— Господи!

Холмс еле заметно улыбнулся:

— Думаю, можем обойтись как-нибудь без Господа Бога. Существование Мориарти я считаю убедительным доказательством того, что Бога нет. Но продолжим. Вспомните, Уотсон, что десять лет назад, в плену у Мориарти, вы строили теории относительно его навязчивой идеи — желания убивать влиятельных лидеров. Я бы добавил ещё один элемент. В качестве мишени Мориарти выбирает тех, кто хочет для своего народа — или даже для мира в целом — новой и лучшей жизни.

— Но, Холмс, — устало спросил я, — к чему всё это ведёт?

Лили, по-видимому, поняла лучше, чем я:

— Он выбирает таких, как Садат и Пхитсанулок.

Холмс кивнул.

— Как можно забыть разрушительную войну, которая опустошила Ближний Восток после смерти Садата? А последствия убийства Пхитсанулока для Азии могут быть даже ещё более плачевными.

— Но вы же не хотите сказать, что Мориарти каким-то образом причастен к этим убийствам! — запротестовал я.

— Нет-нет! — Теперь впалые щёки великого сыщика горели румянцем, а глаза блестели. Холмс взволнованно расхаживал по комнате, почти отскакивая от пола. — Я хочу сказать следующее. Вы, Уотсон, восприняли навязчивую идею Мориарти как некую страсть, которая определяет линию поведения, заставляет подстраивать всю свою жизнь и планы под желание совершить определённый тип убийства. Давайте пойдём дальше и будем считать, что эта мания, эта зацикленность представляет собой реальную силу во времени, если не в пространстве. Двигаясь по годам и эпохам в результате взаимодействия ядерного взрыва и машины времени — я говорю о движении вперёд, — Мориарти переместился в ту точку, где произошло убийство Пхитсанулока. Его привела туда собственная навязчивая идея! А потом появление Мориарти в мире нормального времени отразило те энергии, которые в нём накопились, и его отбросило назад, в прошлое…

— И снова та же одержимость притянула его к моменту убийства Садата! — перебил я. — В таком случае тождество временных интервалов, которое вы отметили, лишь совпадение, и не более того.

— Очень даже возможно. Однако это интересное совпадение могло привести к тому, что наш заклятый враг так и будет вечно болтаться между двумя этими точками.

— Бедняга! — вырвалось у Лили.

— Да уж. Подобной участи не пожелаешь даже такому типу, как профессор Мориарти! Но есть и ещё одна вероятность, которая тревожит меня куда сильнее. Предположим, что равенство временных промежутков — это не совсем совпадение. Допустим, что совпадение заключается только в том, что промежутки приблизительно равны без Мориарти. Определённо, это максимум, чего можно ожидать от двух не связанных между собой исторических событий, каждое из которых требовало от его коварных исполнителей тщательного планирования. Тогда можно поверить, что на точное время гибели Садата повлияло присутствие Мориарти, которого отбросило из дня убийства Пхитсанулока.

— Что за странная цепь предположений, — нахмурился я. — Вдобавок совершенно нереальная. Неужели это говорит человек, который предостерегал меня от того, чтобы с готовностью нагромождать гипотезы или выбирать слишком уж сумасбродные?

Холмс бросил на меня угрюмый взгляд:

— Но я также часто напоминал, что гипотеза, оставшаяся после вычёркивания совсем уж невозможных вариантов, должна быть истинной, какой бы неправдоподобной она ни казалась. — Внезапно он рассмеялся. — Однако на самом деле здесь не применим ни один из принципов, поскольку у меня есть и другие факты, которых вы не знаете. Например, возьмём Рамона Меракдера.

— Что? — спросил я.

— Кого? — одновременно со мной спросила Лили.

