А. Д. Меншиков – в. кн. Наталье Алексеевне{14}

Санкт-Петербург, 8 сентября 1727 года

Всемилостивейшая государыня!

Сего числа прислан ко мне генерал-лейтенант Салтыков и объявил Его Императорского Величества указ, чтобы мне ни в какие дела не вступать и из дому не отъезжать до указу, на что я послал к Его Императорскому Величеству нижайшее прошение, о чем и Ваше Величество, Всемилостивейшую Государыню, всенижайше прошу о милостивейшем к Его Императорскому Величеству предстательстве, дабы из-под ареста был освобожден и для моей старости и болезни от всех дел уволен вовсе. Буде же недоумением моим в чем пред Вашим Величеством погрешил, в том прошу милостивейшего прощения; я же обещаюсь мою к Вашему Величеству верность содержать до гроба моего.

Из Журнала Верховного Тайного Совета{15}

В 9 день сентября Его Императорское Величество паки в Верховном Тайном Совете быть изволил, а при том были все вышеупомянутые особы и сверх и действительный тайный советник князь Голицын.

Докладывано Его Величеству о князе Меншикове и других по приложенной записке руки вице-канцлера барона Остермана, которая сочинена была пред приходом Его Величества по общему совету всего Верховного Тайного Совета. И Его Величество по тому чинить и указы свои приготовить и посылать указал, кроме Алексея Волкова и Варвары Арсеньевой, о которых отложено впредь.

Указ Петра II{16}

Божиею милостью мы, Петр Второй, Император и Самодержец всероссийский и прочая.

Указали мы князя Меншикова послать в Ораниенбург[17] и велеть ему жить там безвыходно, и послать с ним офицера и капральство солдат от гвардии, которым и быть при нем, а чинов его всех лишить и кавалерии[18] взять, а имению его быть при нем.

Дан сентября 9-го 1727

Петр.

И. Лефорт – Августу II{17}

С.-Петербург, 9 (20) сентября 1727 года

В прошлое воскресенье князь Меншиков велел освятить ораниенбаумскую церковь, по этому случаю там делались большие приготовления для принятия его величества и двора; но этот нашел ненужным при этом присутствовать. На другой день накануне именин великой княжны Елизаветы князь приехал в Петергофский дворец, где едва он мог видеть его величество. Во вторник, когда его величество рано утром уже был на охоте, князь Меншиков приехал сюда со всем своим семейством в шести придворных каретах, каждая запряженная шестеркой.

В этот же самый день, так как князь не приказал делать иллюминации по случаю петергофского праздника, был дан бал, на котором его величество был недолго, жалуясь на усталость после охоты. В этот же день прибыл курьер из Петергофа с приказанием Верховному Тайному Совету перевести все экипажи его величества в Летний дворец из дома Меншикова и поставить там его караул.

Середу его величество провел на охоте, на ночь приехал в мызу Стрельну. В этот же день князь Меншиков приказал прекратить все работы на Васильевском острову (который более не называется Преображенским)[19] и шести полкам, бывшим там в лагерях, перебраться на зимние квартиры, что и было исполнено.

В четверг его величество прибыл пополудни в Летний дворец. Вечером его невеста княжна и ее сестра пришли поздравить его величество с приездом, но не были радушно приняты, что и заставило их удалиться.

Вчера в пятницу генерал-лейтенант и гвардии майор Салтыков был послан к князю Меншикову внушить ему, что он может оставаться у себя дома и не вмешиваться ни в какие дела, причем у него отняли почетный караул генералиссимуса.

В праздник его величество был в церкви св. Троицы, где причащался. Возвращаясь во дворец, он нашел там княжну Меншикову, мать с сыном и невесткою Арсеньевой. Эта дама, которую все сожалеют, пала на колени и просила помилования своему мужу, но не имела успеха. После обеда был публикован приказ, содержание которого следующее (…)

P. S. Когда царь сюда прибыл, он послал приказ гвардейским полкам не слушаться ничьих приказаний, как только его собственных, которые будут передаваться через гвардии майоров Юсупова и Салтыкова. Царь отправил курьера воротить Ягужинского, бича Меншикова. Царь сказал: «Меншиков, может быть, думает обходиться со мною как с моим отцом, но ему не придется давать мне пощечины».

Вчера утром царь послал гвардии майора Салтыкова объявить Меншикову домашний арест. Меншиков упал в обморок, ему пустили кровь. Его супруга и сын отправились к царю просить помилования, она встала на колени, но царь остался на своем и, не произнеся ни словак вышел вон. То же самое она делала у великой княжны Елизаветы и великой княжны Натальи Алексеевны, но они также удалились. Барон Остерман остался в выигрыше. Эта отличная дама, о которой все сожалеют, целых три четверти часа стояла на коленях перед бароном, и ее нельзя было поднять.

Когда царь велел перенести свою мебель в Летний дворец, Меншиков сделал то же самое и со своею, желая там поселиться. Тотчас же получен был приказ мебель отвезти обратно.

Чтобы погубить Остермана, Меншиков выговаривал ему, что это он наущает царя принять иностранную веру, за что он велел бы его колесовать. Нетрудно было оправдаться. Остерман отвечал, что за его поступки его нельзя колесовать, но он знает, кого следовало бы этому подвергнуть.

Салтыков не покидает более Меншикова. (…) Доступ ко двору закрыт для всего семейства и прислуги Меншикова. Он уже написал царю и просил позволения ехать в Украйну. Ему отвечали: non concedo[20]. Приказано лишить дворянства и орденов все семейство и отнять у невесты экипажи и прислугу царя. Меншиков должен ехать завтра под конвоем со всем своим семейством, но не знают куда.

Г. Мардефельд – Фридриху-Вильгельму I{18}

С.-Петербург, 9 (20) сентября 1727 года

Честь имею всеподданнейше донести вашему величеству, что князь Меншиков впал в большую немилость у своего государя и вчера заарестован в собственном доме.

Должно сознаться, что князь принял все меры, которые должны были ускорить его падение и легкомысленно отказывался от всего того, что ему советовали добрые люди для его охраны, следуя единственно своей страсти к деньгам и необузданному честолюбию. Ему следовало бы действовать заодно с Верховным Тайным Советом, поддерживать хороший государственный строй, им самим заведенный, и этим приобрести и удержать за собой расположение императора и великой княжны [Наталии Алексеевны]. Его действия прямо противоположны всему этому: он присвоил себе права правителя, прибрал к своим рукам все финансовое управление и располагал всеми делами, как военными, так и гражданскими, по своему усмотрению, как настоящий император.

Его величеству императору и великой княжне он досаждал самым чувствительным образом и отказывал обоим в самом необходимом в том ложном мнении, что таким образом он их будет держать под своей ферулой. Перед отъездом в Петергоф он по этой причине поссорился с молодым императором, для поправления чего он и предложил ему это увеселительное путешествие. Император, однако, продолжал свое холодное с ним обращение, что понудило князя вернуться с дачи сюда 2-мя днями раньше. Между тем императором был прислан сюда приказ перенести все вещи из дома князя в Летний дворец. Одновременно был опубликован гвардейским полкам указ, что император сам намерен командовать ими, чтобы они впредь слушались приказаний одних только генерал-лейтенантов Юсупова и Салтыкова.

Генерал-лейтенант Салтыков объявил Меншикову об его аресте, после чего князь вышел в приемную и жаловался всем присутствующим, что вот как его награждают за верную службу государству и молодому императору.