– А вы обратили внимание, товарищ генерал, какой у него ствол? – спросил, спускаясь вслед за ним по лестнице, подполковник Уваров. – «Вальтер». Причем точь-в-точь такой, из какого застрелился Федосеев. Прямо братья-близнецы, как будто только что из одной коробки. И оба новехонькие, только этот с глушителем.

– Что косвенно указывает на то, что самоубийство Федосеева – такая же инсценировка, как та, которую пытались устроить здесь, – привычно перестроившись на рабочий лад, через плечо откликнулся Андрей Константинович. – Вероятнее всего, его убрали сообщники, сообразив, что он здорово заигрался и находится на грани провала. Выстрела в его квартире никто из соседей не слышал, хотя как минимум двое в это время еще не спали. И теперь понятно, почему – стреляли с глушителем, который затем сняли и принесли туда, где мы его только что наблюдали. И что, по-твоему, из этого следует?

– Как минимум два вывода, – сказал Уваров. – И оба неутешительные. Первое: виновность Федосеева в свете его гибели представляется сомнительной. И второе: невиновность генерала Потапчука тоже сомнительна. То есть я имею в виду, что ничего нового мы, фактически, не узнали, а возможности что-либо узнать и доказать лишились начисто: один убит, другой сбежал – как я понимаю, не без помощи этого своего суперагента, прототипа Черного Подполковника. А тут еще эти «вальтеры»…

– А что – «вальтеры»? Дались тебе эти «вальтеры»… Хотя странно, конечно, что их целых два, что они такие новенькие и совершенно одинаковые…

– Не удивлюсь, если их серийные номера указывают на принадлежность к одной партии, а возможно, даже идут по порядку, – сказал Уваров. – И подозреваю, что их намного больше, чем два.

– Ммм?..

– Кажется, я знаю, откуда они. В самом начале КТО под Урус-Мартаном наши ребята нашли в палатке убитого полевого командира целый ящик этих самых «вальтеров» – новеньких, в заводской смазке, будто только что с конвейера. Да и ящик был еще тот – с орлом, со свастикой, с готической маркировкой. Черт знает, где он все эти годы провалялся – то ли в чьем-нибудь подвале, то ли в каком-то немецком бункере… А потом ящик пропал – без сомнения, кто-то свистнул, причем кто-то из своих…

– И что? Федосеев в это время находился здесь, в Москве, сидел в своих кадрах и не имел никакого отношения к оперативной работе.

– Так точно, – подтвердил Уваров. – Его там не было. Зато я был. Потому и знаю об этом ящике с «вальтерами».

– Так, может, это ты его и подмыл? – невесело пошутил генерал.

– Об этом я и толкую, – без улыбки произнес подполковник. – Я там был и чисто теоретически мог наложить лапу на эти стволы. Сами знаете, на войне как на войне, все хватают, что под руку подвернется – трофеи им подавай… Наши «вальтеры» обязательно станут проверять. И не исключено, что они действительно из того самого ящика, и что какая-нибудь штабная крыса там, в Урус-Мартане, еще до кражи успела переписать их серийные номера. Бумажка с номерами всплывет, факт моего пребывания в Чечне в это самое время зафиксирован в моем личном деле, и установить его ничего не стоит – открывай и читай. И сразу вопрос: что ж ты молчал-то, подполковник? Забыл? А может, надеялся, что кривая вывезет? А мне оно надо?

Железная дверь подъезда была открыта настежь, разнятый в суставе коленчатый рычаг доводчика безжизненно повис, отдаленно напоминая оторванную ногу большого кузнечика. Солнце еще не показалось над крышами, но на дворе было уже совсем светло. Прямо у подъезда, забравшись двумя колесами на тротуар, стоял микроавтобус, на котором приехали эксперты. Труповозку еще не подогнали; поодаль, рядом с зеленым «фиатом» осрамившейся группы наружного наблюдения, виднелся сине-белый полицейский «бобик», приехавший по вызову какой-то сознательной и бесстрашной соседки, и двое хмурых сержантов из ППС неохотно, явно не в первый и даже не во второй раз рассказывали оперативнику в штатском, при каких обстоятельствах обнаружили тело.

