— Хм.

Но он не отвалился. Что означало — это вовсе не обман.

Теперь он знал наверняка. Ошибки быть не могло. Его подозрения, наконец, развеялись.

Да, это все подтверждает, — подумал Саяма, поднимая голову.

Он облегченно вздохнул, и его плечи поникли. Он глянул Синдзё в глаза, и на его губах сама собой появилась легкая улыбка. Это были хорошие новости. Он кивнул и заговорил:

— Можешь спать спокойно, Синдзё-кун. Ты парень.

— Я это знаю без тебя!!

Шлепок настиг его снизу поля зрения, словно рука что-то зачерпнула.

Синдзё заехал Саяме в челюсть, его голова перекрутилась назад, и он рухнул на бок.

Закатное солнце скрылось за горной грядой на западе.

В городе движение того багрового света просматривались лишь с высоты.

С крыши общеобразовательного корпуса 2-го года обучения Академии Такаакита за заходящим солнцем наблюдала пара глаз. Они находились выше колокольни, расположенной на крыше. Там сидела одинокая фигура.

Она носила черное одеяние и треугольную шляпу. Той девушкой, сжимавшей метлу и привязанную к ней громадную косу, была Брюнхильд.

Она посмотрела в направлении силуэта западной гордой гряды, подсвечиваемого светом солнца. Девушка оставалась совершенно неподвижной, положив руки на колени и скрывшись от глаз тех, кто мог заметить ее снизу.

Рядом с ней сидел черный кот. Он поднял взгляд, и его неподвижная хозяйка наклонила голову.

По-прежнему глядя на запад, Брюнхильд невозмутимо произнесла:

— Не волнуйся. Я уже разобралась с моей проблемой.

— Правда?

— Да, это определит для меня всё. Если он прибудет, когда мы попытаемся вернуть Грам, получится, что он бросил птенца, которого я ему доверила. Тогда я буду знать, что он меня предал.

— А если он не придет?

— Тогда я его прощу, — произнесла Брюнхильд, слегка прищурившись. С ее губ сорвался небольшой вздох. — Но этот вопрос — билет в один конец. Сюда я уже не вернусь. Если мы одержим победу, я присоединюсь к переговорам вместе с Лордом Хагеном как член 1-го Гира. Если мы проиграем — я умру.

— Значит, ты не вернешься, — голова черного кота поникла. — В таком случае, мне нужно кое в чём признаться. Это я разорвал календарь в твоей комнате.

— Это ничего. Его купила школа, потому я тебя прощаю.

— Спасибо. Но еще, это я разбил чашку, которую тебе дала школа.

— Вот как…мне очень нравилась эта чашка, но ее все равно не вернуть. Я тебя прощаю.

— А еще я обслюнявил твою подушку и подстроил все так, будто это сделала ты.

— Понятно…так вот, что случилось.

— А еще, я скрыл, что немного обмочился у тебя под одеялом. Вот почему оно недавно так воняло.

— …Ясно. Так вот откуда этот запах. Если есть что-нибудь еще, скажи сейчас. Ты будешь освобожден от всякой боли.

— Просто из любопытства, что ты хотела сказать под «освобожден от всякой боли»?

— Ты больше никогда ничего сможешь почувствовать… Стой, не удирай!

Когда Брюнхильд начала подниматься, она увидела, как закатное солнце освещает городской пейзаж.

— …

Девушка замерла и осмотрелась по сторонам. Она увидела дома, строения, поля, небольшие леса и сетку дорог.

Весь городской пейзаж не осознавал, что она возвышалась тут под легким ветром.

По какой-то причине она нахмурилась. Черный кот повернулся к ней.

— Что такое?

— Ничего, — Брюнхильд потянулась рукой и схватила кота. — Прощай, пейзаж. Ты совершенно не похож на лес, в котором я когда-то жила.

На этих словах Брюнхильд кивнула и начала осуществлять свое наказание.

Сидя на лавочке у входа в Вечный Подсолнух, Саяма и Изумо вдвоем пили кофе с молоком. Красная рассохшаяся деревянная лавка скрипела под Изумо.

Когда у Саямы осталось совсем немного молока, парень поставил бутылку рядом с собой. Он опустил Баку с головы, и зверек засунул голову в расположенную боком бутылку, принявшись вылизывать оставшееся молоко.

— Какое бесполезное животное.

