Это было загадкой, как кто-то, кто не претендует называться джентльменом, может проявлять такую галантность придворного рыцаря.

— Ты веришь, Гвинн, — спросила она через мгновение, — что любовь рыцаря к своей даме, как показано в рассказах трубадуров, так же невинна, как они воображают. Рыцарь, хороший и настоящий, никогда не разделит ложе с дамой, которой он предан?

— Тьфу! — ответила служанка с презрением, взбивая перьевую подушку. — Как будто этого будет достаточно им обоим. Нет, нет, услуга, которую рыцарь оказывает своей даме, не ограничивается тем, чтобы бросить плащ, чтобы защитить ее изящные ножки от грязи или даже отдать за нее свою жизнь. Он укладывает ее в постель, запомните мои слова, и после этого выполняет любой приказ своей дамы.

Ее приказ. Это была интригующая мысль. Что она могла приказать Рэнду?

Святые небеса, что же ее беспокоило? Она не хотела от него ничего. Она не была заинтересована в услугах своего мужа, не имела никакого желания ни начинать их, ни, безусловно, продолжать.

То, что кто-то, видимо, намеревается убрать его из ее жизни, должно быть тайной радостью. Она должна распространять известия об этом, превозносить силу проклятия Граций и пророчить его триумф. Оно не спасло ее от замужества, как раньше, но это было не то, что оно обещало, по правде говоря. Оно только предвещало бедствия для любого, кто возьмет в жены одну из сестер Грейдон без любви. Угроза быть казненным нависла над Рэндом. Если это случится, она получит свободу.

Свободной, она хотела быть свободной. Она хотела распоряжаться своей жизнью, не давая отчета никакому мужчине. Она жаждала жить, не волнуясь об осуждении других, без необходимости отчитываться, куда она ходила и что она там делала, сколько она потратила из своего кошелька. Да, свобода была ее мечтой.

В то же время она хотела жить в поместье, которое ей принадлежало по праву, где она бы была в безопасности, где бы ее защищали и заботились о ней. Сможет ли она когда-нибудь обрести и то и другое? Это казалось невероятным.

Все же она чувствовала себя в безопасности, когда Рэнд был рядом. Более того, страсть, которую она познала в его объятиях, постоянно вызывала изумление, такое, которое она еще не устала изучать. Не надоела и новизна видеть его великолепно голым в ванне или постели, дотрагиваться до него, принимать внутрь себя. Хотя некоторое негодование по поводу того, что ее принудили к замужеству, осталось, она не могла вынести мысли о том, что его могут повесить. Также она не могла видеть свободы в его смерти, так как это будет только означать, что она снова вернется во власть Грейдона.

Она не встречала своего сводного брата со дня свадьбы. Ему уже было лучше сейчас, после ранения. Мысль о нем была напоминанием о том, что у него есть объяснение нападения на Рэнда и ответы, которые он должен дать.

Пусть это произойдет этим утром.

Грейдон ел утренний хлеб с вином в своей комнате, когда слуга доложил, что в прихожей его ожидает Изабель. Он набросил дублет поверх туники и рейтуз. Оказалось, что он ни мылся, ни брился, ни расчесывал волосы за эти дни. Он шел с палочкой, и его левая нога была без сапога. Его стон, когда он упал на скамью рядом с ней, сопровождался сдержанным проклятием.

— Как поживаешь? — спросила она, пробегая глазами по желто-фиолетовым пятнам, которые украшали его лицо, и ободранной коже на лбу. — Выздоравливаешь?

— Достаточно хорошо, — сказал он с едким сарказмом, — хотя тебе потребовалось время, чтобы прийти и узнать.

Он был прав: она была невнимательна. Ей просто в голову не приходило, что он может ожидать заботы. Они никогда не были в таких отношениях. Он всегда был старше, грубее, не имел склонности задерживаться в женской комнате с ней и ее сестрами, даже когда они жили в одном доме. Его страстью была охота и битва. Насколько она знала, других у него не было.

— Я посылала Гвинн спросить о тебе и принести такие вкусности, которые могут помочь тебе.

— Студень из телячьей голяшки и куриный бульон. Что хорошего может мне дать такое свиное пойло?

— Не много, так как ты бросил их ей в голову.

