Утомленный дворцовой службой, заставлявшей меня часами стоять неподвижно, как статуя, в своих доспехах, я хотел пройти в свою комнату, но наш привратник уведомил меня, что моя мать присылала к нему служанку передать мне, чтобы я пришел к ней, как только возвращусь домой. Я отправился в залу, где моя мать в легком белом одеянии лежала на кушетке, наслаждаясь прохладой, которую навевали на нее опахалами две негритянки. В нескольких шагах от нее сидела на табурете моя сестра Ильзирис и смотрелась в круглое металлическое зеркало, которое держала перед ней девочка-невольница. Ильзирис примеряла различные головные украшения из золота и дорогих камней, поочередно вынимая их из шкатулки и прикладывая к своим прекрасным черным волосам. На обширной террасе, уставленной цветами и редкими растениями, у стола с закусками и прохладительными напитками сидел мой отец и внимательно просматривал длинный свиток папируса со счетами своего управляющего.
Увидав меня, мать и сестра воскликнули в один голос:
— Ах, Нехо, вот и ты наконец!
— Мы ждали тебя с нетерпением, — прибавила Ильзирис, бросив вещи в шкатулку и отклоняя зеркало, — ты должен знать всю правду относительно странных слухов, которые ходят по городу, что...
— Да дай же ему сесть и перевести дух, — перебила мать, усаживая меня на стуле возле кушетки и с нежностью гладя меня по щеке. — Ментухотеп, брось, пожалуйста, свои скучные счета и иди слушать, что будет рассказывать наш Нехо. Никто лучше его не может знать об этом деле, так как он слышал все распоряжения прямо из уст фараона.
Отец мой встал с улыбкой и, потрепав меня по плечу, сказал:
— Мать твоя имеет очень высокое мнение о твоем положении при дворе, сынок. Можешь ли ты объяснить мне причину странного приказа обыскивать Нил этой ночью, который глашатаи объявляют на всех перекрестках?
— О, — отвечал я, — причина этого повеления способна привести в ужас кого угодно...
— Что, что такое? Война, нашествие неприятеля или мор? — спрашивали испуганные женщины.
— Ничего подобного, речь идет об Элиазаре, гнусном еврейском заговорщике, которого казнили несколько дней тому назад. Сделавшись за свои преступления нечистым демоном-вампиром, он проник прошлой ночью в опочивальню жриц Изиды, и красавица Снефру пала жертвой отвратительного привидения... Я слышал это из уст самого верховного жреца.
В эту минуту из-за занавеси выглянула седая голова старой негритянки, и торжествующая улыбка, раздвинувшая рот ее до самых ушей, показывала, что старуха без церемонии подслушала весь разговор.
— Войди, Акка, — сказала мать и прибавила: — Она первая принесла нам известие, что в храме Изиды одна жрица была убита привидением, которое прокусило ей горло и высосало кровь.
— О, моя бедная Снефру! — со слезами воскликнула Ильзирис. — Даже и мертвый он не выпустил ее из своих когтей, этот изверг, который околдовал ее... Иначе могла ли девушка с ее званием и состоянием полюбить презренного еврея?
— Да перестаньте же перебивать Нехо, — заметил отец, — вы не даете ему объяснить, что означают эти поиски в реке.
— Хотят найти тело злодея, упавшее в Нил: боги повелели искать его и потом объявят, что нужно с ним сделать. Говорю вам, что при ужасном рассказе верховного жреца сам Мернефта задрожал, несмотря на все свое мужество, и его благородное лицо стало бледно как смерть. Но со свойственною ему мудростью он тотчас отдал приказание нынешнею же ночью начать поиски, потому что сои делает всех нас беззащитными и вампир может проскользнуть сквозь стены, так что невозможно будет ни изловить его, ни уберечься от его нападения. Чтобы избавить свой народ от этой опасности, наш великий государь сам отправляется на реку в сопровождении жрецов и воинов. Солдаты с шестами, крючьями и сетями будут обшаривать Нил, а фараон — распоряжаться поисками и подбадривать людей своим присутствием. Каждый добрый египтянин обязан присоединиться к нему со своей лодкой, и я полагаю, батюшка, что ты также не откажешься.
