На том и остановились.

К счастью, в бараке рабочих, ремонтировавших дорогу, нам удалось без всякого насилия обзавестись промасленным, дырявым халатом. На время сойдет и он.

Мы поспешили к барже. Был уже поздний вечер, что-то около одиннадцати. На набережной не было ни души.

– Которая из них? – спросил Альфонс, показывая на стоящие у причала баржи.

– Вон та, в тени… За угольщиком.

– Стойте здесь, – приказал он своим компаньонам. – Если что будет неладно, дадите знак. А ты пойдешь покажешь дорогу.

Подойдя к сходням, я пронзительно свистнул. Тишина… Заснул он, что ли, от расстройства чувств? На том месте, где мы с Хопкинсом ждали возвращения Турка, лежала брошенная на палубу скатерть.

– Наверное, ушел вниз, чтобы не сидеть тут одному голым. На берег нагишом он не отправился – не такой это человек.

– Что верно, то верно. Хопкинс за своей внешностью следит. Спустимся, стало быть, в трюм. Может, он нашел покрывало получше и завалился спать.

Люк мы нашли без особого труда – оттуда так несло запахом соленой рыбы. Фонарик Альфонса осветил гнилые доски обшивки трюма.

– Вон и ящик стоит, – сказал я. – Тот, в котором будто бы лежит труп.

– Ну и что?

– А кто знает – нет ли чего при покойнике?

– Исключено.

– Почему?

– Потому что, как только ты ушел, Чурбан немедленно поспешил в трюм, чтобы взглянуть на покойника. Либо там ничего не было, либо Хопкинс переоделся и ушел.

– Вряд ли, – заметил я.

– Почему?

– Потому что, если бы там была какая-нибудь одежда, Турецкий Султан не стал бы ждать нас, завернувшись в скатерть.

– Верно.

– Все равно, взглянем.

Мы, спотыкаясь, спустились вниз. Альфонс светил фонариком, а я прихватил ломик, но это оказалось лишним – крышка ящика не была закрыта.

Альфонс направил луч фонарика внутрь ящика, вскрикнул и выпустил фонарик из рук.

Я почувствовал, что у меня ум за разум заходит…

В ящике лежал Чурбан Хопкинс!

Мертвый!

– Каррамба! – выругался Альфонс. Выругался от волнения почти шепотом, но вы бы ошиблись, попытавшись сделать выводы о его происхождении по вырвавшемуся у него проклятию. Он редко дважды подряд ругался на одном и том же языке. Если судить по репертуару ругательств, его можно было бы отнести к любой нации земного шара. Впрочем, сильно сомневаюсь, что они стали бы оспаривать Альфонса друг у друга.

– Ты, – прошептал он. – Копыто!.. Что… что ты скажешь?

Я не знал, что сказать. Просто стоял, словно окаменев. Господи… Бедняга… Чурбан, добрый, старый товарищ…

Альфонс поднял фонарик. Одежды на трупе не было. Все было в крови, но рана не была видна. Только когда мы перевернули Хопкинса, выяснилось, что он получил пулю в затылок.

– Мы найдем, кто это сделал, – сказал я.

– Правильно…

– И расплатимся за Хопкинса сполна.

– Даже, если понадобится, с процентами…

Мы стояли понурившись. Мало на свете таких веселых, добрых, настоящих парней, каким был Чурбан Хопкинс.

– А теперь… прежде всего похороним беднягу как следует, по-матросски.

– Тихо! – сказал Альфонс, хватая меня за руку. Что-то двигалось в темноте, но не похоже было, что это крыса бегает по доскам трюма.

– Посвети…

Альфонс направил луч фонарика в угол и…

Прыжок… Какая-то тень бросилась к трапу.

Мы бросились вслед за ней. Альфонс, столкнувшись со мною, упал, и нас окружила кромешная темнота. Загремели ступеньки трапа, но прежде чем беглец успел добраться до люка, я схватил его за лодыжку. Мы покатились вниз, и тут мне удалось вслепую хорошенько влепить ему кулаком.

Я – человек набожный, но о моем левом прямом с уважением отзываются самые видавшие виды парни…

– Посвети! – пропыхтел я.

Вспыхнул свет – и я остолбенел даже больше, чем несколько минут назад.

На полу с разбитым, окровавленным лицом, в полубеспамятстве сидел Турецкий Султан. В красных шароварах!

– Убьете меня теперь? – спросил Султан.

Это уж точно, – ответил я, потому что не люблю обманывать.

