Вдруг послышался за ними шелест. Обе подумали, что Станислав возвратился с цветами. Юлия вскрикнула и встала. Незнакомец на сером коне подъезжал к ним тихим шагом.
Задумчивый, он поднял голову, увидел девушек и с улыбкой поклонился Юлии, глаза которой были устремлены на него.
— О, теперь, — шепнула она Марии, — не пущу его, пока он мне не представится.
— Дитя! Помилуй! — сказала пораженная подруга. — Это будет ребячество!
— Не бойся, я буду благоразумна. Незнакомец остановился в нескольких шагах.
— Извините, mesdames, — проговорил он, — я снова испугал вас. Надо же было случиться, чтобы я второй раз запутался в густом лесу, и все здесь.
— Видно, что вы здесь чужой, — сказала Юлия.
— Да, хотя с некоторых пор, — отвечал молодой человек, краснея.
— Я не пойму, как можно здесь заблудиться: леса наши так необширны.
— Но горы, овраги и ямы сбивают с толку совершенно того, кто позабыл их.
— Вы, как видно, любите охоту?
— Не знаю ни одного молодого человека, который не любил бы ружья и лошади. Но я прерываю вам беседу и как чужой, незнакомый не должен бы вступать в разговор. Это против всех приличий.
— В деревне мы не строго соблюдаем церемонии. А какая чудная лошадка, — сказала Юлия, присматриваясь и стараясь удержать прерывающуюся беседу.
— Правда, что Лебедь мой очень хорош, но что значит красота в сравнении с его качествами.
— Самое главное из них — заносливость.
— Да, — смеясь отвечал незнакомец, — но меня он занес превосходно.
— А в самом деле, чуть нас не растоптал — это превосходно!
Напрасно Мария тянула за платочек Юлию, которая хотела остановить разговор, но та не обращала на это никакого внимания.
— Видите, как он теперь спокоен, — сказал молодой человек.
— Но он мне казался намного лучше в то время, когда уносил.
— О, он тогда желал свободы.
— Вы далеко живете? — спросила Юлия нетерпеливо.
— Не очень.
— Заходит солнце, а может быть…
Незнакомец взглянул на запад.
— О, Лебедь унесет меня до заката, хоть бы за три мили.
Мария не говорила ни слова, измеряла только взором молодого человека с беспокойным любопытством, по обыкновению грустно. Он тоже несколько раз взглянул на нее.
Разговор прекратился с приходом садовника, принесшего огромный букет цветов. Не было чем связать сорванные растения и, когда Мария начала хлопотать возле них, незнакомец соскочил с коня, отдал его Станиславу и, отвязав зеленую тесьму от охотничьего рога, предложил связать ею рассыпавшиеся полевые розы и колокольчики. Обе девушки сначала не хотели принять этой жертвы, но внимая просьбе незнакомца, Юлия, держа уже тесьму в руках, сказала:
— Во-первых, от совершенно мне незнакомых я ничего не принимаю, — вы должны назвать себя; во-вторых, сказать, где живете, потому что мы хотим отослать вам тесьму. Мы и без нее могли бы обойтись, как нельзя лучше.
— Кто я, — отвечал молодой человек, снова краснея, — говорить не стоит. Где живу? Сам не знаю: сегодня здесь, завтра где-нибудь в другом месте.
И лоб его нахмурился.
— Хотите заинтриговать нас?
— Решительно нет, но повторяю, mesdames, что моя фамилия ничего бы вам не сказала.
С этими словами молодой человек поклонился, медленно взглянул с одинаковым выражением прежде на Юлию, а потом на Марию, приблизился к лошади и не успел схватить поводьев, как его уже не стало.
— О, на этот раз что-то в самом деле необыкновенное, какая-то тайна! Не желать назвать себя! — сказала с беспокойством Юлия.
— А всего хуже, моя милая, то, что ты некстати вступила в разговор.
— Ты заранее хочешь, Marie, себя и меня сделать монахиней! Что же дурного? Разговор весьма обыкновенный.
— Ты говорила с такой живостью.
— Я иначе не могу — ты знаешь.
— Что он подумает о нас?
— Что мы молоды и любопытны.
— А если скажет — кокетки?
— Разве же мы этого заслуживаем? Боже мой, не довольно ли одного взгляда твоих задумчивых очей, или моих голубых, веселых, чтобы опутать человека. И признаюсь тебе, я пристально смотрела на него, и если взор этот не зажжет его, не очарует, не взволнует, я, подобно тебе, готова вступить в монастырь.
