— Дайте мне воды, — попросил Ефим Яковлевич, присаживаясь за столик, и уточнил: — Двести пятьдесят граммов. Добавьте туда несколько капель лимонного сока.

— Тревога, сэр, — вежливо отозвался бармен, — я не имею права никого обслуживать.

— Боже мой, — вздохнул Чигиринский, — сразу видно, молодой человек, что вы от пяток до фуражки на голове американец и никогда не имели в женах одесситку, расстроенную в своих самых лучших ожиданиях, иначе вам было бы неведомо чувство тревоги при звуке сирены.

— Фуражка? — сглотнул слюну ничего не понявший об Одессе итальянский парень из Миннесоты и, стараясь казаться и дальше невозмутимым, уточнил: — Я тоже недолюбливаю умных баб, если вникнуть поглубже, то они все дуры. Хотите виски, сэр?

— Нет, — покачал головой Чигиринский, — у меня тоска по забытым в наше время мотивам…

— Есть водка, сэр, — прервал его бармен, почему-то вытянувшись по стойке смирно, — и есть вода и лимон. Что прикажете, сэр?

— Дай мне рюмочку вселенной, молодой человек, — хмыкнул Ефим Яковлевич вставая из-за стола, — и добавь туда одну капельку прерывателя бессмертия. Все это лишь детали, — объяснил он уже совсем ничего не понимающему парню. — Пойду взгляну на причину тревоги в «Янки». Опять, видимо, какая-нибудь глобальная чепуха.

Агенты службы безопасности ЦРУ, СНБ, военное и гражданское руководство подземного комплекса «Янки», специалисты экранно-лучевой защиты информационного поля суперсекретного объекта из космоса были в бессильно-гневном шоке. Ученые и агенты спецслужб США в подземном комплексе отчетливо понимали, что так же, как теракт 11 сентября 2001 года изменил представление о безопасности в мире, так и сегодняшний день навсегда отбил всякую веру в компьютеры и вообще в электронное развитие цивилизации, а слово «ХАКЕР» приобретает новый, глобально-зловещий и в какой-то мере ошеломляюще-мистический смысл…

Информационно-аналитический блок комплекса «Янки» был оснащен новейшей компьютерной системой автономно-плазменного класса «Отшельник», аналогов которой в мире не существовало и которая обошлась Америке в 989 миллиардов долларов и семи сошедших с ума ученых мирового уровня. И вдруг эта уникальная система подверглась беспрецедентному нападению циничного и, как решили агенты информационной безопасности, всемогуще-безумного хакера. Просчитать, откуда исходит нападение, оказалось невозможным. Интернетовские заморочки и приемы обычных хакеров в «Отшельнике» не могли сработать. Фактически под видом автономно-плазменной компьютерной системы действовал электронный разум, определяющий свое развитие, воспитание и цели самостоятельно, а совсем недавно «Отшельник» стал на порядок совершеннее, глубже и таинственнее человеческого интеллекта. И вот его грабили. Информация то исчезала из его памяти, то вновь возвращалась, но уже кусками, частями, разупорядоченная. Многие ученые «Янки», особенно мирового уровня, где-то в глубине души почувствовали солидарность с таинственным хакером, да и вообще весь элитарный коллектив «Янки» испытывал нечто сродни священному ужасу. Одно дело — украсть, стереть информацию вирус-монстром, а совсем другое — вернуть ее в «разобранном» виде, разве что представить в роли хакера Дьявола или… И последним аккордом этой метафизически-хулиганской вакханалии было отторжение «Отшельника» от им же смодулированого источника питания. Все экраны системы оматовились серым безмолвием, а затем вновь замерцали, и везде была одна картинка: изящная, аристократически выразительная кисть руки, словно выплывающая из глубины монитора, с кроваво-вишневыми драгоценными ногтями на длинных трех женских и трех мужских пальцах парадоксально-зеркального соединения…

— Это рука Власти! — возбужденно воскликнула в полной тишине Клэр Гастинг, указывая на мониторы «Отшельника».

— Это рука мальчишки, — небрежно бросил Арчибальд Соукс и вставил в рот контрабандную гаванскую сигару.

— Гашим (проклятие)! — обратил на себя внимание вошедший в информационный блок Чигиринский, — вы правы, Соукс, это рука разгильдяя.

— В чем дело? — незамедлительно вмешался начальник службы информбезопасности «Янки» генерал Аламсон, обращаясь одновременно к Чигиринскому, Соуксу и Клэр Гастинг. — О чем вы говорите?

