Беддоуз, — сказала Иоланда, и каждое ее слово казалось тяжелым и холодным, как свинцовая пуля, — позвольте задать и вам пару вопросов.

— Комментариев не будет, — беззаботно откликнулся Д.Б. — Идем, Сейдж. Я хочу пригласить тебя поужинать.

Все еще обуреваемая самыми противоречивыми чувствами, Сейдж последовала за ним. Когда они вышли из студии и сели в лифт, она сказала:

— Я хотела только открыть людям глаза, хотела объяснить, как опасно позволять рыночным законам вторгаться в сферу обмена информацией.

— Вряд ли бы ты дождалась от них сочувствия, — хладнокровно отозвался Д.Б.

— Дело совсем не во мне! — с горячностью возразила Сейдж. — Я знаю: если я буду что-то скрывать, чтобы добиться дешевой популярности, в конце концов я стану такой же, как вы!

— Не думаю, — мягко ответил Д.Б., явно стараясь ее утешить. Вместе они пересекли просторный вестибюль и вышли на улицу.

Давно наступил вечер, но городские огни сияли так ярко, что улицы стали похожи на залитые светом ущелья. Не успели они спуститься по широким ступеням, как Сейдж увидела на тротуаре толпу папарацци, которые сразу же направили на них свои камеры и ослепили яркими вспышками. Неожиданно зазвонил телефон Д.Б.

— Да? — ответил он и внезапно остановился, как вкопанный. Схватив Сейдж за руку, Д.Б. круто повернулся и стал снова подниматься по ступеням.

— Что случилось? — спросила Сейдж.

— Нам нельзя выходить из здания.

Он шагал по ступеням размеренной, неторопливой походкой, но его рука сжимала пальцы Сейдж, словно тисками. В вестибюле к ним бросился телохранитель.

— Сюда, пожалуйста. Сюда, мистер Беддоуз. — И он быстро повел их назад к лифтам, стараясь держаться между ними и входом, пока второй охранник запирал стеклянные двери. Снаружи раздался и смолк вой полицейских сирен.

В лифте Сейдж сказала:

— Можете теперь отпустить меня.

Д.Б., словно обжегшись, поспешно выпустил ее руку.

— Извини.

На площадке верхнего этажа их ждал Ганс. Не переставая разговаривать с кем-то по переговорному устройству, он вывел обоих на крышу и помог подняться в самолет. Когда машина взмыла в воздух, Д.Б. набрал какой-то номер и сердито спросил:

— Что, черт возьми, случилось? Выслушав ответ, он снова спросил:

— Его поймали?

Еще немного послушав, Д.Б. сказал:

— Очень хорошо. А теперь соедините меня с Пэтти. После небольшой паузы он почти прорычал в трубку:

— Моя дорогая, вы потерпели самое настоящее фиаско! Неужели вы так и не сделали ни одного снимка? — Еще пауза. — Тебе легко говорить — на тебя не охотится какой-то свихнувшийся придурок с пистолетом, которому не терпится прославиться!.. Ах вот как? В таком случае пошлите всех к чертям! Когда в следующий раз соберетесь организовывать утечку информации, будьте повнимательнее. Нельзя сообщать мое расписание кому попало!

Он дал отбой и некоторое время сидел, погрузившись в глубокую задумчивость.

Сейдж, однако, успела уловить самое важное.

— Так значит, это было подстроено?! — воскликнула она, кипя от возмущения. — Пэтти специально прислала фотографов, чтобы они сфотографировали нас вместе?! Что ж, теперь я поняла: вы все-таки решили осуществить ее план, и вам наплевать, нравится он мне или нет! Вы использовали меня!

Д.Б. мрачно посмотрел на нее.

— Эгоистичный ублюдок! — выпалила Сейдж. Ее негодование было столь велико, что она едва не взмыла над креслом на пару дюймов. Впрочем, возможно, это самолет провалился в воздушную яму.

— Пэтти говорит, твой индекс популярности поднялся до самой стратосферы, — с легкой обидой отозвался Д.Б.

Сейдж бросила быстрый взгляд за окно. Небо за стеклами почернело, но земля внизу все еще была залита солнечным светом.

— Боже мой, самолет, кажется, тоже! — в испуге воскликнула она, крепче сжимая подлокотники кресла. — Куда мы летим, Д.Б.?

— Я же пригласил тебя поужинать со мной, — напомнил он.

— Да, но где мы будем ужинать?

— В Гонконге, если ты не против.

Большая часть центрального района Виктория в Гонконге когда-то была полностью разрушена мощным землетрясением, и теперь на его месте высились три сияющих серебряных башни — таких высоких, что они вполне могли служить символами гордыни и презрения к ближним. Самолет, кружа, снижался прямо к ним, и клонившееся к закату солнце вспыхивало на облицовке — небоскребов багровым заревом.

— Южное здание принадлежит мне, — рассеянно сообщил Д.Б. — Но туда мы, пожалуй, не пойдем.

Именно в этот момент Сейдж поняла: все, что говорили ей о Д.Б., не преувеличение, и он по-настоящему богат.

Они вышли из самолета и оказались на открытой всем ветрам посадочной площадке, которая — словно гриб к стволу дерева — прилепилась к стене северной башни. От сумасшедшей высоты у Сейдж захватило дух. Небоскребы на противоположном берегу залива казались игрушечными, а гавань в обрамлении живописных гор пестрела крошечными точками — то были огромные суда, пришедшие со всех концов света. Она бы смотрела и смотрела на эту красоту, но Гансу явно не нравилось, что Сейдж стоит так близко к краю площадки, и в конце концов она вслед за Д.Б. вошла внутрь башни.

Метрдотель усадил их за столик у окна, откуда тоже открывался чудесный вид, но Д.Б. оставался сердитым и замкнутым до тех пор, пока они не распили целую бутылку «пино нуар». Только тогда он стряхнул с себя угрюмое настроение и спросил, как прошел ее день.

— Да вот, хотела у тебя поинтересоваться, знает ли некоронованный король информационного рынка, что Лев Троцкий исчез из коллективной памяти человечества? — спросила Сейдж. Д.Б. упорно придерживался фамильярной интонации, и она решила ответить тем же.