– Говорят, нет тела – нет и дела, – глядя на них, сказал Андрей Константинович. – А у нас все наоборот: тел целая куча, а дело чем дальше, тем больше разваливается прямо на глазах. За такую работу нас – в первую очередь, конечно, меня – по головке не погладят. В такой ситуации поневоле начнешь хвататься за любую соломинку, это ты верно подметил. Отводишь от себя подозрения, подполковник?

– Мне оно надо? – хмуро повторил Уваров. – Но я ведь не дурак и понимаю, как все это выглядит.

– И как все это выглядит? – спросил Тульчин.

– Погано, вот как. Глядите, что получается. Мы проводим совещание в узком кругу, приходим к выводу, что Федосеев – крот, и решаем за ним присмотреть. Сразу после этого совещания Валера, светлая ему память, взрывается вместе с этим б…ским – извините, товарищ генерал, вырвалось, – вместе с этим чертовым «БМВ». Кто это сделал, понятно, зачем – тоже, вроде, ясно: просто еще один отвлекающий маневр, попытка нас запутать, заставить заподозрить, что Валера все-таки знал больше, чем говорил. Нас поднимают по тревоге; телефон Федосеева не отвечает, за ним высылают машину и находят у него на квартире два трупа – старушку-маму со сломанной шеей с сыночка с дыркой во лбу и с «вальтером» в руке. Типа, убил ненароком и с горя застрелился… Ясно, что это инсценировка, что грохнули его, скорее всего, сообщники – то есть все тот же Черный Подполковник, которого он снабжал информацией. Но если эксперты не ошиблись, произошло это чуть ли не минута в минуту со смертью Валеры. Конечно, погрешность присутствует всегда, но, чтобы уложиться в рамки этой погрешности и побывать за это время в двух местах, расположенных друг от друга на приличном удалении, убийца должен был перемещаться по воздуху, причем на реактивной тяге. Значит, тут поработали как минимум двое. Что получается? Люди разные, а пистолеты одинаковые. Один убит, другой – тот, который пришил Федосеева, – живой и на свободе. Федосеев его знал, впустил в квартиру, а тут еще эти чеченские «вальтеры» и полное отсутствие алиби…

– Что ж, – сказал генерал, – молодец. Звучит логично – настолько, что ты почти убедил меня в своей виновности. Но ты ведь себе не враг и наверняка имеешь что сказать в свою защиту. Ты прав, присутствие в деле некоего Мистера Икс в свете сегодняшних событий представляется несомненным. И если это не ты, то кто же тогда?

– Да кто угодно, – сказал Уваров. – Кто-то, о ком мы пока не знаем. Или, к примеру, тот, кто так красиво разрисовал вон ту святую троицу.

Проследив за направлением его взгляда, генерал с трудом подавил тоскливый вздох. Группа наружного наблюдения в полном составе давала показания еще одному оперативнику. Один из них щеголял чудовищных размеров кровоподтеком на подбородке и имел ободранные, как после драки с кошкой, кисти рук и лицо. У другого распухла переносица и заплыли оба глаза; сквозь сплошной черно-фиолетовый синяк, издалека похожий на маску грабителя образца позапрошлого века, жутковато посверкивали налившиеся алой кровью белки. Третий с виду пострадал меньше всех, но зато прихрамывал и время от времени, болезненно морщась, совершал странные движения шеей, словно пытаясь что-то в ней поправить, вернуть на положенное место.

– Отделать их запросто мог бы и я, – продолжал подполковник, – но я в это время был с вами на набережной. Помните, что Валера говорил про бритву Оккама?

– Далась вам всем эта бритва, – вздохнул Андрей Константинович. – Помню, как же. Намекаешь, что копия и оригинал с самого начала были заодно?

– Факты – упрямая вещь, – сказал подполковник Уваров. – Одна эта дикая история со львовским снайпером чего стоит! С оптикой, почти в упор, и два раза подряд промазал! Зато алиби обеспечил и нам глаза запорошил. И не факт, что это именно он и его жена разъезжали по Закарпатью, повсюду отсвечивая своей тачкой и своими паспортами. Жены-то никакой, может, и нет, а если есть, так сидит до сих пор где-нибудь на Бали или в Египте и знать не знает, какими делами ее муженек дома вертит.

Андрей Константинович снова вздохнул. Да, голова у подполковника работала, как швейцарские часы, и он ее никогда не терял.