— О том, что «Отшельник» не так прост, — успокоил его Арчибальд Соукс и прикурил длинной норвежской спичкой сигару, — и сам разберется в ситуации.

Присутствующие в блоке невольно обратили внимание на сосредоточенный и даже слегка ворчливый шорох плазменного разума. «Отшельник» восстанавливал информацию в прежнем порядке и, несмотря на абсурдность такого предположения, выглядел несколько озадаченным.

— Ну ты даешь, Лаперуза! — Ксюша Мармик, уцепившись руками за перекладину шведской стенки в комнате Толика Лаперузы, тренировала пресс, поднимая и опуская прямые ноги параллельно полу. — Твой комп даже покраснел от стыда за свою некомпетентность, да и принтер не справился. Это ж в какую систему ты влез, Толечка Лаперузочка? Тебе не кажется, что после такого взлома к нам в окно, — она опустила ноги и кивнула на открытую форточку, — может влететь крылатая ракета?

Ксюша была в белых кроссовках «Пекин», изготовленных китайской промышленностью для спортсменов своей олимпийской сборной, подаренных ей каким-то чиновным китайцем из посольства в награду за знание китайско-уйгурского диалекта, в серебристых эластик-шортах, более напоминающих плавки с кармашком для десяти копеек на ягодице, и в сиреневой, плотно прилегающей к телу майке-топик модели «Блюз при расставании», которую подарил отец, чиновник МИДа России, почему-то назвав свой подарок «гостинцем от дедушки», хотя, насколько Ксюше известно, того застрелили где-то то ли в Непале, то ли в Тибете, за пять месяцев до рождения отца. Еще на ногах Ксюши, от кроссовок до бедер, красовались радужные гетры «Джулия», и вообще, вся Мармик, выпендривающаяся перед Толиком Лаперузой на шведской стенке, походила на Пеппи Длинныйчулок, которую уговорили сняться для обложки глянцевого журнала. Ее прическа с левой стороны напоминала взъерошенно-синеволосую Мальвину, с правой — небрежно причесанную блондинку для круиза на яхте с озверевшим от денег арабом, а между «Мальвиной» и «блондинкой для секса в море», ровно посередине, от лба до затылка, шел стилизованный под ирокеза-панка аспидно-черный хохолок трех сантиметров ширины. Все вместе, если добавить нарисованную на лбу золотистую змейку, «уползающую» вниз, на живот, в сторону другой золотистой змейки, ускользающей с живота под эластик-шорты, и была Ксюша Мармик, тележурналистка и ведущая молодежной программы «Стильная морковка» на дециметровом канале московского телевидения. Она спрыгнула на пол, села на полный прямой шпагат, положила подбородок на ногу и поинтересовалась у не обращающего на нее внимания Толика Лаперуза, пытающегося натянуть на свою нежно-уродливую драгоценную кисть руки лайковую перчатку телесного цвета:

— Как ты думаешь, Саша Углокамушкин мог бы в меня влюбиться так, чтобы не задумываясь выпрыгнуть из окна шестнадцатого этажа, удариться об асфальт и подняться на ноги как ни в чем не бывало с возгласом «Оп, ля!»?

Толик рассеянно взглянул на Ксюшу, затем на окно и буркнул:

— При чем тут крылатая ракета? У нас провайдеров нет, аппаратура СОРМ (Система оперативно-розыскных мероприятий) против нас бессильна. — Он посмотрел на часы: — Уже пять, Булыжник обещал к шести достать какой-то супермощный комп-центр. Где он, интересно, его возьмет? Даже я не знаю, что это такое, а он знает.

— Да, — Ксюша подставила ладонь под подбородок, не выходя из шпагата. — У меня прямо зуд какой-то в теле от волнения. Вдруг он уже перехвачен какой-нибудь московской любовью и летит с шестнадцатого этажа вниз головой к асфальту, с криком «Ксю-юшаа! Я был не пра-аав!».

Полковник ФСБ, создатель курса «Альфонсы» высшей школы СВР и ФСБ, Грунина Степанида Исакована и начальник этой школы, доктор наук психологической педагогики и доктор наук математически сформулированных уфологизмов психотипного акцентирования, генерал-лейтенант ФСБ, Сибиряков Антон Ферапонтович прибыли на прием к главе службы внешней разведки, академику РАН и генерал-полковнику ФСБ Тропареву Василию Петровичу с расстроенными лицами. Наиболее заметно это отразилось на лице Степаниды Груниной, ибо на лице Сибирякова вообще никогда ничего не отражалось: он как надел при вступлении в должность начальника ВШ маску благодушной строгости, так более никогда и ни при каких обстоятельствах ее не снимал.