Брэсфорд поприветствовал Маргариту и Кейт, спросив их о здоровье, прежде чем повернуться обратно к Изабель:

— Мне жаль забирать вас из такой приятной компании, но есть дело, которое нам надо обсудить.

— Сейчас?

— Если вы не возражаете.

Слова были сама вежливость. Приказ выражался в том, как он предложил свою руку, подумала Изабель. Она могла отказаться идти с ним, но это казалось неразумным. Более того, учитывая скрытую враждебность тех, что их окружал, она бы охотно покинула зал. Изабель положила руку на его рукав, попрощалась и ушла с ним.

Внешний двор замка был полон шума и суеты в наступающих сумерках: поспешали пажи и герольды, проходили с важным видом воины, лошадей вели в стойло на ночь, там и сям встречались священники с бледными лунами бритых голов, обозначающих их тонзуры. Мужчины ругались, собаки лаяли, кто-то пел непристойную песню в таверне «Кабанья голова» через дорогу, служанок звали из окон над узкими проходами, которые вели из зала.

Изабель и Рэнд обошли большое открытое пространство, держа путь мимо деревянной кухни, которая находилась за стенами большого зала. Пройдя через тяжелые ворота между каменными столбами, они ступили в сад. Здесь шум утих до отдаленного гула. Стояла усыпляющая жара, было слышно вялое жужжание пчел и птичье пение. Они шли по протоптанной тропинке сквозь заросли буйной растительности. Тимьян, мята и шалфей источали свои характерные ароматы. Среди больших вилков капусты они спугнули черного дрозда, он взлетел перед ними с пронзительным криком тревоги и сел на верхушку яблони, растущей у каменной стены, откуда стал подозрительно наблюдать за их продвижением.

— Кажется, вы хорошо знаете Мастера празднеств, — сказал Рэнд, когда они прошли несколько ярдов.

Она ждала подобного комментария. То, что он был намного более искусным, чем ожидалось, не делало его менее раздражающим. Убрав правую руку с его руки, она бережно прижала ею свой раненый палец к талии.

— Он приятный собеседник и проверенный друг.

— Ваш брат должен был запретить вам водить такую дружбу.

— Вы не знаете Грейдона, если думаете так. Он придает мало значения благополучию сводной сестры. Кейт, Маргарита и я были брошены на произвол судьбы и вынуждены сами прокладывать путь при дворе. Но если вы предполагаете, что Леон мог воспользоваться любой из нас, вы оговариваете его.

— Воспользоваться может любой мужчина при соответствующих условиях.

Мысленный образ их двоих, запертых внутри паланкина, встал у нее перед глазами, и она залилась жарким румянцем. Онемевшими губами она сказала:

— Ваше предупреждение сейчас необходимо не более, чем раньше. Я вполне сознаю, какое поведение требуется от жены.

Он коротко кивнул, и они продолжили идти молча. Изабель взглянула на его неподвижные черты лица и снова отвернулась.

Каким видным он был по сравнению с Леоном. Рэнд был не только выше и шире, но более мужественным по существу, имел внушительный вид. Ей пришлось признать, что он очень привлекательный в своем грубоватом стиле. Изабель заметила, что не только Кейт была впечатлена, но и другие женщины оборачивались, чтобы посмотреть ему вслед, когда они уходили из большого зала.

На интерес к своей особе Брэсфорд не обратил ни малейшего внимания. Тщеславие, видимо, не было в числе его недостатков, хотя, возможно, он был слишком сосредоточен на том, чтобы увести ее из компании Леона. Смотря на серого котенка, который сидел впереди рядом с тропинкой, вылизывая протянутую заднюю лапу, она размышляла о том, что ее жених мог ревновать. Она отбросила эту мысль почти сразу же, так как не смогла найти для этого ни одной причины. Он не испытывал к ней нежных чувств, в конце концов. Разве нет?

— Поздно спрашивать, но раньше мне это не приходило в голову, — сказал он через мгновение. — Ваше сердце занято кем-то?

Она слегка нахмурилась:

— Вы все еще думаете о Мастере празднеств? Если так, вы можете быть спокойны. Леон предпочитает вдов и авантюрных замужних дам для своих любовных похождений.