— Чертова старая ведьма! Она скорее отравит человека, чем побалует его. Лучше пришла бы сама как тогда, когда тебе не было и двенадцати. Я хорошо это помню, хотя тогда мне разбили голову дубиной.

Так и было. Мама послала ее к нему с пряным молочно-вин-ным поссетом. Он снял перед ней штаны и засмеялся, когда она убежала.

— Я здесь сейчас, — сказала она спокойно. — Тебе больно? Ты думаешь, твоя нога будет долго заживать?

— Она должна быть в порядке через день или два. И все благодаря твоему Брэсфорду. Я считаю, что он хотел меня убить.

Изабель не вздрогнула под его тяжелым взглядом.

— С того места, где я сидела, было видно, что ты и Хэнли нанесли первые удары и из-за спины. Я не думаю, что ты бы возражал, если бы он погиб.

— Ему посчастливилось избежать этого только благодаря самому дьяволу.

— Так это была умышленная атака.

— Это было побоище, — возразил он, смотря сердито на конец своей палки. — Твой муж был по другую сторону. Хотя я признаю, что хотел нанести ему один удар или два, поставить его на место.

На чье место, подумала она. В тот момент ее муж оказался сильнее и благороднее.

— И это все?

— А что еще должно быть? — спросил он, его глаза сузились под кустистыми бровями, хотя неловкость промелькнула по его грубым чертам.

— Как говорит его оруженосец, судя по кольчуге, что твой меч не был затуплен. — Это Гвинн передала ей эти сведения, получив их, когда они с молодым оруженосцем Рэнда вместе выполняли свои поручения.

— Такое случается.

— Особенно когда запланировано. — Она помедлила, прежде чем продолжить с осторожным нейтралитетом. — Ты это подстроил, Грейдон? Или кто другой предложил, что это будет заслуженное наказание, если Брэсфорд упадет во время состязания?

— Ты думаешь, мне нужен кто-то, чтобы шевелить мозгами за меня? — спросил он с ворчливым презрением.

— Я думаю, что ты выразил свою ненависть к Брэсфорду слишком явно. Есть те, кто может посчитать это удобным.

— И тебя волнует, что они могут, не так ли? Ты перешла на сторону врага? — Презрительная усмешка подняла его верхнюю

губу. — Вот и доверяй женщине, которая благоволит мужчине, который забрался ей под юбки.

Горячий румянец покрыл ее лицо. Она сцепила руки на коленях, чтобы сдержать желание дать ему пощечину.

— В этом нет необходимости, особенно если учесть, что ты заставил меня выйти замуж.

— Это была невыгодная сделка, так как мне пришлось собрать приданое для тебя, в то время как я должен был получить все. Но я заберу его назад, вот увидишь.

— О чем ты говоришь? — спросила она, в то время как настороженность пощипывала ее вены.

— Это дело недоступно женскому пониманию. Лучше возвращайся назад, чтобы согревать постель Брэсфорда, и оставь такие вещи мужчинам.

— Ты имеешь в виду, что Брэсфорд скоро умрет, и ты сможешь насладиться моей вдовьей долей.

— Я не рассчитываю на нее, хотя не буду отрицать, что она мне не помешает.

— Что ты слышал об обвинении против него? Что говорят в городе или среди воинов?

Он пожал плечами:

— Не много. Все ждут решения короля.

А чего же ждет король? Сначала это была свадьба, думала она, и, возможно, исход побоища. Но сейчас?

Генрих мог медлить, пока не родится обещанный ему сын. При праздновании этого события с его обещанием безопасности для королевства, которое олицетворял ребенок и с Йоркской, и с Ланкастерской кровью в венах, исчезновение простого провинциального рыцаря пройдет незамеченным. Так, очевидно, и будет, поняла она с упавшим сердцем.

Она не испытывала особой радости по поводу своего брака, но такой способ покончить с ним казался ей мерзким.

— Слышал ли ты что-нибудь о любовнице, которая пропала, или… Она замолчала, пытаясь подумать, сколько она может сказать. Грейдон присутствовал, когда читали официальное обвинение против Рэнда, поэтому прекрасно знал, что его обвиняли в исчезновении и матери, и ребенка.