– Со мной однажды тоже такое случилось, – вступил в разговор Надов. – В Смоленске как-то раз на ярмарке я так напился, что потом два дня не мог проснуться…

– Это у тебя малярия, -убежденно сказал Пилот, – при малярии часто так бывает: сначала припадок, а потом начинается озноб.

– Может быть, – согласился Малец. – Во всяком случае, я был не в себе.

– Ты с этим гангстером никаких дел не имел? – спросил сапожник Главач. Меткое прозвище гангстер Пенкрофт получил от товарищей.

– Нет! Никогда… – ответил Малец.

Больше они не разговаривали. Воздух накалился еще сильнее. Полуденный ветер, что-то вроде сирокко, принес невыносимую головную боль и лениво вихрящиеся клубы пыли… Мулы фыркали и с ревом били задами, свистели плетки, барабанили кулаки, погонщики вовсю ругались. Капитан ехал впереди на лошади, его мучила дурнота вперемешку со злобой, каждое движение больно отдавалось в черепе. Время от времени он вытаскивал из седельного кармана бутылку и прикладывался к ней.

В тени какого-то высоченного бархана они разбили лагерь. Дальше идти было невозможно. У одного из грузовиков полетел шатун, требовался длительный ремонт. Лошади и мулы слепо шарахались из стороны в сторону…

Голубь с радостью удостоверился, что здесь бездна великолепных возможностей умереть. Он уже видел десять тысяч долларов в кармане своих близких. Смерть не заботила его. Кого не заботит жизнь, тот и мысли о смерти переносит с легкостью.

Голубь решил навестить Троппауэра, который все еще не поправился.

– Послушай… – окликнул его Малец.

– В чем дело, парень?

– Мне нужно с тобой поговорить…

– Я в твоем распоряжении, дружище… – Я хочу доверить тебе страшную тайну…

– От этого уволь, старик. У меня уже голова кругом идет от ваших тайн… И почему ты выбрал именно меня? Я тебя предупреждаю, что я легкомысленный, пустой, несерьезный человек, к тому же болтун и сплетник, которому никак нельзя доверять…

– Прошу тебя… не дурачься… Давай отойдем на пару минут куда-нибудь в сторонку… Этот мерзавец, я знаю, сейчас на посту… Мы можем спокойно поговорить. От меня непременно избавятся… Поэтому я должен тебе все рассказать…

У Мальца был такой горестный и убитый вид, что Голубь пожалел его. Черт бы побрал эти тайны и загадки!

– Ладно, пошли, парень, но я тебя умоляю, не делай такой жалобной физиономии…

Они сели в тени отдаленного бархана.

– Я учился в Париже в университете, – начал Малец. – Вел веселую жизнь, хотя есть было нечего, но нужду не замечаешь в студенческие годы, сам знаешь, будущее виделось мне радужным и… Тут-то я и познакомился с этой женщиной…

– Неприятности всегда так начинаются, – со знанием дела заметил Голубь, пересыпая меж пальцами песок с одной руки на другую и думая о том, что было бы неплохо остаться здесь в пустыне в качестве песочных часов.

– Эта женщина пообещала помочь с карьерой. У нее, мол, есть хороший друг, некий Анри Гризон…

– Как ты сказал?!

– Анри Гризон… Что ты так вскинулся?

– Я встречался с этим господином…

– Где?

– В одном занятном доме… Он меня принял в пижаме, на полу…

Малец впился в него взглядом…

– Я знаю… знаю, кто ты… – И, немного помолчав, он посмотрел Голубю прямо в глаза и произнес: – Баталанга.

Он ждал, что Голубь будет сражен. Но тот глупо пялился на него. Потом потрогал у Мальца лоб.

– Возможно, ты и прав, но все-таки не помешает померить температуру…

Малец твердо и насмешливо смотрел на него, потом опять, почти по слогам, повторил:

– Ба-та-лан-га!…

Что им от него нужно? Теперь еще это. Какая-то Баталанга!

– Ты большой артист, – сказал Малец, – но не думаю, что ты станешь и дальше притворяться, если я признаюсь тебе, что был в Баталанге…

– Понятно, парень… Ты был в Баталанге, я это запомню. А теперь лучше скажи-ка, кто этот Анри Гризон и где живут его родственники или наследники.

– Я почти ничего о нем не знаю. Я попал в экспедицию Рюселя по его рекомендации…

Голубь опять оживился.

