Юлиан написал Колину письмо. Писал он медленно, с трудом подбирая слова и стараясь сосредоточиться. Он сообщил ему все, так как доверял Колину, и поручил ему передать Саре короткую записку, в которой сообщал ей о своем решении предстать перед судом.
Когда Юлиан написал адрес на конверте, он долго сидел за столом, положив усталую голову на скрещенные руки. Гиз подумал, что сын в обмороке. Он нагнулся над ним, приподнял ему голову и увидел письмо.
Гиз позвал Варрона, взял письмо и сказал Юлиану.
— Ты написал Колину. Я тотчас же отошлю письмо.
Юлиан кивнул головой. Варрон помог ему раздеться и уложил в постель.
Вскоре от Колина получился ответ, длинное подробное письмо. Колин писал, что Юлиану необходимо при первой возможности отправиться в Тунис, чтобы приступить к исполнению своих обязанностей. Саре Дезанж предстояло скорое освобождение и возобновление дела было бы безумием. Министр иностранных дел был того же мнения и настаивал на немедленном от'езде Юлиана в Тунис. Против Юлиана не существовало обвинения, все подтверждало его невиновность — показания слуг, откровенное и добровольное признание Сары Дезанж.
Юлиан читал и перечитывал письмо Колина, затем порвал его.
— Странно, почему письмо Колина написано на машинке, — заметил он безразличным тоном.
— Это не имеет никакого значения, — ответил отец.
Юлиана охватила бесконечная усталость, отвращение ко всему окружающему. Почему он не умер во время своей долгой и скучной болезни? Стоило ли жить? Целые дни проводил он на палубе, почти ни с кем не разговаривая, и даже спал там. Но большей частью он проводил ночи без сна, глядя на темную гладкую воду или на темное звездное южное небо.
Отец неустанно следил за сыном. Он ужасно встревожился, когда увидел письмо к Колину. Старик написал Рамону, и тот сообщил ему из Парижа все интересующие его новости. Гиз все время был в переписке с министерством иностранных дел. В министерстве настаивали на скорейшем от'езде Юлиана в Тунис и сообщили об этом Гизу.
Через неделю Юлиан внезапно решил ехать в Тунис. Ему стало лучше. Он начал понемногу поправляться и на него благотворно повлияли впрыскивания морфия, которые ему изредка делал доктор Варрон.
Перед от'ездом Юлиан почувствовал некоторое оживление. Но когда он очутился в Тунисе, прежнее безразличие и апатия охватили его. Отец нанял виллу и все устроил. С тем же безразличием Юлиан принялся за новое дело, познакомился со своими подчиненными, которые поспешили ему нанести визиты.
Гиз испытал новый страх за сына. Он боялся за него, за его карьеру. Поведение Юлиана пугало его. Юлиана ничего не интересовало. Он осмотрел город, посещал шумные кафэ и скучал в своём большом благоустроенном белом доме с туземными проворными слугами. Гиз видел в каком состоянии был Юлиан. Неужели все его старания и заботы были напрасны? В нем просыпался дикий гнев, но он скрывал свои чувства. Он боялся поссориться с Юлианом и ни за что не хотел оставить его одного. От его внимательного взора не ускользнуло то жадное любопытство, с которым Юлиан просматривал газеты. Он не мог помешать ему, но к счастью такие сенсационные дела скоро забываются прессой и редко упоминаются в газетах после окончательного решения суда.
Гиз сам каждый день просматривал газеты, но по другой причине, и с лихорадочным нетерпением ожидал писем. Но все шло благополучно, Юлиан был спасен. Если бы только он начал работать! Юлиан знал о тайном желании отца и говорили ему с насмешливой вежливостью.
— Если тебя огорчает мое безделие, можешь покинуть меня. Я бы никогда не возвращался во Францию, мне нравится здешняя жизнь. Мне нравится здесь все.
Он широким жестом, указал на сверкающее синее небо и прошелся по прохладной комнате, увешанной коврами.
— Ты не хочешь возвращаться в Париж? — спросил отец, не зная радоваться ли ему или нет.
— Зачем? Там все так знакомо и скучно. Ничто не привлекает меня там.
Но в душе Юлиан вспоминал Париж с его, шумом и блеском, и вся красота знойного африканского города не могла заменить ему любимого Парижа. Мысль о Саре не оставляла его. В нем просыпалось дикое желание уехать, уехать к ней сейчас же. Однажды, он даже направился на набережную, купил билет в Марсель, но в последнюю минуту вернулся домой. Стоило ли ехать туда? На его второе письмо Колин ответил краткой запиской в которой уверял его, „что все было хорошо и Юлиан не должен беспокоиться".
Все было хорошо!!!
Когда он думал о том, что Сара любила Картона, дикое бешенство загоралось в нем. Затем постепенно ослабела острота переживаний. Отчасти оттого, что он ослабел физически, отчасти оттого, что он не мог переносить больше этих душевных мук, он старался забыть обо всем и ни о чем не думать. Мертвящая тоска, безнадежность и безразличие мешали ему работать. Порой он брался за работу, но скоро бросал все дела. Им овладела апатия, которая может довести человека до самоубийства.
Однажды Гиз случайно встретил Варрона и обратился к нему за помощью, чтобы спасти Юлиана.
Варрон не уехал из Туниса. Ему нравилась свободная жизнь южного города. Он жил в маленьком доме в одном из самых дешевых кварталов, предаваясь своему излюбленному пороку. Он был удивлен, что Юлиан не пристрастился к морфию. Он испытывал неясное чувство зависти к Юлиану и, как человек, морально опустившийся, радовался моральному падению другого.
Варрон явился к Юлиану, как врач, и дал ему несколько коварных советов.
— Вы смогли бы сосредоточиться, — уверял он его.
Юлиан заметил его злую усмешку. Варрон забавлял его.
— Вы считаете, что я нуждаюсь в этом? — спросил он.
— Несомненно, — откровенно заявил Варрон и увидел, что тонкое лицо Юлиана покраснело.
Через неделю под действием лекарства, приписанного Варроном, Юлиан почувствовал некоторый под'ем сил и с увлечением взялся за работу, стараясь забыться в ней. Его подчиненные поражались его проницательности, умению и энергии, с которой он начал вести дело. Некоторые успели возненавидеть его за его надменность и строгость, но в Париже в министерстве все были довольны его деятельностью. Министр написал ему несколько слов благодарности и намекнул, что правительство готово дать ему повышение. Юлиан молча передал письмо отцу. Отец покраснел от удовольствия и посмотрел на него. Юлиан сидел неподвижно с мрачным скучающим лицом. Радость старика сменилась горьким разочарованием.
Стараясь говорить весело, он заметил:
— Это очень хорошее известие, мой мальчик, очень хорошее.
Юлиан встал и подошел к высоким открытым стеклянным дверям. Даже не оглянувшись, он кивнул головой и вышел во двор. Он ничего не испытывал, кроме разочарования и тоски. Ничто не интересовало его. Он не мог забыть прошлого, не мог избавиться от воспоминаний. Приказав подать себе автомобиль, он поехал в город, где разыскал Варрона.