— Верно я говорю, Мишка?…

— Какой очаровательный, — всплеснула руками Синицына, — просто прелесть. Ребята будут в восторге.

Осмелев, она погладила медвежонка по пушистой шёрстке.

— Здравствуй, Мишенька!.. Здравствуй, мой хороший!..

«Ради одного этого стоило его везти», — подумал Бережков.

А медвежонок уже освоился с новой обстановкой. Ковыляя по кабинету, он совал нос во все углы, урчал и всем своим видом давал понять, что ему здесь очень нравится.

В дверь постучали, и в кабинет вошёл завхоз — полный мужчина в полотняном костюме.

— Ксения Александровна, — начал он с порога, перелистывая какие-то бумаги, — я бы хотел…

Что именно хотел завхоз, осталось невыясненным. Рассыпая бумаги и толкнув задом дверь, он вывалился из кабинета.

Через полчаса, когда медвежонок был водворён в чулан, Бережков и Синицына сидели, окружённые ребятами.

Здесь были и начинающий художник Женя Поцелуйко, и курносая, страшно похожая на отца, Люба Ря— женцева, и серьёзный черноглазый Витя Матвеев, и маленькая Наташа Гармаш, о которой её друзья снисходительно говорили: «Наташка-Гармашка, не видать из кармашка».

Весёлые, загорелые, они с любопытством разглядывали гостя, который, как выяснилось, знал уйму разных увлекательных вещей.

Бережков рассказывал о том, как сверлят толстенный лёд, как разбивают палатки, как делают кирпичи из снега, как по радио принимают Москву.

— А как поживает мой папа? — спрашивали все по очереди, и Бережков, искренне жалея, что у него нет под рукой вахтенного журнала, обстоятельно докладывал каждому, украшая свой рассказ весьма интересными деталями.

Узнав о том, что на полюсе солнце светит день и ночь, Витя Матвеев вздохнул:

— Красота. Если бы наш детский сад был там, нас бы никогда спать не уводили…

Витя был активным человеком, весь в отца. Часы сна он считал прожитыми абсолютно бесцельно. Это ему говорила рассудительная няня:

— Матвеев Витя, присядь, отдохни. В то время когда твой пала трудится аж на самом Северном полюсе, ты ловишь панамкой головастиков. Хорошо это? Красиво?…

На Витю укоризненные речи не действовали — одно занятие у него сменялось другим. Сейчас он сидел и, затаив дыхание, слушал о том, как Любин папа, самый главный на полюсе, вместе с Жениным, с Наташкиным и с его папой делали площадку для посадки самолётов. И ещё ему было очень интересно узнать, что папа, который научился готовить не хуже мамы, варит для всех украинский борщ на газовой плите, которая стоит на льдине…

А Бережков всё рассказывал и рассказывал. Иногда вопросы задавала Синицына. Слушая его, она вдруг поймала себя на мысли о том, что этот приятный, полюбившийся ребятам гость уйдёт, уедет, улетит и, может быть, она… Может быть, она никогда его больше не увидит. В самом деле, зачем ему сюда приезжать?… Если бы у него здесь были дети, другое дело. Но он не женат, он об этом случайно сказал, значит, нечего ему делать в детском саду…

— Вы понимаете, Ксения Александровна? — услышала она.

— Да. Понимаю… Там очень низкая температура, — ответила она невпопад, и Бережков понял, что она сейчас не слушала его.

— А сейчас, ребятки, — сказал Бережков, — пойдёмте со мной. Я вас познакомлю с моим ближайшим другом.

Шумной гурьбой они отправились на полянку.

Оправившись от испуга, завхоз притащил туда детский манежик, и сейчас по нему разгуливал медвежонок. За всю свою короткую безмятежную жизнь Мишка не испытал и сотой доли того бурного восторга, который наперебой выражали по его адресу ребятишки. Они совали ему яблоки, называли его по имени, и Мишка, заражённый общим весельем, носился из угла в угол, помахивая своей круглой мордочкой с чёрной глянцевой кнопкой носа.

— Познакомились, ребята, и довольно! — сказала Синицына. — Мы ему сделаем квартиру, будем за ним ухаживать, дружить с ним будем.

Бережков попрощался с ребятами. Синицына проводила его за ворота.

— Доверяю вам Мишку, — сказал он, открывая дверцу машины, — думаю, что ему здесь будет неплохо. Я постараюсь в этом убедиться.