– Но не исключено, – задумчиво проговорил Альфонс, – что сначала мы тебе что-нибудь отрежем. Ухо, нос или еще что-нибудь, ведь просто убить тебя – явно мало.

Турок закурил.

– Что поделаешь, – сказал он негромко, хоть всегда был человеком крикливым и задиристым. – Я бы на вашем месте сделал то же самое.

– Слушай, Турок, – сказал Альфонс. Человек, который способен раздеть своего товарища, а потом вернуться и убить его, хуже, по-моему, всякого каннибала.

Он пнул Турка ногой, а потом выбил у него из рук сигарету.

– Давай, чего уж там, – сказал Султан. Мне было странно, что заносчивый, не боявшийся никого на свете Турок так терпеливо все сносит.

– Прежде чем мы с тобой покончим, ответь, за что ты убил Чурбана?… Ну, за что?…

– Все равно вы не поверите, если я скажу правду.

– Говори!

– Я не убивал его!

Я ударил его ногой так, что он свалился на землю.

– Ты – грязный, трусливый убийца из-за угла! Он поднялся и заговорил снова:

– Потому я и не хотел говорить. Знал, что все равно не поверите. Я бы и сам не поверил. Но чтобы я был таким уж трусливым, этого до сих пор не замечалось.

И это была правда. Идиотская ситуация.

– Ладно, рассказывай, как, по-твоему, все было.

– Я принес Чурбану одежду, а то мне все-таки неудобно было, что я бросил его здесь. На палубе никого не было. Я решил, что он спустился вниз взглянуть на покойника. Я тоже пошел в трюм и, как и вы, нашел его в ящике. Бежать уже не было времени – пришли вы. Вот так оно и получилось.

– А где одежда, которую ты принес? – спросил Альфонс. Султан вернулся в тот угол, откуда он выскочил, и показал на сверток с одеждой.

– Солдатская форма! – воскликнул Альфонс, глаза у которого, как у кошки, видели в темноте, куда не доходил свет фонарика.

– Ну да. Другой не было. Зачем бы я тащил ее, если бы пришел его убить? – Султан снова закурил.

Черт его знает. Трудно поверить, что он застрелил Хопкинса. Убийцы из-за угла не курят так спокойно перед лицом верной смерти. От Альфонса ему пощады ждать не приходилось, да и мое законное возмущение – при всей моей кротости – еще далеко не улеглось.

Голос Альфонса тоже зазвучал менее решительно.

– Тебе надо чем-то доказать свои слова, – сказал он после короткой паузы и поставил фонарик на ящик, – потому что от этого зависит, убьем мы тебя или нет.

Султан раздавил окурок так, что искры полетели во все стороны. Потом пожал плечами.

– А мне наплевать.

Таков уж он был. Нос крючком и все такое прочее. Невероятно длинные, худые руки, большой крючковатый нос и холодные, рыбьи глаза, с презрительной насмешкой глядящие на мир. Ничего не поделаешь, мне Султан нравился и убить его мне было бы не так-то легко.

– Ты не очень зарывайся! – прикрикнул на него Альфонс.

– Слушай… – сказал я. – Не верится мне, что Чурбана убил Турок.

– Мне и самому не верится. Но что, если мы ошибаемся?

– Что ты делал тут, когда мы пришли? – спросил я у Турка.

– Решил, что отомщу за Хопкинса, и выслеживал одного человека.

– Кого это?

– Убийцу.

– Ты знаешь, кто убийца? – спросил Альфонс.

– Знаю.

– Кто?

– Этого я не могу сказать.

– А если я тебя придушу? – полюбопытствовал мой друг.

– Тогда тем более ничего не скажу. И вообще, если не я убил Чурбана, то нечего вам ко мне и приставать. Допросы мне только легавые устраивали.

В этом тоже была доля правды.

– Ладно, – сказал я. – Я тебе верю.

– Я тоже, – кивнул Альфонс.

– Стало быть, я уже не обвиняемый здесь? – спросил Султан.

– Уже нет.

– Тогда, – Султан повернулся к Альфонсу, – за что ты мне только что разбил морду?

Его длинная рука метнулась вперед и ударила в подбородок моего друга с такой силой, что любой нормальный человек свалился бы без чувств. Но Альфонс только ответил встречным ударом.

Началась страшная свалка. На мой взгляд, Альфонс мог без труда решить дело в свою пользу – по части рукопашной я равного ему нигде не встречал, – но не хотел, чтобы Турок окончательно ударил в грязь лицом. Они упали на пол и усердно молотили друг друга.