- Готово, - крикнула Наташа в кухню отцу и повернулась к Леночке. – Одевайся, доченька, быстро. Нам нужно везти бабушку в больницу.

Илья Сергеевич, легко подняв тело жены на руки, понёс её к выходу, бросив через плечо:

- Даша, вынеси мне пальто и шапку.

Вместе с Натальей они уложили Марию Григорьевну на заднее сидение, после чего Илья Сергеевич, сказав дочери заводить мотор, вернулся в дом за деньгами, без которых сейчас в клинике можно умереть, не дождавшись врача.

Таким образом, до 2-й городской больницы, находившейся ближе всего к Медведовке, они добрались в рекордно короткое время.

Сейчас Наташа с отцом негромко переговаривались, напряжённо прислушиваясь к тому, что доносилось из дальнего края коридора, где находились палаты реанимации. Илья Сергеевич заметно спал с лица и подрастерял былую самоуверенность. Говорил он без обычного своего напора и властности, и Наталья, хорошо изучившая своего отца, с удивлением замечала в его голосе нотки испуга. Мысль о потере жены, не абстрактная, а такая вот, подобная железному удару летящего поезда, изрядно нарушила его равновесие.

Врач появился через час, присаживаться не стал, сказал только:

- Всё в порядке. Кризис прошёл, но разминулись буквально на минуты. Доставили бы её чуть позже, и мы могли бы её уже не вытянуть. А так, ещё дня три-четыре полежит здесь, а потом уже перейдёт в общую палату.

- Насколько это у неё серьёзно? – спросил Илья Сергеевич.

Врач пожал плечами:

- Инфаркт, дорогие мои, это всегда серьёзно. Необходим будет особый щадящий режим. Хорошо бы ей пройти специальный курс в кардиологическом центре у Иванчука.

- Ведь предлагали же ей ложиться, - махнул рукой Илья Сергеевич, - Сколько раз я с самим Иванчуком разговаривал. Так, попробуй её убедить. Разве что связать и отвести насильно. Так, наверное, и надо было сделать.

- Пап, ты же знаешь маму, - мягко сказала ему Наташа. – Она просто не хотела оставлять надолго тебя без присмотра.

- Присматривают за младенцами да калеками. А сердце – это не шутки, да ещё в нашем возрасте.

- Ну, ладно, - сказал врач. – Сестра сейчас даст вам список того, что нужно будет привезти ей к утру. А вы можете ехать домой. Если хотите, запишите номер телефона нашего отделения и, на всякий случай, оставьте свой домашний.

Илья Сергеевич, несколько восстановивший самообладание, сжал губы и повернулся к дочери:

- Давай, Наташа, отправляйся домой, а я останусь здесь до утра.

Наташа, прекрасно знавшая характер отца, только вздохнула.

- Я тебе перезвоню утром, узнаю, как дела. Ты хоть найдёшь потом, кто тебя отвезёт?

Илья Сергеевич махнул рукой:

- Не волнуйся.

Они попрощались. Наташа разбудила разоспавшуюся Леночку и направилась к выходу. В конце коридора она оглянулась. Илья Сергеевич сидел, ссутулившись, утратив обычную величественную осанку, и нервно сжимал кулаки. Старый одинокий человек в мешковатом пальто. К нему подошла медсестра и, наклонившись, что-то негромко сказала. Отец несколько раз кивнул головой, поднялся и пошёл следом за ней. У Натальи защемило сердце.

- Пойдём, - тихонько сказала она дочери.

- А бабушка выздоровеет? – спросила Леночка, поднимая к ней заспанное личико.

- Выздоровеет, родная. Конечно, выздоровеет, - сказала Наташа, сглатывая подступающие слёзы.

Они спустились вниз к машине. Леночка сразу же забралась на заднее сидение и умиротворённо засопела, засыпая. Обходя машину, Наталья подумала о том, что все Леночкины вещи остались в доме родителей.

«Заеду и заберу завтра», - решила она, сидя за рулём и прогревая мотор, прихваченный лёгким морозцем.

Стояла ночь. Светили звёзды. До их дома было пятнадцать минут езды.

16.

Презентации в «Давыдовке» заканчивались далеко за полночь, к утру. Но Вознесенский, серьёзно относившийся к своей работе и, связанным с нею, обязанностям, редко задерживался после одиннадцати. Об этом сообщали информаторы, это подтверждала группа наблюдения, и сегодня Пётр Иванович не изменил своим собственным правилам. Без восьми минут одиннадцать он и сопровождающий вышли из дверей ресторана и направились к находящемуся на стоянке «БМВ».

