— Хорошее — говорю.

— А на что жалуетесь?

— Вроде не на что мне жаловаться.

— Зачем же вы тогда ко мне пришли? Что у вас болит? И где?

Я еще больше растерялся. Что у меня, действительно, болит? Где болит? Не могу вспомнить! Забыл! Так ничего ей и не сказал. Поднялся и ушел. Вот что склероз делает!

Итак, мой попутчик сказал мне:

— Дед Латып из рассказа «Склероз» — это я.

А надо вам сказать, что своего деда Латыпа я написал по подсказке Мухаметши. Он его лично знал. Я тоже хотел с ним познакомиться, да выяснилось, что дед уехал к себе на родину, в Башкирию. Поэтому многие его приключения я выдумал.

Говорю:

— Вы с автором рассказа встречались?

— О, если бы я его встретил, я бы задал ему перцу!

— За что?

— Сильно врет! Насочинял про меня, чего и в помине не было.

— Может быть, он не о вас писал?

— А о ком же еще?! Многое ведь совпадает. Насчет лодочного мотора — все точно. И то, что якорь забыл выбрать, тоже было. Забыл, зачем к врачу пришел в поликлинику,— тоже, правильно. А вот что стащил у жены бельевую веревку и что демонстрацию фотографировал, не сняв крышки с объектива,— это все сплошное вранье!

— Может быть, у вас даже и фотоаппарата нет?

— Есть у меня фотоаппарат. И даже такой случай был: я действительно начал фотографировать, не сняв крышки с объектива, но это же не на демонстрации было! Зачем же так врать?

Дед Латып задумался.

— Впрочем, он ведь писатель, выдумывать — это его ремесло. Но я так полагаю: если уж ты назвал в рассказе своего героя именем реально существующего человека — деда Латыпа,— повидайся с ним сначала, поговори, а потом уж садись и пиши!

Подумал еще и прибавил:

— Тогда, возможно, дед Латып ему и более забавные истории из своей жизни рассказал бы!

— А были такие?

— Всякое бывало. Но теперь, знаете, я совсем другим человеком стал. И мотор у меня работает исправно: один раз дерг — и готово, затарахтел. И склероз свой одолел. Все помню, ничего не забываю!

Наш поезд, замедляя ход, приближался к станции. Дед Латып посмотрел в окно, вскочил, торопливо снял с крючка свой молодежный рюкзак.

— Ох, старый я болтун! Проехал свою станцию, придется обратного поезда дожидаться!

С этими словами он устремился к выходу, позабыв снять с другого крючка свою болонью — свою «мечту». Я не успел опомниться, как он уже выскочил на перрон и исчез в толпе. Вот тебе и «одолел склероз».

Я обратился к одному из пассажиров — тоже рыболову по внешнему виду:

— Вы не знаете случайно, где старик живет?

— На рыбацком острове.

— Прекрасно! Возьму с собой его плащ, а потом заеду на остров, отдам. Так оно быстрей будет.

Через две минуты моя остановка. У нее еще нет названия, она безымянна, как новорожденный ребенок. У нее есть только номер — 774.

Но эта цифра уже успела стать популярной. Кого только не встретишь на платформе № 774 среди сотен, даже тысяч приезжающих сюда и уезжающих отсюда людей! От ночного сторожа до академика включительно.

Едва дизель-поезд, тонко прогудев, успеет остановиться, как из его вагонов этакими кузнечиками выскакивают пассажиры и цепочками по тропкам слева от линии железной дороги устремляются кто прямо, вдоль рельсов — на запад, кто в противоположную сторону, на восток, кто точным курсом на юг.

Всех тянет к себе Волга!

Наверное, есть на белом свете и более красивые места, чем волжские берега. Но те места не для меня. Летом Волга держит меня крепко. Я не раз пытался сам себя убедить: нельзя сиднем сидеть на одном месте, надо пошататься по свету, посмотреть другие края. Щ Но Волга не отпускает! Заблестит под солнцем ее вол­шебное зеркало, и жизнь становится для тебя в пять раз милее и дороже.

И вот я опять на Волге. Ее гость, хозяин и раб.

Как только я вышел из вагона, передо мной сразу же возник улыбающийся во весь рот Мухаметша.