— Без сомнения, — отвечал он. — Разве мне и моим домашним, как и всем другим, не грозит опасность от страшного привидения, которое проникает сквозь стены и не останавливается даже пред святостью храма?
— Конечно, Нехо, ты также поедешь? — со вздохом спросила Ильзирис.
— Ведь я — офицер гвардии фараона, — отвечал я, пожав плечами, — мое место при нем.
— Как ты думаешь, Ментухотеп, женщинам ведь также можно присутствовать при этом величественном и любопытном зрелище? — вкрадчивым голосом спросила мать.
— Только не моей жене и дочери, — с неудовольствием ответил отец, — и я думаю, что ни одна благоразумная и благовоспитанная женщина не захочет лезть в эту толкотню. Но я советую тебе съездить завтра в храм Изиды и принести благодарственную жертву богине за ее покровительство в этой опасности.
— Ты прав! — воскликнула мать. — Завтра мы с Ильзирис отправимся в храм, и я воспользуюсь случаем посетить почтенную Гернеку, жену верховного жреца. От нее я узнаю все подробности ужасной смерти бедной Снефру.
Пообедав, я ушел в свою комнату и лег спать, приказав слуге разбудить меня в назначенное время. Под вечер я проснулся свежий и бодрый, принял ванну и, надев форму и оружие, отправился во дворец.
Начинало темнеть, весь дворец находился в движении. Почтительно пропуская царских советников и других высоких сановников, шедших к государю, я поднялся по широкой лестнице в залу, примыкавшую к внутренним покоям фараона, присоединился к группе офицеров и молодых вельмож, которые оживленно беседовали. Они рассуждали о вероятности отыскать труп злодея и говорили, что тому, кто найдет его, фараон обещал дать большую сумму золота и перстень со своей руки, даже если это будет невольник.
— Может статься, судьба пошлет находку на твою долю, Нехо, — сказал один из молодых людей, смеясь и хлопая меня по плечу, — ты всегда так счастлив в игре и в борьбе.
— Я вовсе не горю желанием выудить еврейскую падаль, — отвечал я, — и предпочел бы на поле битвы заслужить перстень с руки фараона. Но зрелище, я полагаю, будет грандиозное.
— Еще бы. Уже и теперь река покрыта множеством лодок, а по берегам и вокруг храма Изиды стоят ряды солдат. Фараон отправится в храм, чтобы взять с собой жрецов.
Молодежь продолжала болтать, пока наш начальник и старший церемониймейстер двора не подали сигнал начала шествия. Тогда мы, офицеры, выстроились по обеим сторонам выхода из царских покоев, а все прочие заняли места, соответствующие своим должностям.
Вскоре двери распахнулись, и появился Мернефта в царских регалиях, сопровождаемый веероносцами и сановниками. Спустившись с лестницы, он сел в великолепный открытый паланкин в форме трона. Предшествуемый скороходами, которые раззолоченными палками расчищали дорогу, музыкантами, воинами и знаменами и сопровождаемый огромной свитой, царский паланкин медленно двигался по улицам, ярко освещенным факелами, к берегам Нила. Под крики толпы Мернефта сел в свою раззолоченную и украшенную флагами барку и отплыл к храму Изиды.
Я находился в лодке, шедшей за шлюпкой царя, и, приблизившись к древнему зданию, мы услышали священное пение и увидели величественную процессию, спускавшуюся со ступеней храма.
Впереди шел верховный жрец, неся циструм богини, потом жрицы, каждая с арфой и цветком лотоса на челе, а за ними длинный ряд жрецов всех степеней в белых одеждах.
Великолепная лодка верховного жреца присоединилась к барке фараона, и начались усердные поиски.
Но тщетно суда бороздили реку по всем направлениям; тщетно люди ощупывали дно шестами и крючьями и перешарили все места, заросшие тростником, — труп гнусного вампира не находился.
Солнце стояло уже высоко над горизонтом, когда царская шлюпка причалила к берегу и Мернефта, мрачный и озабоченный, отправился обратно во дворец.
Усталый, я вернулся домой и заснул как убитый. Проснулся только к обеду, который подали очень поздно, потому что брат мой, также участвовавший в ночной экспедиции, пробудился не раньше меня.