Потом у него дома, когда мы полюбовались Москвой с балкона двенадцатого этажа, осмотрели новую, ещё не обжитую квартиру и по-холостяцки расположились на кухне, после второй рюмки я не удержался и рассказал ему, сколько треволнений вызывает у меня предстоящий разговор с начальником.

Костя лично его не знал, что несколько осложняло дело. Не для Кости, разумеется. Для Кости это не имело никакого значения, потому что его-то мой начальник не мог не знать.

— Если ты даже сам решишь проявить инициативу. — сказал я, — и позвонишь ему, он, конечно, сразу смокнет, что ты это сделал по моей просьбе, а я стою рядом и с трепетом жду, что он ответит.

Костя пожал плечами и перевёл разговор на другую тему. Пришёл друг-однокашник и вместо задушевной беседы и воспоминаний о далёкой юности не нашёл ничего лучшего, чем намекнуть, сколь важную роль в его судьбе может сыграть один его, Костин, телефонный звонок…

— Чего ты вдруг замолчал? — спросил Костя,

— Ругаю себя.

— Молча?

— Это же приличней, чем вслух., В общем, считай, что я тебе ничего не говорил.

— Пу-пу-пуру-пупу… — негромко пропел Костя.

— Я Лиду Морозову встретил. Знаешь, она за кого замуж вышла?

— За кого? — спросил Костя.

— За советника нашего посольства не то в Объединённой Арабской Республике, не то в Абиссинии, не помню… В общем, где-то в тех краях.

Костя помолчал.

— Ты что же, в самом деле считаешь, что мой звонок может оказать на него влияние? — неожиданно спросил Костя.

Мне показалось, что он немного кокетничает. Он, вероятно, ждал, что я скажу: «Как же твой звонок может не оказать влияния?»

— Поговорим о чем-нибудь другом, — сказал я. — Зимой ходил на лыжах?

— Ходил несколько раз…

Костя колебался, я это видел.

— Мы как-то в Звенигород ездили, — сказал я, и равнина и горки. Дивные места…

— Ладно, — сказал Костя, — ты знаешь номер его телефона?

— Всё-таки хочешь ему позвонить?

— Да-

— А может… не стоит?

— Стоит. Как его зовут?

— Анатолий Андреевич. Вот номер его телефона, но он…

— Что?

— Он догадается, что разговор был при мне.

— Не догадается.

Мы прошли в кабинет. Костя снял трубку и набрал номер. Ему ответила секретарша Зоя Алексеевна.

— Будьте добры, соедините меня, пожалуйста, с Анатолием Андреевичем. Кто просит? Его просит… — Костя назвал свою фамилию и после паузы сказал:

— Здравствуйте, Анатолий Андреевич! Извините, что побеспокоил. Дело в том, что под вашим руководством работает один мой старый-престарый товарищ…

Я стоял у окна и чувствовал, что краснею, а Костя говорил просто и свободно:

— Встретились мы с ним, посидели, расспросил я его о работе, о планах на будущее и узнал, даже не узнал, а, можно сказать, выпытал, что есть у него мечта переключиться на другой участок.

— В нашем же учреждении, — тихо подсказал я.

Костя понимающе кивнул.

— В вашем же учреждении. Да. Человек он способный. Что?… Да, вы правы, есть у него этот недостаток — робок до смешного. Если представляется какая-то реальная возможность ему помочь, очень прошу вас, Анатолий Андреевич, сделайте это во имя нашей с ним старинной дружбы. Спасибо. Спасибо… — Костя посмотрел в мою сторону и подмигнул. — У меня ещё одна просьба. Мне бы не хотелось, чтобы он узнал о нашем разговоре. Человек он самолюбивый, сразу взовьётся, скажет: зачем ты вмешиваешься? кто тебя просил? И так далее и тому подобное… Вы меня поняли?… Ну и прекрасно. Будьте здоровы.

Костя положил трубку.

— Всё. Надо бы тебя сейчас сгонять за коньяком, но поскольку ты у меня в гостях…

— Коньяк за мной, — сказал я. — Как он с тобой говорил?

— Нормально. Ты когда к нему собираешься?

— Завтра. Как говорится, по свежим следам.

— Так ты же ещё в отпуске.

— Какое это имеет значение?

— Прямо от него приезжай ко мне. Расскажешь, как и что.

— Будет сделано! — сказал я.