– Рюсель! Постой! Это ведь тот ученый, на чьей вдове потом женился… доктор Бретай… О-ля-ля! Это становится интересным…

– Я знал, что тебе будет интересно.

– Еще как! Ведь привидение, которое идет за ротой, – жена доктора Бретая.

Побелев как мел, Малец вскочил на ноги.

– Молчи! Умоляю тебя, молчи!… Я сойду с ума… – И с горькими рыданиями он рухнул на землю.

Аренкур заботливо помог ему подняться. Теперь и он поверил в серьезность происшедшего, и ему было жаль студента. Он не знал, в чем там дело, видел только, что парнишка страдает.

– Мне известно, – тихо сказал он Мальцу, – что Бретай застрелил жену и капитана, а потом покончил с собой.

– Это неправда… – прошептал Малец. – Их всех троих убили!

Миллионы крошечных песчинок кололи им лица, раскаленный воздух, казалось, застыл над пустыней.

– Странно… – пробормотал Голубь. – А ты случайно не знаешь подробностей?… Кто был убийца?…

– Я!…

На этот раз Голубь вздрогнул. Даже он, при его веселом, беспечном, легкомысленном характере, почувствовал трагизм этой зловещей тайны. Оставим Баталангу, пусть маркиз с фонтаном тоже только шутка. Труп перед ванной – прекрасно, главное, потушить свет. Фельдмаршал узнает его во время тревоги – подумаете! Маккар не приходит на вечер – ерунда. Но тут другое, пострашнее: сидит посреди Сахары двадцатилетний Малец и рыдает, что убил нескольких человек. И что здесь всего ужаснее для человека легкомысленного: знает обо всем этом только он один. Надо же теперь что-то делать. Не поймите превратно: речь идет не о гармошке или какой-нибудь глупой шутке, а о вполне серьезных делах.

– Прошу тебя, перестань реветь… Лучше бы я слушал стихи Троппауэра. Они очень похожи на твою историю. Такие же волнующие, грустные – и ничего нельзя понять… На вот, возьми сигарету, закуривай и рассказывай все по порядку.

Переведя дух, студент кое-как унял свои всхлипывания и задышал ровнее. Временами, правда, еще шмыгал носом. Его трясло от волнения, так что поначалу стучащие зубы рассекали слова на слоги…

– Теперь вы все узнаете, – прошептал он. Потом многозначительно добавил: – Господин майор.

Голубь вскочил и, взвыв, шваркнул кепи о песок. – Только без этих глупостей, умоляю!

– Хорошо, хорошо… Не будем об этом. Предположим, я ничего не знаю.

– Во всей этой истории именно я – тот, кто ничего не знает. И чем больше мне пытаются что-то объяснить, тем меньше я понимаю.

Малец хитро улыбнулся.

– Договорились. Так слушай. Предположим, ты ничего не знаешь. Просто ты мой верный друг, и я рассказываю тебе все ужасы затем, чтобы, если я умру, было кому затянуть петлю на шее мерзавцев. Для начала имей в виду, что все это множество людей, которые расположились здесь вокруг нас лагерем, никогда не вернутся оттуда, куда идут. И причиной тому несколько мерзавцев, которые убили Рюселя.

– Объясни мне наконец, какой такой эликсир жизни изобрел этот господин Рюсель.

– Он нашел путь, который искали две тысячи лет. Светоний Паулин еще в первом веке побывал здесь, и он упоминает в своих записях о некоей Крокодильей троне, которая беспрепятственно ведет через пустыню до страны Черных Великанов. Поскольку вдоль берегов Нигера

в тех местах, которые описывал Светоний, живут пигмеи, Рюсель предположил, что великаны – это народ сокота. Они по сравнению с пигмеями действительно огромного роста. Так это упоминание, которому серьёзные ученые из-за слова «великаны» не придавали значения, сослужило Рюселю добрую службу, и он доказал, что оно верно. Равно как и слова Геродота, до известной степени. Теперь о Геродоте…

– Друг… Не надо о Геродоте! Или где-нибудь в другом месте, но только не в Сахаре! Мне с этими древними и в морской академии было одно мучение.

Сквозь серую пелену пыли проглядывала молочно-бледная луна. Ее тусклый свет падал на уходящие в бесконечность песчаные холмы. Горестно заржал напугавшийся чего-то мул, и издали ему ответили гиены.