Аппарат молчал даже тогда, когда директор заявил, что в субботу, не глядя что выходной, он целый день сидел, не разгибаясь, над решением очень важной экономической проблемы. Даже после этих его слов аппарат не издал ни единого звука.

Скорей всего, он перегрелся.

Почему я это говорю? Потому что в субботу днём я был на выставке собак в Пионерском парке и видел там Антона Поликарповича. Он-то меня, возможно, не заметил, но я его видел.

Когда часы в приёмной пробили два раза, директор сказал: «Ну, хватит, товарищи!.. Поразвлекались, пора за дело», — и проследовал к себе в кабинет.

И все, ничего не говоря, разошлись по своим местам.

А я остался наедине с Плешаковым и сказал ему так. Я ему так сказал: «Одного я не могу понять — или наш Антон Поликарпович — кристальная личность, или этот ваш аппарат вышел из строя».

Плешаков усмехнулся, посмотрел на меня и сказал: «Вы же мне сорвали технический эксперимент». Я говорю: «А я — то здесь при чём?» А он говорит: «Когда вы вскочили и подвинули стул директору, вы задели провод и нарушили всю мою систему». Я спрашиваю: «Какую систему?»

А он говорит: «Какую надо».

Услышав эти слова, я сразу ничего не сказал, но, когда пришёл к себе в комнату, подумал: «Нет, не для того государство дало Плешакову высшее техническое образование, чтобы он откалывал такие трюки с руководством и с отдельными сотрудниками».

Вообще-то за такое дело надо бы ему врезать как следует, но, честно говоря, неохота с ним связываться.

Наука учит нас, что животные и насекомые бывают двух видов. Первый вид — полезные и второй — бесполезные.

Вот, например, собака. Не зря про неё сказано — друг человека. Так оно и есть. Собака и службу несёт, и, если надо, имущество караулит. Теперь возьмём сурка, Какую сурок пользу даёт? Да никакой. Грызун — и этим всё сказано.

Теперь перейдём к насекомым. Возьмём пчелу. Каждый знает — пчела исключительно полезное насекомое, она обеспечивает нас натуральным мёдом. Конечно, и пчела имеет отдельные недостатки. Бывает, что иная пчела кой-кого и укусит в воспитательных целях: дескать, не мешайся, я дело делаю.

А теперь обратим внимание на насекомое вроде бы той же системы, но по существу совершенно другое.

Это насекомое называется — оса. Тут любому ясно — никакой пользы от неё нет и быть не может. От осы достаются нам исключительно одни только неприятности.

Вот я хочу привести такой случай.

Сам я работаю заместителем главного бухгалтера и владею небольшим садовым участком на станции Под— берёзовка. Там свои участки имеют многие работники треста, а в том числе и Павел Васильевич Збруев — наш управляющий.

Как-то было у нас в тресте собрание, на котором я тоже выступил. Коснулся финансовой дисциплины, а в конце покритиковал товарища Збруева за то, что зазнался, что иной раз трудно к нему на приём попасть и так далее, в таком примерно духе.

Збруев всё это выслушал, внимательно посмотрел на меня и в своей речи сказал, что он учтёт замечание знаю, что он там учёл, но после собрания он заметно похолодал в отношении меня.

Если бы один только я это заметил, а то буквально все сотрудники обратили внимание, что моя критика по» пала, как говорится, не в бровь, а в глаз.

И вот однажды встречает меня Матюхин из планового отдела и говорит: «Надо вам наладить, а точнее говоря, восстановить нормальные взаимоотношения с Пазлом Васильевичем». Я спрашиваю: «Кто же вас, интересно, уполномочил вести со мной мирные переговоры?»

А он говорит: «После вашего того выступления управляющий ждёт, что его готов критиковать любой и каждый. А если бы вы дали ему понять, что вы тогда выступили просто так, для порядка, а по существу глубоко его уважаете, это бы его как-то согрело, у него бы настроение поднялось и вся атмосфера у нас в тресте сразу бы оздоровилась».