На следующий день я отправился к начальнику.

Зоя Алексеевна была любезней, чем всегда, и мне не пришлось томиться в приёмной.

Анатолий Андреевич был вежлив, тактичен и не подал виду, что у него состоялся тот разговор. Он пошутил, спросил, что новенького, после чего выслушал меня крайне внимательно, не перебивая, согласно покачивая головой.

— Хочу довести до вашего сведения, — сказал он непроницаемо серьёзно, — что о вас очень хорошо говорят… — он сделал паузу, хоть и короткую, но вполне достаточную, чтобы я снова оценил его тактичность, — о вас очень хорошо говорят в отделе.

— Приятно слышать, — сказал я.

Мне было легко. Я чувствовал ободряющее натяжение лонжи. Пока Анатолий Андреевич говорил о своём согласии с моими доводами, я вдруг подумал о том, что без Костиного звонка, без его сильной руки моё моральное удовлетворение от беседы с начальником было бы более полным…

— О чём задумались? — услышал я голос начальника. — Мне кажется, вы рассеянны.

— Что вы, Анатолий Андреевич, я вас внимательно слушаю, — ответил я, и мне стало даже весело от мысли, что в этом кабинете я могу позволить себе быть рассеянным.

Через десять минут всё было решено наилучшим образом.

Спустя полчаса я приехал к Косте с бутылкой армянского коньяка. Мы уселись в кабинете, и Костя потребовал, чтобы я доложил о результате визита к начальнику со всеми подробностями. «Среди человеческих недостатков, — подумал я, — честолюбие занимает не последнее место. Ты хочешь получить удовольствие от сознания того, насколько солиден твой вес и сильна рука. Слушай и радуйся. Это твоё право».

— Значит, мой звонок всё-таки сыграл некоторую роль? — спросил Костя, и я впервые услышал з его голосе почти нескрываемое самодовольство.

Я притворился, что не заметил этого, и ответил:

— Сам понимаешь.

— Ксения уже знает, что у тебя всё в порядке?

— Нет. Я не был дома и даже не позвонил.

— Сейчас же позвони, — строго сказал Костя, спустись, рядом с подъездом есть будка телефона-автомата.

— Я могу и отсюда… — начал я, и меня вдруг пронзило ощущение мгновенного броска куда-то назад, в юность, в компанию наших ребят с Котькой во главе.

— Отсюда ты пока позвонить не сможешь, — сказал Костя. — Уже неделю этот телефонный аппарат выполняет чисто декоративную функцию. Он ещё не работает. Его обещают включить не раньше вторника.

Я молчал. Я долго молчал и смотрел на Костю, как человек, внезапно разбуженный среди ночи.

— Какая же ты неблагодарная личность, — без тени улыбки на лице сказал Костя, — я сделал для тебя такое дело, я поговорил с твоим начальством при помощи неработающего телефона, и ты не бросаешься мне на шею с громким криком— «спасибо!». Давай-ка, брат, выпьем по рюмочке за человеческое достоинство, за скромность, за бодрость духа и за старую дружбу!..

Сначала я получил письмо, потом, когда приехал а Москву, мы встретились с Марком, и я сказал ему:

— … Я очень ценю в человеке организованность, умение сосредоточиться и выполнить то, о чём его просили.

Ты достаточно хорошо знаешь мою тётку Веру Леонидовну. Ты знаешь её властный характер. Тебе отлично известно, что она самолюбива до крайности, что она тщательно следит за своей внешностью, любит одеваться по моде и успешно скрывает год своего рождения. Кроме того, ты знаешь, как она относится ко мне. Когда я бываю в Москве и мне сразу не удаётся устроиться в гостинице, Вера Леонидовна всегда приходит на помощь, оказывает гостеприимство и проявляет крайнюю любезность. Более того, я тебе не раз говорил, как высоко ценит эта женщина любые, порой даже самые пустячные знаки внимания.

Ты представитель серьёзной профессии — физик, человек умственного труда. Но это просто парадоксально, что именно ты не дал себе умственного труда сообразить, что в деле, которое я тебе по неосторожности поручил, свободно можно было обойтись и без твоей инициативы.

Я дал тебе свёрток и письмо. Сейчас ты, конечно, можешь предъявить мне претензию по поводу того, что я не сказал, что было в свёртке. Я решил не забивать тебе голову подробностями и ограничился короткой информацией — «подарок тётке».