Эмиграция опять раскололась, и на этот раз в конфликт вмешалась Франция. 16 декабря 1947 г. решением французского Министерства внутренних дел был запрещен Союз советских граждан (так с августа 1947 г. назывался Союз советских патриотов), а месяцем позже, 20 января 1948 г., была закрыта газета «Советский патриот».

Ладинский продолжал сотрудничать в изданиях просоветских или нейтральных («Русские новости», «Честный слон», «Новоселье»), принимал участие в послевоенных литературных сборниках и антологиях («Встреча», «Русский сборник», «Орион», «Эстафета»), выступал на вечерах Объединения русских писателей и поэтов, «Новоселья», «Эстафеты», устраивал собственные вечера (1 июня 1948 г., 1 июня 1949 г. [66]), был секретарем и переводчиком спецкора «Правды» Ю.А. Жукова.

В эмиграции к возвращенцам относились по-разному, но чаще всего без восторга, одних понимали и жалели, других обвиняли во всех смертных грехах, выискивая реальные или мнимые связи со спецслужбами, корыстный интерес или демонические наклонности. К Ладинскому подобных претензий обычно не предъявляли, хотя иногда и поминали в ряду других активных членов Союза советских патриотов.

К примеру, издание нью-йоркской группы партии эсеров, рассказывая об усилиях Союза советских патриотов «морально “ликвидировать эмиграцию”», писало о том, что «пропагандная работа ведется перешедшими на советскую службу эмигрантами: проф. Марков, бывший белый генерал А. Говоров, проф. Одинец, журналисты Ладинский, Михаил Струве, А. Руманов»[67].

Сказать о каком-то корыстном интересе Ладинского не повернулся бы язык даже у его врагов, если таковые были, в его искренности никто не сомневался. Прямых обвинений в сотрудничестве с органами в адрес Ладинского консервативная эмигрантская печать не выдвигала (как это было, например, с Натальей Ильиной[68]), но напутствовала его отъезд весьма недвусмысленно. Летом 1950 г. начались высылки совпатриотов из Франции, в «Русской мысли» появилась заметка: «Недавно из Франции выслана группа бывших эмигрантов, взявших советские паспорта в дни богомоловской “весны”. Им вменялась в вину активная деятельность, “подрывная”, в пользу “одной иностранной державы”. Имена этой группы в 18 человек мало известны широкой публике <…> Как нам передают, за этой партией “возвращаемых по принадлежности” последует и очередная»[69].

Высылки и впрямь последовали, осенью дело дошло и до Ладинского, о чем не замедлили сообщить эмигрантские газеты: «По полученным нами сведениям, в числе советских граждан, высланных из Франции как “нежелательные иностранцы”, находится журналист А.П. Ладинский. Бывший сотрудник “Последних новостей”, поэт А.П. Ладинский, как известно, был ближайшим сотрудником редактировавшейся покойным Д.М. Одинцом газеты “Советский патриот”, а после ее закрытия перешел в другую советскую газету, редактируемую тов. Ступницким. Кроме того, Ладинский в последнее время состоял в должности личного секретаря пресловутого Жукова, “собственного корреспондента” московской “Правды”. Как известно нашим читателям, Жуков под покровом дипломатической неприкосновенности сделал своей специальностью клеветническое поношение Франции и французского правительства»[70]. О методах журналистской работы Ю. Жукова «Русская мысль» действительно сообщала[71].

О дальнейшем известно из автобиографии Ладинского, в которой он написал, что 7 сентября 1950 г. «без объяснения причин (возможно, за работу у Жукова или за некоторые статьи <…>) был выслан из Франции и доставлен в ГДР, где пять лет работал корректором в бюро переводов на заводе советского акционерного общества “Кабель”»[72].

В марте 1955 г. он вернулся в СССР и первое время жил в московской квартире младшего брата Бориса и его жены Тамары Артуровны. Здесь «в него без памяти влюбилась молодая жена его брата — полковника КГБ, в доме которого он остановился. Бросив семью, налаженный быт и достаток, она ушла к нищему седому поэту»[73]. Более подробно эта история изложена в воспоминаниях Бориса Грибанова[74].

В эмиграции продолжали интересоваться судьбой Ладинского и даже изредка публиковали доходившие за границу сведения: «Поэт Ант. Ладинский, живший в Москве, переехал в Клязьму, где он лечится и занимается переводами французских романов на русский язык»[75].

28 июня 1959 г. В.Ф. Марков писал Г.П. Струве: «В одном из советских книжных бюллетеней промелькнуло о выходе историч<еского> романа А. Ладинского»[76]. Это был переработанный вариант романа, публиковавшегося в эмиграции под названием «Голубь над Понтом». В СССР он получил название «Когда пал Херсонес» (М.: Советский писатель, 1959).

Некоторое время спустя после первого советского издания романа Ладинский стал членом Союза писателей. Уйдя от брата, жил в Голицыно, потом в Клязьме, в конце концов получил от Союза писателей однокомнатную квартиру рядом с гостиницей «Украина».

Эмигрантские стихи Ладинского в России изданы не были, новых он не писал. Зато большой популярностью пользовались его исторические романы. Разумеется, ни о жизни Иисуса, ни о язычестве и христианстве, ни, тем более, о параллелях с современностью речи уже не было. Однако романы проходили цензуру, принимались читателями и были вполне на уровне.

Историческая проза вообще вызывала меньше подозрений и легче печаталась в СССР, чем другие жанры, более сомнительные с точки зрения идеологии. Может быть, отчасти поэтому к историческим жанрам обращались бывшие эмигранты, не только Ладинский, но и, к примеру, вернувшийся из Китая и осевший в Хабаровске Всеволод Никанорович Иванов.

Позже Ладинский даже удостоился чести включения в литературную энциклопедию, что для эмигранта было отнюдь не характерно. Представлен он был почти исключительно как исторический романист, стихам в коротенькой заметке из 25 строк была уделена единственная фраза: «В 30-х гг. выпустил неск. сб-ков стихов, отличавшихся от произв. др. эмигрантских поэтов жизнеутверждающими мотивами»[77]. В.Ф. Маркова позабавило умение подвести идеологию даже в одной строчке, о чем он не преминул поделиться с Г.П. Струве, приведя в письме от 1 июня 1966 г. краткий обзор характеристик из третьего тома энциклопедии: «С уважением о Ладинском, кот<орый>, оказывается, отличался от остальных эмигрантов жизнерадостностью»[78].

Помимо романов Ладинский в России писал мемуары, переводил П. Бурже, Вольтера, Элюара, Экзюпери и др. В отличие от Н.Я. Рощина и Н.В. Борисова, пропагандистских статей не печатал (ни для эмиграции, ни о ней). Едва ли не единственной его публикацией на эмигрантские темы стал очерк «Последние годы И.А. Бунина»[79].

В 1960 г. Ладинский, замыкая круг, приезжал на свою малую родину, побывал в городе Дно, посетил деревню Скугры[80]. Вскоре он тяжело заболел и 4 июня 1961 г. скончался. Театральное представление было окончено. Ладинский доиграл свою роль поэта до конца.

В эмиграции его, несмотря на возвращенчество, многие продолжали считать своим, и в шестидесятые, и в семидесятые на литературных вечерах изредка читали его стихи, публиковали воспоминания о нем[81].