Тогда я говорю Матюхину: «Вы что же, считаете, что мне надо отмежеваться от своих слов? Мне что, нужно заявить, что это я так сказал, между прочим, а вообще-то всё хорошо, прекрасная маркиза. Так, что ли?…»

И тут Матюхин говорит: «Ладно, я уж вам признаюсь. Зашёл я к Павлу Васильевичу и, чтобы ему настроение поднять, сказал, что вы жалеете, что выступили тогда, и теперь ищете любую возможность выразить управляющему своё глубокое уважение. Он меня выслушал и говорит: «У Чичкина есть прекрасная возможность исправить положение. В понедельник у нас будет общее собрание сотрудников, на повестке дня — итоги третьего квартала, пусть Чичкин выступит и скажет всё, что следует».

Вы, наверное, будете меня осуждать, но на меня почему-то повлияли слова Матюхина.

Я бы, конечно, мог ему сказать: не такой человек Чичкин, самокритика — движущая сила общества и так далее и тому подобное.

Но я подумал: раз от меня зависит оздоровление атмосферы в масштабе треста, пойду на это дело.

Такой я наметил план — встречу Павла Васильевича у нас в Подберезовке, заведу неофициальный разговор — и всё войдет в свою колею.

День для такой операции я выбрал самый что ни на есть подходящий — воскресенье, как раз накануне предстоящего собрания.

Я такое начало прикинул для своей речи: «Товарищи! Так уж случилось, что вчера в выходной день Павел Васильевич заглянул ко мне на садовый участок — и вот результат. Очень скоро я понял, насколько предан Павел Васильевич нашему общему делу», — и так далее и тому подобное.

Но одно дело наметить план, другое дело его выполнить.

В воскресенье выхожу я днём с участка, и, можете себе представить, какая удача — идёт Павел Васильевич с супругой.

Я говорю — добрый день, отличная погода, приглашаю заглянуть, выпить домашнего кваску. Супруга, та сразу отказалась, а управляющий согласился, его даже и уговаривать не пришлось.

По-видимому, Матюхин сообщил ему о нашем разговоре.

Зашёл Павел Васильевич, присел на лавочку, я мигом слазил в погреб, достал кувшин квасу и говорю: «Давно я хотел вас пригласить посидеть, побеседовать запросто». Он ничего не сказал, только рукой махнул… Я подумал: «Он даже и слушать не хочет». Оказалось другое — это он от ос отмахнулся.

Не знаю, как у других, а у меня в это лето столько этих нахальных ос развелось, просто ужас, нет спасенья. И главное — хуже нет от них отбиваться. Тогда они ещё злей в атаку идут.

Павел Васильевич, скорей всего, был не в курсе, я это и разъяснить ему ещё не успел, как врезали ему две осы. Сперва одна в нос, и тут же другая в губу. Он вскочил, говорит: «Спасибо за беседу», — и ходу с участка.

Ну думаю, красиво он завтра на собрании будет выглядеть. Один, думаю, у меня только есть выход — тоже выйти на трибуну покусанным. Народ увидит, что мы с управляющим, как говорится, товарищи по несчастью, обоих нас покусали.

И чтоб добиться такого положения, стал я на себя ос нацеливать. Махал, и вареньем себе лицо мазанул — ни одна не кусает, будто сговорились. Может, думаю, раздеться до пояса, больше будет площадь для налёта, но потом, думаю, нет: не стану же я на общем собрании заголяться и укусы демонстрировать.

В общем, как ни старался, не удостоили меня осы своим вниманием.

В понедельник, как на собрании появился управляющий, все просто-таки ахнули. Такое у него было лицо, что только с ним в цирке выступать.

Управляющий сел, прикрыл лицо, вроде он что-то читает, и всё пошло вроде бы нормально, а когда очередь дошла до меня, я вышел и согласно своему проекту сказал: «Товарищи! Так уж случилось, что вчера в выходной день Павел Васильевич заглянул ко мне на садовый участок — и вот результат…»

И тут начался смех.

Управляющий встал и говорит: «Извините, я ненадолго отлучусь».

Он вышел, а я не могу продолжать: такой стоит хохот.

Назавтра вызывает меня Павел Васильевич и говорит: «Товарищ Чичкин, если бы оса была мыслящим существом и вы могли бы оказать на неё влияние, я бы подумал, что вы в присутствии всего коллектива решили надо мной посмеяться. И ведь верно смешно. Выглядел я вчера как Карабас-Барабас. Надеюсь, это чистая случайность, что на вашем садовом участке произошла такая, можно сказать, бытовая трагедия. У меня к вам никаких претензий нет, а смех, говорят, лечит. Если я действительно иногда проявлял себя как бюрократ, будем считать, что это происшествие меня исцелило».