В соседстве, хоть из зависти и смеялись над ним, все досадовали, что такая прекрасная партия достанется гордой, холодной, насмешливой, несносной графине. Сколько еще юнейших барышень готовы были посвятить себя счастью старого развратника. Увы! Нынче даже у самых молоденьких барышень, которые бы в прежние времена за все сокровища света не вышли бы замуж за старика, одно желание — найти богатого и разбитого параличом старикашку и подороже продать себя. Сердца нет! Есть только голова и расчет, являющийся в пятнадцать лет, когда должно было бы биться только одно сердце!!

Цеся с каждым днем приобретала большее и большее влияние. Это восхищало родителей, а Сильван в силу этого занимал каждую неделю деньги у Фарурея, жалуясь ему на скупость отца и потребности молодости.

Между тем Сигизмунд-Август Дендера путался все больше и больше в дела, усиливаясь надуть всех своим богатством и независимостью, которые исчезли. На самом деле не везло ему страшно, но никто не мог упрекнуть его: с необыкновенною аккуратностью уплачивались проценты и требуемые капиталы, давались шумные балы, дом был блистательнее прежнего. Именины, новый год, масленица праздновались прежде шумно, теперь число приглашенных увеличилось, являлась отличная музыка, разные затеи и пиры изумляли своим великолепием. Кредиторы задумались, остолбенели: не понимали, что это делается; когда же было конфисковано имение Сломницкое и роскошь не уменьшалась, когда граф являлся точно с таким же веселым лицом, толковал о спекуляциях, платил без всяких затруднений и не только не жался, но держал себя еще величественнее, стали говорить, что у него тайно хранятся в банках деньги. Те даже, кто знал его лучше, как Смолинский, озадаченные его дерзостью, не верили своим глазам и усомнились в грозящем ему разорении.

Сильван, занятый своей будущей добычей, поспешил в Вульки и явился туда в назначенное время для переговоров с Бжозовской, заранее приготовив подарок, который считал необходимо нужным Для приобретения ее расположения. Но» последний разговор с Фра-ней сильно изменил убеждения Бжозовской и заставил ее задуматься: уже она стала допускать, что питомица ее не любила графа, а уговаривать она не умела. Она надеялась только на то, что франя полюбит, что графство и богатство, при молодости и красивом лице, должны тронуть ее сердце.

Отправляясь в лес, Бжозовская положила себе непременно выспросить молодого графа о его дальнейших намерениях: не хочет ли он жениться тотчас; в непорочной простоте души своей не понимала она никакой другой интриги, кроме такой, которая сближала бы к вечному соединению. И в то время, как Сильван спешил с надеждой уговорить ее, чтобы она помогла ему завязать с Франей тайные сношения, Бжозовская попросту, по-старосветски, хотела его женить, хоть бы без воли отца, только скорей. Гадание давало ей уверенность, что ей удастся и что Франя будет счастлива.

Они сошлись именно на том самом месте, где встретились и прежде, и Бжозовская, дрожа, чтобы ее кто-нибудь не увидел, особенно ротмистр, которого боялась она, как огня, решилась прямо и положительно спросить графа: когда свадьба?

Только бы Франя пошла за него, говорила она себе. А они должны любить друг друга и будут счастливы…

— Ну, что? — спросил живо Сильван, рассчитывая на самый приятный ответ.

— Да что, граф, — ответила Бжозовская, оглядываясь, — говорила с Франей, но это такой невинный голубок, и сама не знает, что творится в ее сердечке; а я вижу, что она любит вас и должна любить.

— Но как же сблизиться, узнать получше?

— Ну, а вы, граф, любите ее? — спросила Бжозовская.

— Как, вы не верите! — воскликнул он с жаром.

— Ну, так слава Богу! Я уж на себя беру ксендза и устройство побега: ночью поедем в костел, ксендз обвенчает, и родители должны простить.

Сильван остолбенел.

— Как же это? — произнес он тихо, пятясь. — Но ведь мы еще не довольно знаем друг друга!

— Как не довольно, если вы ее любите? — спросила Бжозовская.

— Надо бы было нам почаще и посвободнее видеться.