— Здравствуй, тезка! Ты, наверное, всю дорогу меня бранил?

— Нет! Твое место занял такой забавный попутчик, что мне было не до тебя.

— А ты знаешь, кто был моим попутчиком? Целая история! Из-за этого я к тебе в вагон и не пришел. Расскажу, ахнешь!

Но тут его перебил наш общий друг, Таз и. Я и ее заметил, откуда он вынырнул. В руке палка с набалдашником, за спиной рюкзак величиной с овцу суягную. Сразу видно — заядлый рыболов.

— Ну, братцы, зададим завтра рыбке жару! У меня опарышы как молочные поросята!

— Нашел чем хвалиться! — скривил рот Мухаметша.— Я из-за этой гадости чуть не осрамился сегодня/.. Представляешь, приезжаю на вокзал, иду к поезду. Вижу — впереди меня семенит красотка. Фигурка — загляденье! Проходит мимо твоего вагона. Я за ней следом. Сел напротив и любуюсь. Ножки у нее, говорю тебе, седьмое чудо света. Но личико так себе. Не урод, но и не красавица. На вид — лет тридцать семь. А в общем интересная дама. В ее возрасте, как тебе известно, женщины особенно падки на комплименты. Я и решил играть на этой струне. Поерзал-поерзал и говорю:

«Наконец я понял смысл мини-юбки. Она придумана специально для женщин с красивыми ножками».

Она даже улыбнуться не соизволила. Только поморщилась. Я продолжаю гнуть свою линию:

«Извините, но я не хотел вас обидеть, упаси бог.

Я хочу лишь заметить, что некоторые женщины надевают мни и, не учитывая своей, так сказать, телесной фактуры. У иной, посмотришь, ноги тонюсенькие, как бамбуковые палки, а она их выставляет напоказ. Вы же другое дело. У вас такие ножки, что хоть в балете выступай». »

Лицо у нее немножко прояснилось после этих слов. Я это заметил и поддал жару:

«Извините меня еще раз, но я говорю от души. С такой фигурой, как ваша, и с такими ножками вам надо было идти в балерины».

Она чуть-чуть улыбнулась.

«А вы вообще-то любите балет?»

«А как же! Ни одной новой постановки не пропускало».

«А кто из балерин вам нравится?»

Я, кроме знаменитой Тамары Разалиевой, никого не знаю. На чтобы не ударить лицом в грязь и показать, какой я балетоман, говорю:

«Мне Тамара больше других нравится».

«В каких же балетах вы ее видели, вашу Тамару?»

Называю балет за балетом, даже концертные номера вспомнил.

Она слушает, кивает головой, потом спокойно говорит:

«И все вы сочиняете. Если бы вы действительно столько раз видели меня на сцене, вы бы меня и в вагоне узнали! Я — Тамара Разалиева».

Ну что тут скажешь? Какой мужчина, извините, на балете смотрит балерине в лицо? Но об этом же ей не скажешь. И все же я не растерялся.

«Значит, говорю, вы очень здорово умеете перевоплощаться. Сейчас я вижу ваше настоящее лицо, а на сиене оно у вас совсем другое».

«Сценическое лицо артистки и есть ее настоящее лицо».

«Ну, это уже философия...»

Едем так, беседуем чинно, культурно. На ее ножки я стараюсь больше не смотреть и вдруг вижу в ее глазах ужас.

«Ой, что это на вас?!»

Взглянул,— а это опарыш проклятый по мне ползет. Я их завернул в бумажный пакет и положил в карман рубашки — они и выползли. Я вскочил на ноги, стряхнул опарыша на пол. Соседн по скамье кричат, ругаются. А моя балерина хохочет от души. Она, умница, сразу все поняла. У нее то ли муж, то ли друг тоже рыболов, и она в курсе всех наших рыбацких дел. Заговорили с ней на эту тему. Оказалось, что она знает многих рыболовов, даже нашего Фаниля.

— Слушай, кстати, а где Фаниль? Мухаметша только рукой махнул.

— Разве его дождешься.

— Но он мне звонил по телефону и твердо обещал приехать. Он обязательный человек, не то что ты.

В разговор вмешался Тази. С невозмутимым видом, словно речь шла о каких-то пустяках, он сказал:

— Да ведь Ваня же приехал.

— Какой Ваня?