— Судя по всему, он живет с того, что показывает и наблюдает прошлое и сны других людей. Несмотря на это, он будет поедать всё, что ты ему дашь.

— Но что ты думаешь, Саяма? Положить руку на бедро во время питья кофе с молоком — обычное дело, но что если воспользоваться двумя руками?

С контуром от бутылки вокруг его рта, Изумо оглянулся через плечо. Саяма проследил за его взглядом и обнаружил занавески женской бани.

— Ты ждешь Казами?

— Ты вообще слушал мое грандиозное заявление?

— Я избегаю делать вещи, которые не привносят пользу в мою жизнь.

— Я не представляю, как твои причудливые действия в бане могли принести тебе какую-то пользу.

— Принесли. Отныне у меня не будет никакого недопонимания с Синдзё-куном.

— Мне кажется, отныне как раз ты будешь служить источником всеобщего недопонимания… Это была блестящая развязка. Совершенно неописуемое зрелище — парень, развалившийся посреди бани с выпирающим вверх задом.

— Я не получал такого крепкого удара уже довольно давно. Должно быть, расслабился.

Услышав это, Изумо вздохнул. Он оглянулся, дабы убедиться, что вокруг ни души.

Затем поставил свою пустую бутылку на землю и заговорил:

— Говоря о полезных вещах, что ты собираешься делать с Путем Левиафана?

— Ты хочешь напомнить о той сцене смерти?

— Да. Ты видел выстрел Чисато, ведь так? И после этого враг покончил с собой. Подобное может случиться и в следующий раз.

— Тогда почему вы с Казами этим занимаетесь?

— Я сын президента ИАИ… и есть еще другие заморочки, — Изумо повернулся к Саяме, и улыбку стерло с его лица. — Мы готовы. Ну а ты как? Тебя не волнует школьная жизнь, но это лучше, чем умереть, правда?

— Это так, но что, по-твоему, случится, если я не соглашусь на Путь Левиафана?

— Наше подразделение будет расформировано. Взрослые возьмут все на себя. В конце концов, наш надзиратель Ооширо Итару.

— Ооширо Итару… У него такое огромное влияние?

— Честно говоря, не знаю. Большинство сотрудников Японского UCAT погибли вместе с командой помощи ИАИ во время Великого Кансайского Землетрясения в конце 1995-го. Насколько я слышал, их поглотила вторичная катастрофа.

— И в результате этого японское UCAT временно расформировали? Я слышал об этом от Фасольта.

— Ага. После этого, похоже, только наивысшие чины и Ооширо Итару остались. Более того, похоже, он единственный оставшийся сотрудник среднего поколения японского UCAT.

— Слишком много «похоже»…Мне казалось, ты наследник корпорации Изумо?

— Прости, меня тогда там не было, — произнес Изумо, сложив руки на груди. Он прокряхтел, глянул вверх, вниз, и наклонил голову. — Дело в том, что я…Ладно, придется рассказать. Я непослушный ребенок, родившийся от моего отца из Лоу-Гира и девушки из 10-го Гира.

— Серьёзно? Вот так сюрприз. Какая неожиданность.

— Не отвергай мое важное заявление, как будто это ерунда…

— Мне от него никакой пользы. И смешение кровей в эти дни весьма обычно.

— Ха-ха. Полагаю, так подумает кто-то вроде тебя с беспокойной семейкой. Но дай-ка сказать что-то еще: даже если ты не примешь Путь Левиафана, Казами и я останемся частью Отряда Левиафана с Ооширо Итару, выступающим в качестве посредника.

— Почему? Звучит так, будто вы не можете отказаться.

— Мы и не можем, — сказал Изумо. — Наше оружие — это концептуальное оружие, полученное в заварушке, когда я прибыл два года назад. Мой V-Sw — это Ваджра и Вритра 6-го Гира. А G-Sp2 Казами — Гангир 10-го.

Саяма вспомнил громадный однолезвийный меч Изумо и длинное однолезвийное копье Казами.

— Они оба дают Концептуальному Ядру облачение в форме оружия. В основе существования концептуального оружия лежит концепт, так что оно создает собственное поле и его силу можно использовать под эффектами любого концепта. К тому же, наше оружие наделено гораздо большей силой, чем обычное, использующее философские камни, потому что они питаются от Концептуальных Ядер. Их обладателям придется увидеть все до самого конца.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: