Он протягивает руку, быстро нащупывает кнопку и жмет на нее изо всех сил. Тут же где — то далеко, но очень отчетливо раздается звонок. Наверное, в этот момент на щитке в комнате Симона загорается лампочка с номером комнаты. Франсуа снова и снова нажимает на кнопку, чтобы Симон понял, что дело спешное.

Затем он опирается на локоть и ждет. Вряд ли Симон станет долго одеваться — скорее всего, просто накинет халат. Наверное, он уже бежит по коридору… Как только он откроет дверь, на него тут же набросится Нечто, затаившееся во тьме… Оно ведь тоже могло услышать дребезжание звонка… Нет! Оно снова движется! Звякнула ваза, как будто кто — то задел стол. Симон, видимо, уже спускается по лестнице. Хоть бы он поспешил! Франсуа кажется, что он уже слышит шлепанье его ночных туфель. Хотя, впрочем, чего только сегодня ему не казалось!

Нет, на сей раз это действительно Симон. Он останавливается перед дверью.

— Осторожно! Он здесь! — кричит Франсуа.

Не выдержав, он садится в постели и шарит по стене в поисках выключателя. Надо помочь Симону обнаружить врага.

А Симон тихонько стучит в дверь.

— Входите! Не заперто!

Где же этот проклятый выключатель? Франсуа вне себя от ярости! Наконец, он видит, как дверь медленно открывается и в проеме, на фоне слабо освещенного коридора, появляется силуэт Симона… Прямо с порога он зажигает свет.

— Что — нибудь случилось? — как всегда очень вежливо спрашивает он.

Франсуа оглядывает комнату. Она пуста, все вещи на своих местах, ничем не потревоженная тишина располагает к покою и отдыху.

— Здесь кто — то был, — бормочет он.

— Здесь?! — восклицает Симон. — В этой комнате?

— Да.

— Думаю, это вам приснилось.

Он входит в комнату, передвигает стулья, открывает шкаф.

— Вы же сами видите, мсье Франсуа…

— Но я слышал…

— Ну что вы! — возражает Симон. — Кто мог сюда войти? Да и зачем?

Франсуа понемногу приходит в себя. Проводит рукой по глазам.

— Не знаю, что со мной происходит, — шепчет он. — Я был уверен, что… Я слышал какое — то поскрипывание, шорохи… Раньше со мной такого не бывало. Извините меня, мсье Симон. Мне стыдно, что побеспокоил вас напрасно.

— Ничего страшного. Вы меня не разбудили. Я как раз собирался вставать.

— Вставать? Так рано?

Франсуа машинально бросает взгляд на часы. Шесть утра! Он даже вздрагивает от удивления. Как это может быть?! Ведь буквально только что было двадцать пять минут третьего… Может, он перепутал стрелки, принял часовую за минутную? Значит, тогда было десять минут шестого?..

— Да, я что — то… — бормочет он. — Не пойму, что со мной. Я думал, сейчас середина ночи.

— Действительно, еще очень темно, — говорит Симон. — Время сейчас тяжелое, полнолуние, вода поднялась на метр десять. Мсье Франсуа, успокойтесь. Надеюсь, вам уже лучше? Вы еще можете поспать добрых два часа.

Франсуа медленно забирается в постель. Симон подходит к нему, поправляет одеяло.

— Спасибо, — кивает Франсуа, — но я уже не хочу спать.

— Вы не заболели?

— Не знаю… Я могу поклясться, что в комнате кто — то был… или что — то. Не могу вам этого объяснить, но я был не один, я в этом уверен.

— И тем не менее… — пожимает плечами Симон, обводя комнату широким жестом.

— Да, я вижу, — жалобно говорит Франсуа. — Я действительно ничего не понимаю…

Симон садится на край кровати, застегивая пуговицы своей пижамы.

— Что вам наговорили? — спрашивает он. — Голову даю на отсечение, кто — то порядком позабавился, пугая вас. Уж не Альфред ли Нурей? Держу пари, это он наболтал вам всякой чепухи. Невозможный человек! Он, да?

— Да, — признается Франсуа.

— И вы ему поверили?

Франсуа не знает, что ответить. Альфред так много всего рассказывал… Во что — то он и вправду поверил, во что — то — нет.