— Зачем? — подхватила старая дева. — Что тут даром время терять? Обвенчаться сейчас, вот и все; станете потом видеться целыми днями, сколько захотите.

Граф словно с неба упал, смешался, не знал, что говорить: чувствовал, что попался и, вздумав заменить слова выразитель» ным действием, ловко сунул сверток золота в руку панны Бжозовской.

Трудно описать, что сталось с Бжозовской при виде этого свертка; сначала она не поняла в чем дело, но, угадав значение этого подарка, она с криком, словно гадину, бросила его, отскочив на несколько шагов. Она заломила руки, глаза ее загорелись гневом, и словно новый свет просиял ей; она отскочила грозно от смешавшегося графа, который поздно сообразил, что сделал глупость.

— А, так, почтеннейший граф! — крикнула она, вся задрожав. — Так ты думаешь, что я тебе продам свое дитя? Тебе хотелось бы купить мою честь за золото! Ты вообразил себе, что я какая-нибудь дрянная служанка, что я продажная!

Гнев мешал ей говорить; граф стал было объясняться, бормотал, краснел, но старая панна, сильно обиженная, раз дав волю языку, не могла опомниться.

— Ошибаешься, почтеннейший, если думаешь, — кричала она, — что мы голыши, которых можно купить и обмануть, как тебе угодно, потому что ты граф! Хочешь жениться, так я помогу тебе и не за деньги; а если думаешь только обмануть, с нами тебе не удастся, я первая выцарапаю тебе глаза… Я хоть в ситцевых платьях хожу, но в твоих деньгах не нуждаюсь…

Видя, что это не шутки, граф поднял брошенный сверток, закусив с гневом губы, и в бешенстве удалился, поспешно вскочив на лошадь; но, прежде чем успел он отъехать, наслушался того, чего не слышал еще ни от кого в целую жизнь, и с вымытой головой полетел домой.

Бжозовская, задыхаясь, разгневанная, вся еще дрожа от досады, воротилась в Вульки и встретила на крыльце Курдеша, читавшего по книжечке молитвы. Завидев ее, старик догадался, что с ней случилось что-нибудь и, смеясь, спросил:

— Ну, что там? Не лисица ли утащила хохлатую курочку? Может быть, волк унес у тебя ягненка? Должно быть, случилось что-нибудь ужасное, потому что ты заметно смущена, Бжозося!

Приживалка не собралась еще, что ответить, как Курдеш прибавил:

— Но, я вижу, ты идешь из лесу?

— Да, из лесу, с прогулки, — ответила она.

— Не случилось ли, сохрани Бог, что-нибудь с тобою?

— Ничего! Ничего! — холодно ответила Бжозовская, приходя в себя и стараясь пробиться скорее в свой уголок.

— Как ничего? Да ведь я вижу, что ты или испугана, или рассержена.

— Не стоит и говорить об этом, — пробормотала она и ушла.

Франя также ничего не добилась от нее, кроме нескольких презрительных слов на счет графа.

Сильван, после этой истории окончательно униженный, решил и поклялся бросить совершенно неудачное волокитство за Франей. Страшно мучил его стыд, но он благоразумно затаил свои страдания и молчал.

Между тем Вацлав прибыл с госпожой Дембицкой в Кудростав, где всем тотчас же необходимо было похвастать новым приобретением. Наняли его, торгуясь, за весьма небольшие деньги; поставлено ему в обязанность учить мальчишек чему только можно и как можно больше; запрещено портит фортепьяно своим брянчанием, дозволено играть только при гостях, если его попросят, и Для себя раз в неделю, в воскресенье (это было для него главное). Поместили его в скверной и сырой квартирке, едва только не отказали ему в самых первых потребностях жизни; Дембицким казалось тяжело это нововведение, но вместе с тем хотелось им и похвастать как можно больше. И весть об учителе разнеслась по соседству; Целенцевич трубил, что Дембицкие взяли для детей учителя музыки, бывшего воспитанника графа и учителя графини, что они платят ему огромное жалованье и т. д., и т. д.

Первый, привезший это известие в Дендерово, был ротмистр Повала: он пустил его среди общего разговора, и оно долетело прямо до ушей Цеси. Ни покраснела она нисколько, ни удивилась, только сказала себе: «Он воротился для меня».