- Ведём два квартала, - сказал Бита Гоше. – Если они домой, сворачивай на Пушкинский бульвар, а потом по Строительному напрямик.

Гоша, знавший все переулки города не хуже Биты, молча кивнул. Следить за машиной ночью, когда в городе почти нет движения, особенно трудно. Обычно это делают на нескольких машинах, либо на одной, но уже при так называемой «прессинговой» слежке, когда ведомому открыто демонстрируют, что за ним идёт наблюдение.

На следующем светофоре, который уже не работал, а мигал, жёлтыми всполохами освещая перекрёсток, Гоша свернул направо к бульвару Пушкина и понёсся на всех парах к дому, где жил Пётр Вознесенский.

- Так. Нормально. Должны опередить, - говорил Бита, следя за стрелкой часов. Перед акцией в нём всё подобралось. Фразы стали короткими и отрывистыми.

Они въехали во двор, опередив «БМВ» на две с половиной минуты. Вокруг не было никого, только случайный прохожий шёл от какого-то дома мимо стоянки автомобилей. Странно, человек этот показался знакомым Бите, что-то такое было в его фигуре и походке. Но они видели его только со спины, на улице давным-давно стемнело, а перед Битой сейчас стояла совсем другая задача, поэтому мысли об этом человеке он задвинул куда-то в самый дальний угол своего сознания.

- Порядок. Никого, - повернулся Бита к Георгию. – Действуем по первому плану.

- Я на стоянку, - сказал Гоша, доставая пистолет.

Бита хлопнул его по плечу и выскочил из автомобиля, пряча своё оружие под полой куртки.

На подъезде к дому показались фары автомобиля Вознесенского. Сейчас уже им приходилось ориентироваться по ситуации. Обычно охранник доводил Вознесенского до дверей его квартиры. При этом они могли выйти из машины и войти в дом одновременно, а затем охранник спускался и отгонял автомобиль на стоянку. Либо, как это тоже неоднократно случалось, Вознесенский выходил из автомобиля напротив стоянки и, пока он шёл к дому, шофёр ставил машину на место и нагонял его у входных дверей.

В любом из случаев Бите и Георгию приходилось действовать раздельно, каждому со своей стороны.

На этот раз «БМВ» остановился напротив входа, который бросал яркие блики света на ведущие к нему ступени. Сразу за дверями находилась дежурка, где сидел вахтёр, но отсюда его не было видно.

Хлопнули дверцы, Вознесенский и охранник вышли из машины. В тот же момент рядом с ними оказались Бита и Гоша, подошедшие с разных сторон.

Георгий на подходе, не прекращая движения, резко и сильно ударил охранника рукояткой пистолета в висок. При этом слабо хрустнуло, охранник, не успевший даже понять, что произошло, кулём осел на капот автомобиля. Его ноги, как два бумажных листочка под стотонной глыбой, смялись, согнулись в коленях, и его тело устремилось навстречу асфальту. Георгий остановил это движение, прижав отключившегося горе-телохранителя левым плечом к машине, одновременно пряча пистолет.

- Стоять, падло! Дёрнешься, убью! – одновременно с этим сказал Бита. Глушитель его пистолета чуть ли не ввинчивался в живот Петра Вознесенского. Хотя Бита говорил вполголоса, создавалось впечатление, что он выкрикивает команды:

- Опусти руки! Повернись к машине! Вот так! Стой и не двигайся!

Вознесенский был довольно крупным мужчиной и отнюдь не робкого десятка. Но, сейчас он сделать ничего не мог. Зрачок глушителя служил очень весомым аргументом, поэтому, оставалось только поворачиваться и выполнять то, что говорят.

Георгий слегка присел так, чтобы тело охранника опустилось ему на плечо. С этой ношей он быстро обогнул автомобиль, открыл багажник и сгрузил туда этот мешок с костями. Припасённым скотчем Гоша сноровисто скрутил охраннику запястья и щиколотки. Им же заклеил рот. Затем он достал из кармана ручку-фонарик и, оттянув веко безжизненного телохранителя, направил ему в зрачок яркую узкую полоску света. После чего выпрямился, молча кивнул Бите и захлопнул крышку. Бита движением головы показал ему в сторону дома, не опуская пистолет, направленный на Вознесенского.