— Опять сказки о привидениях! — возмущается Симон. — Да если бы в каждом доме, где когда — то кого — то убили, заводилось привидение, они бы сейчас кишмя кишели!.. Вы же разумный мальчик, мсье Франсуа, не придавайте значения этой болтовне. Что он вам еще наговорил, этот Нурей?

— Он просто рассказывал мне о происходящих здесь странных событиях. И добавил, что я сам это увижу. До сегодняшней ночи я не понимал, о чем он говорит. А теперь понял!

Симон встает и, заложив руки за спину, начинает медленно прохаживаться по комнате.

«Интересно, сколько ему лет? — размышляет Франсуа. — Около шестидесяти? Он совсем седой, но походка у него молодая. Судя по его смущению, он от меня явно что — то скрывает…»

Симон между тем поднимает носок, который Франсуа, ложась спать, пытался бросить на кресло, но не попал. Франсуа краснеет, но молчит. Он не хочет прерывать размышления Симона. И как раз в этот момент Симон останавливается перед ним.

— Странные события? — повторяет он. — Пожалуй, это слишком сильно сказано. Разумеется, ни о каких привидениях и речи нет. Просто кое — кто желает нам навредить, вот и распускает дурацкие слухи. События, которые у нас происходят, точнее было бы назвать «необычными», но странного ничего в них нет. Вот, например, однажды… — Он вдруг спохватывается. — Мсье Франсуа, вы имеете полное право еще поспать, а мне пора на кухню готовить завтрак. Мы еще вернемся к этому разговору в более спокойной обстановке. Уверяю вас, бояться вам нечего. Отдыхайте.

Он улыбается Франсуа и идет к двери. Однако на пороге останавливается и, немного подумав, возвращается к кровати.

— Позвольте дать вам совет: не рассказывайте никому о сегодняшнем происшествии. Особенно Альфреду Нурею — у него ужасно длинный язык. Даже вашему отцу лучше не говорить. Он только посмеется, а мне это будет неприятно. Во — первых, из — за вас, а во — вторых, из — за репутации нашего замка. Поверьте, это ей не на пользу… Обещаю, мы с вами еще поговорим обо всем.

Еще одна улыбка. На этот раз он уходит окончательно и бесшумно закрывает дверь. Как хорошо вышколенный слуга.

«Замок Бюжей

17310, Сен — Пьер д`Олерон.

Дорогой старик!

Сразу предупреждаю: то, что ты будешь от меня получать, — это дневник. Как кстати, что ты сломал ногу! Теперь у тебя есть время читать, и ты узнаешь историю, о которой вполне можно сказать, что это самая необыкновенная, самая поразительная, самая ошеломляющая, самая ужасная изо всех историй, которые только можно вообразить. Все это можно выразить коротко: я умираю от страха. И это страх особого рода, потому что я живу в замке, в котором вполне могли бы останавливаться Три Мушкетера. Я изо всех сил пытаюсь взять себя в руки, но, Господи, как это порой непросто!

Сначала расскажу, как я оказался на острове Олерон в мае месяце, когда в школе занятия в самом разгаре. Это все из — за моего бронхита. Ты о нем знаешь; но я не говорил тебе, что он совсем меня допек, и доктор счел, что мне неплохо бы сменить климат. И тут мне повезло! У моей тетушки Леони (клянусь, что ее полное имя Леони — Мари — Мадлен — Огюстин) завелась какая — то хитрая болезнь в кишках (извини, я имел в виду — в животе; я тетю очень люблю и не хотел бы шутить по поводу ее болезни), и маме пришлось срочно отправиться к ней в Орлеан. И вот мы с папой остались одни, причем на неопределенный срок. Ты знаешь моего отца: когда мамы нет, к нему лучше не подходить, не то пожалеешь. Папа кружит по дому, рявкает на свою секретаршу, несчастную Антуанетту, и та буквально вынуждена от него прятаться. Если это и есть любовь, то лично я предпочитаю бронхит.

Так вот. В прошлый понедельник, как раз когда мы садились обедать, папу позвали к телефону. Видел бы ты его в тот момент! Я думал, у него дым пойдет из ушей! Он кричал: «Я ему покажу! Звонить мне в такое время! За кого он меня принимает, этот фанфарон!»

Да, именно фанфарон — папа иногда употребляет такие слова. Он временами так ругается, что приходится лезть в словарь, чтобы понять, что он имеет в виду… Короче, он вышел к телефону, а через час вернулся, улыбаясь до ушей.