Поиск
1899
ДОПОЛНЕНИЕ 2
Таинственный ямщик
(Крещенская баллада)
1
Мечты печальные тая,
В крещенский вечер еду я.
Мне что-то страшно. Незнаком
Я с молчаливым ямщиком.
На нем истасканный тулуп
И шапка старая. Как труп,
Он бледен, мрачен — как мертвец…
"Да погоняй же, молодец,
Пошибче! Скоро ли конец?"
— "Близехонько, всего верст пять…"
И замолчал ямщик опять.
2
Всё степь да степь — простор большой.
И я с взволнованной душой
Гляжу тайком на ямщика.
Нигде не видно огонька;
Лишь месяц нам издалека
Попутно светит. Страшно мне
В глухой, безлюдной стороне,
И робко бредит мысль моя:
Не с мертвецом ли еду я?
"Да скоро ли?" — "Проедем мост,
А там, близ станции, погост".
3
Погост… кладбище… Черт возьми!
"Людмилу" я читал с детьми
И хохотал до слез. Теперь
Мне не смешно. Свирепый зверь
Не напугал бы так меня,
Как мой ямщик. Он, наклони
Тоскливо голову, дрожит, —
А тройка медленно бежит…
Через кладбище путь лежит.
4
Вдруг мой ямщик махнул рукой
И "Со святыми упокой"
Запел протяжно…
"Замолчи
И не пугай мня в ночи!"
— "Я не пугаю, я молюсь.
Ты, господин, сиди — не трусь!
Две вёрсты живо промелькнут…"
И мой ямщик, отбросив кнут,
Вдруг на кладбище побежал;
И видел я, как он лежал
Там на могиле, весь в снегу,
Потом вернулся, ни гугу,
На козлы сел, кнутом махнул
И тихо, жалобно вздохнул.
5
"Ямщик!" — "Чего?" — "Скажи, о ком
Молился ты сейчас тайком?"
— "О муже…" — "Как?!" — "А почему ж
Не помолиться, если муж
Здесь погребен? Он в ямщиках
Служил и на моих руках
Скончался. С парою сирот
Осталась я. Решил народ,
Что я бабенка — не урод,
Что у меня сильна рука:
Могу служить за ямщика…
Ну, живы будем — не умрем…
Теперь махнем по всем по трем!"
6
От бабы получив урок
В крещенский зимний вечерок,
Теперь не верю в мертвецов,
Но верю в женщин-молодцов…
Ты, днесь крестившийся, спаси
Страдалиц женщин на Руси!
6 января 1883 [16]
* Беда тому, кто любит гнев, *
"Беда тому, кто любит гнев,
Кто род людской влачит на плаху:
Он не увидит гурий-дев
И не приблизится к аллаху.
Беда тому, кто, словно зверь,
За человеком-братом рыщет:
Пророк пред ним захлопнет дверь,
А балагур его освищет…"
Так пел поэт перед дворцом
Калеки грозного, Тимура.
"Хромой", с пылающим лицом.
Сказал: "Словите балагура!"
Певца к Тимуру привели.
"Раскайся в балагурстве глупом,
Прощения проси-моли,
Не то, злой раб, ты будешь трупом!"
"Могу покаяться, но в чем?
Пророку предан я с любовью.
Я не был лютым палачом
И не запятнан братской кровью.
От сердца песенки пою,
Влагая в них и смех и душу…"
"А если голову твою
Велю срубить, ты струсишь?" — "Струшу,
Еще б не струсить, хан! И ты
Вздрогнешь, как человек пропащий,
Увидя камень, с высоты
На голову твою летящий.
Еще б не струсить! Ты и сам
Струхнешь, заметив льва в пустыне…
Отдай мой труп голодным псам,
Да помни то, что пел я ныне!"
Захохотал хромой Тимур:
"Возьми мой перстень изумрудный,
Но только помни, балагур,
Что я не лев в степи безлюдной.
Еще прими совет благой:
Не пой мне песен не по нраву,
Или тебя с кривой ногой
Я догоню и дам расправу!"
От самаркандского дворца
Певец бежал, главу понуря.
В душе свободного певца
Горел огонь, шумела буря:
Но он преодолел свой гнев
И, помня ханскую угрозу,
Стал воспевать… невинных дев
И обольстительную розу.[17]
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: