Сино кивнула и сама улыбнулась в ответ.

— Так чем же вы двое собираетесь сегодня заняться? Хм? — спросил он, увидев ее улыбку.

— Микоку сказала, что хочет немного пройтись по магазинам, и я подумала, что мы можем зайти в ближайший супермаркет, где я могу найти себе что-нибудь почитать.

Сино повернулась к Микоку и замерла.

В какой-то момент Микоку поставила на стол свою солонку с кунжутной солью. Теперь она держала ежедневную газету.

— Э-э, Микоку? Почему ты смотришь на страницы магазинов в Харадзюку и Сибуе?

— Потому что мы сегодня собираемся туда. Нам нужно пополнить вещи первой необходимости, следовательно, придется многое закупить.

— Секундочку. Ты сказала, что мы лишь немного пройдемся по магазинам. Ты хоть представляешь, как долго придется тащиться с Хатиодзи отсюда до Харадзюку и Сибуи? Стой, не добавляй еще и Синдзюку в список! Где же это «немного»?!

— Это расстояние всего в тридцать километров, и практически без каких-либо препятствий. Это не вызовет трудностей. — Микоку повернулась к Хаджи. — Ладно, отец. Я сопровожу Сино в ее поездке по магазинам.

— Э? А я надеялась обратно ехать, не торопясь. И ты явно находишь себе оправдания, — жаловалась Сино.

— Не переживай об этом. Теперь, нам нужно отправляться. Необходимо подыскать для тебя какое-нибудь снаряжение. …Я вообще-то раньше никогда не была в Харадзюку. Надеюсь, у них там есть мои размеры. Я невероятно взволнована и в то же время полностью владею собой.

— …Микоку. Постарайся не смешивать вот так свои оправдания и истинные намерения, — предупредил Хаджи.

Микоку подняла свое улыбающееся лицо от журнала.

— Как насчет того, чтобы пойти с нами, отец? Ты можешь понести наши сумки. Считай это специальным сервисом для своих приемных дочерей.

На крыльце поместья Тамия сидел Синдзе Сецу.

Сидел под теплым солнцем, попивая сливовый чай, который принес ему Кодзи. Во дворе перед ним его одноклассники занимались приготовлениями для Фестиваля Всеобщего Отдыха.

Ученики конструировали прилавок, используя дерево, металлические трубки и прочие материалы.

Между ними блуждала Ооки, но ученик, на спине которого была бумажка с надписью «управляющий», следовал за ней в качестве гарантии, чтобы она ничего не испортила.

Саяма ушел со словами, что у него есть дела, связанные со школьным советом. Он сказал, что встретится с Изумо и Казами в Татикаве.

Рядом с Сецу сидел одинокий старик.

Его звали Хиба Рютецу.

Он держал в Окутаме додзё боевых искусств под названием Хиба Додзё, и был другом деда Саямы.

Правый глаз старика сиял алым цветом.

Синдзё разговаривал с ним о Саяме.

— У этого балбеса Микото начался бунтарский период, когда он вступил в среднюю школу. Он был тогда таким милым. Если ты его бил, он всерьёз говорил тебе «спасибо за урок».

— Э-это довольно суровый тренинг.

— Не особо. Я был с ним мягок. Например, взять случай, когда он впервые пришел ко мне в додзё. Он был новичком, потому я потащил его в горы.

— И Вы тренировались там?

— Нет. Я столкнул его с края утеса. Когда он и вправду упал, я запаниковал и убежал домой. Я дрожал всю ночь в моем футоне, ожидая появления копов. Ха-ха-ха.

— Это совсем не смешно! Это покушение на жизнь!

— Ой, да ладно, — Рютецу почесал затылок. — Говорят же, что львы сбрасывают своих детенышей на дно ущелья, да? Я знал, что такого случая больше не представится, потому просто не смог удержаться. Кончилось, кстати, тем, что позже я это сделал еще три или около того раза.

— Э… Я проигнорирую все проблемы, связанные с этим, но что произошло с Саяма-куном?

— Он возвращался живым каждый раз и пытался убить меня во сне. Само собой, я избивал его до тех пор, пока он не мог подняться. Затем, мы ели. Я поражался, как он умудрялся еще есть после всего этого.

— Мне кажется, я понимаю, почему Саяма-кун такой, какой он есть, но что Вы думаете о нем сейчас?

— Ему нужно продолжать расти. Он все еще нам не ровня.

— Нам?

— Людям, вызвавшим его боль здесь.

Рютецу положил руку на левую грудь.

Синдзё не заметил в его алом глазу злобы.

Такой красивый, — подумал Синдзё. — Он напоминает глаз женщины.

После чего Синдзё осознал, что смотрит на его глаз слишком долго.

— П-простите, что я так уставился.

— Ничего. Взгляд юнца вроде тебя заставляет меня краснеть, — затем Рютецу выдал горькую улыбку. — Но мне хотелось бы, чтобы Микото преодолел множество разных вещей… Ты слышал, что комната в его доме, где он жил с матерью, никогда не открывается, да?

— Да.

— Этот балбес, наверное, доставляет тебе немало хлопот?

— Я не уверен, стоит ли называть это «хлопоты», но он делает множество вещей, о которых я не знаю, что и думать…

— Тебе не нужно на этих словах безучастно глядеть вдаль.

Синдзё горько улыбнулся.

— Я всегда был в одиночестве, так что иметь поблизости Саяму-куна оказалось довольно весело. …Мало того, что когда-то давно я был одинок, но меня к тому же и предали.

— Предали?

— Однажды я был один, и никто за мною не пришел, — ответил Синдзё. — Человек, смотревший за мной на базе, сказал, что кто-то непременно за мной придет, но они так и не пришли. …Воспоминания о моем одиноком плаче до сих пор стоят перед глазами.

— У нас есть привычка запоминать неприятные вещи, — произнес Рютецу со спокойной улыбкой.

Затем Синдзё заметил нечто похожее на шрам над и под правым веком старика. Из-за его загара сложно было сказать, что именно это такое.

…В его прошлом наверняка тоже что-то произошло.

Синдзё неожиданно задумался, как сильно бы заболела грудь этого человека, если бы размышления о прошлом влияли на него так же, как и на Саяму.

Однако этого никогда не случится.

Синдзё сделал глоток сливового чая, и Рютецу задал ему вопрос:

— А что ты думаешь о себе сейчас?

— О, теперь я определенно чуточку изменился. В прошлом я только и делал, что ждал, но сейчас у меня такое чувство, будто ждать недостаточно. И все же…

— Что?

Синдзё почувствовал, как опустил голову.

— Я пришел сюда, чтобы помочь с раной Саямы-куна, но теперь она зажила. Мне следует в скором времени его оставить. Моё беспричинное присутствие здесь будет его утруждать.

— А ты спрашивал, будет ли это его утруждать?

— Я боюсь спрашивать.

Вот почему он мог лишь думать о причине, по которой пришел изначально.

Едва эта причина исчезнет, ему придется уйти.

— Вот как, — сказал Рютецу, — Ну, тебе следует об этом поразмыслить. Кстати говоря, я видел, как ты передал что-то Микото перед тем, как он ушел. Не прочь сказать, что это было?

— Папка для бумаги. Там содержится сюжет для книги, которую я планирую когда-нибудь написать.

— Книги? Литература — замечательная вещь. Вилла в Каруидзаве, горные вершины, широко распростертые небеса и тихие ночи…

— У меня такое чувство, что недавно я уже слышал что-то подобное…

— Ха-ха-ха! Это сказал тот балбес Микото, да?

Рютецу рассмеялся и, неожиданно, потянулся и погладил Синдзё по голове.

— Ну, дерзай. Похоже, ты из тех, кто очень упорно старается.

Саяма, Изумо и Казами ехали в поезде к Татикаве. Изумо и Казами обычно отправлялись вдвоем на мотоцикле, но Казами хотела обсудить несколько тайн, связанных с Яматой.

— Саяма, тебе правда стоило уходить, пока твои одноклассники работают над прилавком?

— Путь Левиафана превыше всего, Казами. И там не о чем волноваться. В этом году, Мистер Ким не единственный специалист, оказывающий нам помощь. Братья Мышцековы из старой Советской Армии также отозвались помочь. Глядя на их фамилию, я рассчитываю, что они довольно сильные.

— У меня предчувствие, что прилавок твоего класса будет выглядеть как гигантская металлическая масса.