— Каким образом?

— Я его непременно навещу.

— Когда? — спросила она.

— В начале октября. Я буду в Москве.

Они помолчали.

— Я рад, что познакомился с вами.

— И я… рада, — мягко сказала она.

— Если можно, вы меня не забывайте, пожалуйста, — Бережков с преувеличенным старанием протирал ветровое стекло. — Впрочем, Мишка вам обо мне напомнит. Я его специально попросил. Он обещал оказать мне эту услугу…

— Это будет медвежья услуга, — засмеялась Синицына. — Не хмурьтесь. Я говорю без аллегорий.

— Пожелайте мне счастливой дороги.

— Желаю.

— До встречи.

Она кивнула:

— До встречи.

Бережков сел в машину. Вырулив на дорогу, он оглянулся и увидел Синицыну.

Она махала ему рукой.

Интересная штука — часы. Все говорят — «часы идут». Ничего подобного. Никуда они не идут, просто висят не одном мест© и от нечего делать тикают. А сейчас, когда за окном уже темно, часы спят.

Наташа смотрит на лениво качающийся маятник и спрашивает у Катьки:

— Ты знаешь, который час?

Катька не отвечает, а разбуженные часы, недовольно вздохнув, бьют семь раз,

— Уже семь часов, — строго говорит Наташа, — дочке пора спать. Выпей молоко и сейчас же в кровать, Слышишь?

Катька молчит и молока не пьёт. Наташа недовольно качает головой. Беда с этой Катькой!.. А впрочем, если разобраться, что от неё требовать? Катьке всего-навсего два года, и она кукла.

Наташа укладывает Катьку на диван.

— Спи!.. Я кому говорю?… Что? Рассказать тебе чего-нибудь?… Ну ладно. Слушай. Мама с Юркой уехала к бабушке в Озерки. Дома остались только я и папа. Мы завтра с ним тоже поедем в Озерки. Мы на машине поедем. А сейчас папы дома нету, он ушёл на заседание.

Наташа принимается баюкать Катьку. В этот момент на столе звонит телефон. Наташа снимает трубку.

— Я слушаю…

— Тузик! — гремит из трубки голос папы. — Как дела? Какие новости?

Наташа пожимает плечами. Какие могут быть новости, если папа ушёл недавно.

— Ты чего молчишь? — спрашивает папа. — Может быть, ты спишь?

— Я Катьку укладываю.

— Как она себя чувствует? Как её политико-моральное состояние?

Последнего вопроса Наташа не понимает.

— Спасибо, чувствует себя хорошо, только она ещё не спит, — говорит Наташа.

— А ты давай вместе с ней за компанию, вдвоём-то вы быстрей уснёте.

— Я спать не хочу, папа. Приходи скорей.

— Постараюсь.

Положив трубку, Наташа возвращается на диван.

— Слушай, — решительно говорит она Катьке, жила-была хорошая девочка, но она не любила спать, И вот в один прекрасный день пошла она гулять, заблудилась и попала в дремучий лес. Идёт она, идёт и вдруг видит: сидит на дереве водопроводчик дядя Матвей. Увидел девочку водопроводчик и говорит человеческим голосом: «Девочка, девочка, сию же минуту ложись спать!..»

Бережно накрыв Катьку одеялом, Наташа подходит к окну.

Невдалеке на фоне тёмного неба высятся трубы завода, на котором папа работает директором. Внизу видна улица и белый дом с колоннами. Дом называется «горком», Наташе это хорошо известно, папа часто бывает в горкоме. Он и сейчас ушёл туда. Когда мама уезжала сегодня, она сказала папе: «Если тебя хвалить будут в горкоме, сильно нос не задирай, а то за люстру заденешь». Папа сказал: «Слушаюсь, товарищ начальник!» Потом мама сказала: «Следи за Наташкой, смотри, чтоб наша самостоятельная девица чего-нибудь не отчубучила».

Наташа смотрит в окно на белый дом с колоннами, смотрит и думает. В этом доме сейчас папа. Папу будут хвалить.

А всё же интересно, за что его будут хвалить?… Может быть, за то, что он каждое утро аккуратно умывается и не бросает полотенце где попало? А может быть, за то, что он хорошо поёт? Или за то, что он на мотоцикле умеет ездить?…

Наташа разглядывает иллюминацию и думает…