— Это убийца Льва Троцкого. Его задержали через несколько минут после преступления, и Меркадер сказал схватившим его охранникам Троцкого: «Это он. Тот человек. Я не знаю, кто он. Он заставил меня это сделать». Кроме того Меркадер утверждал, что некто удерживает его мать в заложниках. Последнее, правда, оказалось ложью. Через восемь лет убили великого миротворца Ганди. Я обнаружил полицейский отчёт, в котором свидетель говорит, что видел высокого худого человека, судя по внешности, англичанина, сопровождавшего убийцу к тому месту, где впоследствии был убит Махатма. По понятным политическим причинам этот отчёт спрятали от греха подальше. Подумайте, сколько великих лидеров в истории пало от рук убийц, не успев завершить задуманное. И сколько смертей всё ещё окутано загадкой! Разумеется, миссис Чалмерс в девяносто первом. Пхитсанулок — сейчас, на наших глазах. Анвар Садат в восемьдесят первом. Мартин Лютер Кинг в шестьдесят восьмом. Джон Кеннеди в шестьдесять третьем. Король Иордании Абдалла в пятьдесят первом. Ганди в сорок восьмом, Троцкий в сороковом. Пётр Столыпин, великий российский реформатор, в тысяча девятьсот одиннадцатом. И ещё один наш соотечественник, премьер-министр Спенсер Персиваль, которого Джон Беллингем убил прямо в здании палаты общин в тысяча восемьсот двенадцатом году.

Я покачал головой:

— Мой дорогой Холмс, если ключевыми моментами считать насильственную смерть, высокий пост жертвы и некую долю загадочности, то тогда под вашу систему подпадут чуть ли не все подобные убийства. Авраам Линкольн, Хендрик Фервурд, Роберт Кеннеди, или Вильгельм Оранский, или… или, скажем, канцлер Дольфус, или… — Я бешено рылся в памяти.

— Достаточно, Уотсон, — поднял руку Холмс. — Вы в полной мере продемонстрировали свою отличную память, которой радуете и восхищаете всех своих друзей.

Я смущённо замолчал, однако Лили с горящим взором вступилась за меня:

— Хватит над ним смеяться! Будь вы хоть какой старый друг…

Холмс смутился.

— Да-да. вы правы. — поспешно сказал он. — Вы защищаете своего мужа. — Он чуть поклонился мне; — Всё верно. Уотсон, простите меня, прошу вас.

Я великодушно махнул рукой. Лили успокоилась, и Холмс продолжил:

— Я упомянул именно эти убийства, поскольку в них фигурируют факты, относящиеся к нашему расследованию. Начнём с Меркадера. Когда его стали расспрашивать подробнее, он описал загадочного человека так: англичанин, высокий и худой, лицо бледное, высокий выпуклый лоб, глубоко посаженные глаза. Он настаивал, что его загипнотизировала странная манера англичанина еле заметно покачивать головой из стороны в сторону.

— Боже! — ахнула Лили. Я же не мог вымолвить и слова.

— Разумеется, это профессор Мориарти, — кивнул Холмс. — Описание англичанина, в сопровождении которого видели убийцу Ганди, опять-таки соответствует внешности нашего заклятого врага. Что же до остальных случаев, можете прочесть мои заметки. Однако кое-что вас заинтересует особенно.

Холмс подошёл к маленькому столику, отведённому под документы, касающиеся расследования, — теперь на нём громоздились горы книг, стопки фотографий и ворох бумаг. Несколько секунд наш друг копался в этой куче, а потом вытащил один листок и передал нам.

Это были последовательные кадры из знаменитой съёмки, запечатлевшей ужасный момент. На заднем фоне — размытая толпа, всё ещё не до конца понимающая, что случилось нечто страшное. А на переднем плане в кадре на мгновение появляется уличный фонарь на фоне ещё более размытого лимузина, но он не может заслонить расфокусированное изображение президента, который дёргается вперёд и тут же откидывается назад, а голова его взрывается. Над ним облако красной пыли. Через несколько минут это облако прольётся на толпу зевак жутким дождём из крови, осколков черепа и мозгов. А ещё через какое-то время кортеж понесётся на предельной скорости в главную больницу Далласа. Но увы, будет слишком поздно.

У меня сжался желудок, когда я рассматривал фотографии, поскольку они пробудили воспоминания о фильме, откуда были вырезаны кадры, и о том ужасе и отчаянии, которые лично я испытал в 1963 году. Мои глаза наполнились слезами. Лили в 1963 году ещё не родилась, поэтому она смогла увидеть важную деталь, ибо её взгляд не затуманили эмоции. Она взяла у меня из рук распечатку и пристально её изучила.

— Да. Он и здесь, да? Мне кажется, я его вижу.