— Видишь, Юлия, это уже кокетство. Ты равнодушна, а хочешь привлечь его к себе. Проступок, моя милая.
— А кто же тебе сказал, что я равнодушна?
— Болтаешь пустяки!
Покраснев первый раз, Юлия скрыла лицо на плече подруги, потом засмеявшись, быстро подняла голову.
— Видишь, как я напугала тебя, но я только шутила; о, верь, что это была шутка! Кто же может влюбиться так внезапно?
— Ангел мой, иначе и не влюбляются, как внезапно! Я слышала, читала, знаю, что любовь возникает от одного взгляда.
— В самом деле? Может ли это быть?
И Юлия начала резвиться. Полусмеясь, полусерьезно дошли они до дому. Мария возвратилась в сад, Юлия пошла к бабушке, но прежде развязала цветы и тесьму унесла с собою. Уже на крыльце остановилась она, присматриваясь к ней пристальнее и увидела на богатых кистях две буквы Я. Д., без сомнения, означающие начальные слова имени и фамилии. С открытием своим поспешила она к бабушке, и хоть старушка побранила ее немного за разговор, а более за тесьму, но девушка умела оправдаться, извиниться и поцелуями, и ласками, а чтобы вина не упала на Марию, она приняла все на себя.
— Теперь, бабушка, мы непременно должны узнать, кто он. По всему видно, что молодой человек хорошо образован и богат, хотя ездит в простом костюме. Конь дорогой и отличный, сбруя изысканная, почти богатая. Не может быть, бабушка, чтобы мы не узнали о нем.
— Какая же ты любопытная! — сказала старушка, качая головою. — Надо угодить тебе, иначе тайна вскружит тебе головку.
Старостина позвонила, и почти в ту же минуту показался Войцех.
— Попроси ко мне пана Ладу.
— Сейчас!..
— Теперь, дитя мое, перейди за мое кресло, возьми книгу, если любишь меня, ни во что не вмешивайся.
Бабушка сказала: если любишь меня, а это для Юлии было выше всех приказаний. Она села за старушкой и молчала, потому что медленные шаги пана Лады послышались в соседней комнате.
Лада — старый, довольно тучный шляхтич, с большими усами, с круглым брюхом — был управляющим Старостины; честный человек, горячий охотник — он имел один недостаток — болтал самым несносным образом: зацепив его один раз, трудно уже было от него отвязаться. На вопрос о погоде, он, перебегая от слова к слову, перескакивая от мысли к мысли, рассказывал вам историю всей своей жизни. Приятно было смотреть на старика Ладу, которого румяное лицо, веселый взор, улыбающиеся уста и немного лысый лоб, но без морщинки, выражали вполне счастливого человека. И пан Лада сам рассказывал, что всю жизнь был счастлив до такой степени, что когда сварливая и пьяная жена начала надоедать ему невыносимо, он овдовел в ту же минуту. В богатом, синем полукафтане управляющий тихо приближался к покою Старостины и, наконец, отворяя дверь, начал кланяться с улыбкою еще прежде, чем вошел.
— Любезный Лада, — начала старушка, — кто этот незнакомец, который уже второй раз охотится в нашем лесу и почти у самого дома в роще? Мои девицы два раза его там встретили.
— Чужой? Ясновельможная пани! Чужой? В роще? Ей-Богу, не знаю, хоть и стыдно в этом признаться. Я знаю всех охотников в околотке, но никто не заезжает на нашу землю.
— Однако же?
— Извините, ясновельможная пани, мне самому совестно.
— Кто бы это мог быть? — спросила тихо старушка. — Молодой человек, очень пристойный, на чудесной серой лошади и, кажется, очень порядочный человек.
Пан Лада только пожимал плечами.
— Чего не знаю, то не знаю, но должен разведать, хотя бы мне Бог знает чего стоило. Это такое злоупотребление, что уж слишком! Под домом!..
— Кажется фамилия его начинается на Д.
— Вы так думаете? — говорил Лада, выпучив глаза. — На Д.? Есть много у нас фамилий, начинающихся на эту букву (не думайте ничего недоброго, впрочем). Прежде всех пан Денчак из Козьей Воли, дочь которого вышла за Кривачинского из Бзовичей, но это голь: потом Дерманский, но это посессор и Дозигорский, что был экономом в поместьях Радзивиллов и еще… а! Дермула, шляхтич, но бедняк. Все начинающиеся на Д., голь страшная, но порядочного — никого не знаю во всей окрестности. А слава Богу, не одну бочку соли съел я в этой стороне, вот уже осьмнадцатый год служу у вас — и люди меня и я людей знаю.