— Ой, нет. У неё квартира в четырёх кварталах отсюда. Она говорит, в этом доме и без того хватает народу, а в её возрасте нуждаешься в тишине и покое.

— Значит, я просто поспешила с выводами. (Что со мной случается нередко. Согласитесь, это весьма нежелательно для частного детектива. А уж если учесть, сколь часто такое повторяется, вероятно, у меня в мозгах нарушена какая-то функция.) Итак, что вы собирались сказать, перед тем как я так грубо перебила вас? — спросила я, снедаемая отвращением к самой себе.

— Минуточку, дайте подумать… — Поджав губы, экономка умолкла и, откинув назад голову, устремила взор в небо — словно в ожидании Божьей помощи.

Я постаралась навести её на нужную мысль:

— По-моему, вы говорили, как миссис Корвин сообщила Кэтрин о предстоящем визите бабушки.

Луиза одарила меня благодарным взглядом:

— Да-да. А Кэтрин сказала маме, что пойдёт к себе в комнату почитать: она очень любила книги.

— Что было потом?

— Кэтрин поднялась наверх, а миссис Корвин выпила чашечку кофе.

— Вы можете точно сказать, в котором часу миссис Корвин вышла из дома в то утро?

— В десять двадцать пять, — последовал незамедлительный ответ. — Я как раз прибирала на втором этаже и увидела, как она спускается, уже в пальто.

— Вы так точно запомнили время?

Луиза улыбнулась:

— Это случайно получилось. В холле на втором этаже стоят большие старинные часы, и я как раз вытирала с них пыль, когда мимо прошла миссис Корвин.

— А, тогда понятно, — улыбнулась я в ответ. — О’кей, вернёмся к кухне. Что вы делали после того, как миссис Корвин с Кэтрин поели?

— Приготовила завтрак для мисс Лундквист, её сына Тодда — ему двенадцать — и этой подруги мисс Лундквист, которая…

— Минутку. Кто такая мисс Лундквист?

— Сестра Кэтрин — дочь мистера Корвина от первого брака. — Казалось, Луиза ждёт от меня какой-либо реакции, так что я кивнула, и она продолжала: — Мисс Лундквист — она не любит, когда её называют «миссис», — и её подруга, миссис Кинг, которая гостила у нас в тот день, пришли в столовую через несколько минут после того, как миссис Корвин встала из-за стола. А следом появился и Тодд.

— Вряд ли в тот момент вы протирали часы.

— Боюсь, что нет. — Экономка снова улыбнулась. — Но, думаю, завтракать они уселись без чего-то девять, если вас именно это интересует.

— Именно. А когда закончили?

— Тодд поел минут за десять — он буквально забрасывает в себя пищу. А вот мисс Лундквист и миссис Кинг, пожалуй, пробыли за столом до половины десятого.

— Что вы делали, когда они поели?

— Прибрала в кухне и столовой, помыла посуду, протёрла столы — ну как обычно. А потом перешла к прочим своим обязанностям. — Она замялась. — Хотите, чтобы я всё подробно рассказала?

— Буду очень признательна.

Она повела плечами — едва заметно, но достаточно красноречиво. Яснее и словами не скажешь. По её мнению — пусть и выраженному весьма деликатно, — я сама не понимаю, что делаю. И если по правде, так оно и было. Расследование убийств (даже когда на самом деле убийство ни при чём, как в данном случае) — не совсем моя стихия. Тем не менее я знаю одно. Досталось мне это знание не даром, но справедливо оно для любого расследования. Самые важные вопросы — это, как показывает практика, те, которых вы не задали.

— Ну что ж, — начала Луиза, вроде бы даже не брюзжа, — первым делом — после того как прибралась на кухне — я загрузила в машину кипу полотенец. Дело в том, что женщина, которая приходит четыре раза в неделю и занимается стиркой и прочей тяжёлой работой, большую часть той недели проболела. Покончив со стиркой, я поднялась наверх и навела порядок на втором этаже.

— И в комнате Кэтрин?

— Да, конечно.

— И с ней тогда всё было в порядке?

— Абсолютно, — резко ответила экономка, не в силах скрыть раздражение: очевидно, в моём вопросе она углядела оскорбительный для себя намёк.

— Живот у девочки прошёл? — не отставала я.

— Прошёл. И вообще, не так уж плохо ей было накануне. Слегка тошнило, и всё. Поверьте, случись что-то серьёзное, я бы тут же позвонила доктору. — Губы её сложились в жёсткую линию.

— Не сомневаюсь, — отозвалась я как можно миролюбивее. — Я лишь пытаюсь выстроить общую картину событий. — Вроде бы Луиза слегка смягчилась, и я продолжала: — Что Кэтрин делала, когда вы к ней вошли?

— Лежала на кровати и читала.

— Вы с ней поговорили?

— Спросила, как себя чувствует, а она ответила: «Хорошо». Вот и все разговоры.

— Чем вы занялись дальше?

— Прибрала наверху, чтоб было более-менее пристойно, и спустилась в прачечную — закинуть бельё в сушилку. Потом вытирала пыль и пылесосила в зале, то есть вот здесь. — Она обвела жестом комнату. — Затем мыла туалет, а когда закончила, достала полотенца из сушилки и сложила их в стопку.

Опустив глаза, Луиза принялась нервно теребить юбку, и я поняла, что дальнейшие воспоминания для неё особенно болезненны. Но уже через несколько секунд, справившись с волнением, она продолжала:

— Когда я тащила свои уборочные причиндалы в библиотеку, Кэтрин снова спустилась, встретила меня у дверей. Обычно она обедала в час, но тут сказала, что проголодалась, а я так этому обрадовалась, что бросила всё и побежала на кухню что-нибудь ей приготовить. — Женщина снова умолкла, и я заметила слёзы в её глазах. — За завтраком бедняжечка еле-еле поклевала. Да и по правде, она совсем потеряла аппетит с того дня, как её чуть не сбила машина. Вы ведь уже слышали об этом? — Я кивнула, и Луиза с грустью добавила: — Хотя Кэтрин и раньше плохо ела, упокой Господь её душу.

— В котором часу она спустилась?

— Боюсь, что точно и не скажу, но, по-моему, было около четверти первого, поскольку чуть раньше я смотрела на часы — перед тем как достать бельё из сушилки, — и было начало первого.

— Когда вы отправились на кухню, Кэтрин пошла в библиотеку?

— Да. Сказала, что немножко почитает, а я обещала позвать её, как только всё приготовлю.

— И что было дальше?

— Я так надеялась, что она хорошенько покушает. Бросилась разогревать суп, приготовила сандвич с ветчиной, салатом, помидорами и кетчупом. Выставила на стол картофельный салат и хотела налить ей молока. Но пакет оказался пуст. А ведь после завтрака в нём оставалось не меньше половины. Я решила, что Тодд снова захотел пить, вот и осушил его. — При упоминании имени мальчика голос экономки чуть заметно, почти неуловимо, посуровел.

— С чего вы взяли, что молоко допил Тодд?

— Он частенько захаживает на кухню и выпивает два-три стакана молока — хотя, по-моему, больше проливает: Тодд не отличается аккуратностью. — На долю секунды Луиза нахмурилась. — Прежде он вообще хлебал прямо из пакета, пока дедушка — то есть отец Кэтрин — не поймал его за этим занятием и не положил конец такому безобразию. Подозреваю, он и сейчас это вытворяет, когда никто не видит. А ещё у него привычка — ставить пустые пакеты и бутылки обратно в холодильник.

— Вы недолюбливаете Тодда, да?

— Неправда, — покраснев, запротестовала Луиза. — Вообще-то он неплохой мальчик. В этом возрасте все мальчишки — сплошное наказание, ничего другого ждать не приходится. — Она выдержала паузу. — А в принципе я очень люблю Тодда.

Ну ясное дело, едва не сорвалось у меня с языка, но я вовремя сдержалась. Вместо этого сказала:

— Итак, вам пришлось выйти за молоком.

— Да.

— Магазин далеко отсюда?

— В двух кварталах.

— Перед уходом вы не виделись с Кэтрин?

— Нет, но знаю, что, когда я уходила, она была жива.

— Откуда такая уверенность?

— Я выходила через парадную дверь, чтоб сказать ей: иду, мол, в магазин и скоро вернусь. Окликнула её, однако, честно говоря, так спешила, что точно даже не знаю, ответила она мне или нет. Но дело в том, что за несколько секунд до этого, когда я спускалась в холл, я услышала её смех. Наверное, прочитала что-нибудь смешное в своей книжке. — Помолчав, экономка печально добавила: — У малышки было отличное чувство юмора, а уж поверьте, не много у неё было причин веселиться.