— Мудро с его стороны, — сухо сказал Брэсфорд, — хотя вы так говорите, как будто у него завоеваний легион. Господь обладает странным чувством юмора, делая некоторых мужчин намного более привлекательными, чем остальных.

— Возможно, сам Леон делает себя привлекательным.

Он повернулся и снова посмотрел на нее, нахмурившись, но не возразил ей:

— На самом деле, я подумал о любимом человеке другого сорта. Возможно, каком-нибудь аристократе, которого вы встретили здесь, в Вестминстере.

— Нет и не было никого, кроме глупой влюбленности молоденькой девушки. Такие привязанности нежелательны, поскольку приводят только, как уверяли нас добрые монахини, к разочарованию.

— В таком случае вы свободны от привязанностей.

— Можно и так сказать.

— Поразительно, что никто не потрудился приблизиться к вам.

— Существует проклятие, вы должны помнить.

Он безразлично поднял плечо:

— Даже если так.

Такая непрямая лесть не требовала ответа, особенно потому что она не могла быть уверена в том, что он имел в виду под ней. Они продолжали идти мимо котенка под деревом, увитым розами, которые издавали сладкий аромат в вечернем воздухе, вдоль грядки живой зеленой петрушки. Наконец она спросила:

— Вы хотели обсудить мои привязанности?

— Отчасти. — Тон его голоса был ровным, он бросил на нее беглый взгляд. — Вы держите вашу руку. Ваш палец все еще болит?

— Не больше, чем вы можете ожидать. — Она сразу же опустила поврежденную руку вдоль тела. Защищать ее уже вошло в привычку, так что она едва заметила, что делает. То, что он обратил внимание, было странно приятно, но она не хотела задумываться почему.

Он остановился, протянул свою руку:

— Можно мне?

Изабель остановилась рядом с ним. Как будто вынужденно она уступила свои пальцы его хватке.

Его касание было таким же нежным, как когда он привязывал тростниковый стебель, и таким же беспристрастным. Тем не менее сердце в ее груди забилось чаще. Стоя совершенно неподвижно, она наблюдала, как он исследовал перевязку, поворачивая ее руку так и эдак, прежде чем завязать потуже ленту, которая держала эту шину на месте. Угасающий свет пробегал по его лицу, смягчая жесткие черты, подсвечивая изгиб рта, оставляя глаза в тени.

Рассматривая ее кисть, он спросил:

— Скажите, думали ли вы насчет обвинения, выдвинутого против меня. После нашей аудиенции у короля, я имею в виду.

— Какая разница? — спросила она с трудом. — Мы… мы должны пожениться независимо от этого.

— Вы казались… Я бы хотел знать, что вы думаете.

Это было новое отношение к ней в ее жизни. Безусловно, ни ее отчим, ни Грейдон никогда не спрашивали ее мнения. Настороженно относясь к странному чувству благодарности, которое росло в ней, она осторожно ответила:

— Я не вижу причин, по которым вы бы хотели причинить вред ребенку, рожденному в Брэсфорд-Холле.

— Я весьма признателен вам по крайней мере за это, — сказал он слегка охрипшим голосом. — А насчет остального?

Она сглотнула, отведя взгляд от него:

— Воины, должно быть, приходили за любовницей, как вы сказали, так как слишком многие могут подтвердить это, так что не может быть иначе. Что до того, кто послал их, напрашивается единственно возможный вывод — это сделано по приказу Генриха.

— Все же вы слышали, что он отрицает это. Вы сомневаетесь в его словах? Вы можете поверить, что он способен убить свою собственную плоть и кровь? — Он посмотрел на нее, нахмурившись, его глаза потемнели.

— То, что человек может сделать своими собственными руками, и то, что он может приказать сделать другим, — зачастую две разные вещи.

— Вы считаете, что я способен на такой поступок?

— Мужчины делали и худшее, чтобы сохранить расположение короля.

— Но не я, — сказал он, его голос был как кованая сталь.

Она бы хотела верить ему, но как она могла? Многочисленные

предательства за последние годы оставили ей мало веры в клятвы любого мужчины. Некоторые даже говорили, что честь и благородство умерли в кровавых баталиях между Йорками и Ланкастерами. Также она не будет идти по легкому пути и уверять его в том, во что она не верила. Пусть он докажет свою невиновность, и она изменит мнение о нем.