Поиск
1867
ГРАМОТКА
Дарья-молодка от радости плачет:
Есть письмецо к ней, — из Питера, значит
Стало быть, муж посылает поклон.
Скоро ли сам-то воротится он?
Незачем медлить в холодной столице,
Время вернуться к жене-молодице,
Платьем-обновкой утешить ее…
Славное будет в деревне житье!
Сбегала Дарья к дьячку Еремёю,
Просит его: "Я читать не умею,
Ты прочитай мне, хоть ради Христа!
Дам я за то новины и холста".
Горло прочистив забористым квасом,
Начал читать он октавою-басом,
Свистнул отчаянно, в нос промычал
И бородою с тоской покачал.
"Дарья, голубушка! Вести о муже…
Жаль мне тебя, горемычная, вчуже!
Слез понапрасну ручьями не лей…
Умер в больнице твой муж Пантелей". —
Грохнулась оземь со стоном бабенка.
"Как воспитаю без мужа ребенка?
Я ведь на сносях!" — "Сие вижу сам.
Значит, угодно сие небесам;
Значит, сие испытание свыше.
Ты причитай, ради чада, потише!
Главное дело, терпенье имей! —
Молвил любовно дьячок Еремей. —
Слушай, что пишут тебе из артели:
"Вас письмецом известить мы хотели,
Что уж давненько, великим постом,
Умер супруг ваш и спит под крестом.
Плохи у нас, у рабочих, квартеры:
Гибнем, как мухи, от тифа, холеры.
Всяких недугов нельзя перечесть,
Сколько их — дьяволов — в Питере есть!
Тиф и спалил, как огонь, Пантелея.
Грешную душеньку слезно жалея,
Мы пригласили попа. Причастил,
Добрый такой: все грехи отпустил.
Гроб мы устроили целой артелью;
Вырыть могилу велели Савелью;
Дядя Гаврило и дядя Орест
Сделали живо березовый крест.
Сенька (он грамотен больно, разбойник!)
Надпись наляпал: "_Спи добрый покойник_".
Барин ее, эту надпись, читал,
В стеклышко щурясь, и вдруг засвистал.
"Что ты свистишь?" — обозлился Ананий. —
"_Знаков_ не вижу…" — "Каких?" — "_Препинаний_!" —
Добрые люди, чтоб нам удружить,
_Знак_ и на мертвых хотят наложить.
Знаков наложено слишком довольно!..
Тут, умилясь, по душе, сердобольно
Выпили мы на поминках…"
…За сим
Следует подпись: "_Артельщик Максим_".
Дальше нет речи о Дарьином горе,
Дальше — поклоны: невестке Федоре,
Бабке Орине и братцу Фоме,
Тетке Матрене и Фекле куме.
13 февраля 1867
ПОШЕХОНСКИЕ ЛЕСА
(Савве Яковлевичу Дерунову) [2]
Ох, лесочки бесконечные,
Пошехонские, родимые!
Что шумите, вековечные
И никем не проходимые?
Вы стоите исполинами,
Будто небо подпираете,
И зелеными вершинами
С непогодушкой играете.
Люди конные и пешие
Посетить вас опасаются?
Заведут в трущобу лешие,
Насмеются, наругаются.
Мишки злые, неуклюжие
Так и рвутся на рогатину:
Вынимай скорей оружие,
Если любишь медвежатину!
Ох, лесочки бесконечные,
Пошехонские, родимые!
Что шумите, вековечные
И никем не проходимые?
Отвечают сосны дикие,
Поклонившись от усердия:
"К нам пришли беды великие, —
Рубят нас без милосердия.
Жили мы спокойно с мишками,
Лешим не были обижены;
А теперь, на грех, мальчишками
Пошехонскими унижены".
"Доля выпала суровая! —
Зашумели глухо елочки. —
Здесь стоит изба тесовая,
Вся новехонька, с иголочки.
_Земской школой_ называется,
Ребятишек стая целая
В этой школе обучается
И шумит, такая смелая!
И мешает нам дремать в глуши,
Видеть сны, мечты туманные…
Хороши ли, путник, — сам реши, —
Эти школы окаянные?"
Нет, лесочки бесконечные,
Ваша жизнь недаром губится.
Я срубил бы вас, сердечные,
Всех на школы… да не рубится!
1870
ЧТО Я УМЕЮ НАРИСОВАТЬ?
Я художник плохой: карандаш
Повинуется мне неохотно.
За рисунок мой денег не дашь,
И не нужно, не нужно… Когда ж
Я начну рисовать беззаботно,
Все выходит картина одна,
Безотрадная, грустно-смешная,
Но для многих, для многих родная.
Посмотри: пред тобою она!
…Редкий, межий сосновый лесок;
Вдоль дороги — огромные пенья
Старых сосен (остатки именья
Благородных господ) и песок,
Выводящий меня из терпенья.
Попадаешь в него, будто в плен:
Враг, летающий желтою тучей,
Враг опасный, коварный, зыбучий,
Засосет до колен, до колен…
Ходит слух, что в Сахарской степи
Трудновато живется арабу…
Пожалей также русскую бабу
И скажи ей: "Иди и терпи!
Обливаючи потом сорочку, —
Что прилипла к иссохшей груди,
Ты, голубка, шагай по песочку!
Будет время: промаявшись ночку,
Утром степь перейдешь, погоди!"
Нелегко по песочку шагать:
Этот остов живой истомился.
Я готов бы ему помогать,
На картине построил бы гать,
Да нельзя: карандаш надломился!
Очиню. За леском, в стороне,
Нарисую широкое поле,
Где и я погулял бы на воле.
Да куда!.. Не гуляется мне.
Нет, тому, кто погрязнул давно
В темном омуте, в жизненной тине,
Ширь, раздолье полей мудрено
Рисовать на унылой картине.
Нет, боюсь я цветущих полей,
Начертить их не хватит отваги…
Карандаш, не жалея бумаги,
Деревеньку рисует смелей.
Ох, деревня! Печально и ты
Раскидалась вдоль речки за мостом,
Щеголяя обширным погостом…
Всюду ставлю кресты да кресты…
Карандаш мой, не ведая меры,
Под рукою дрожащей горит
И людей православных морит
Хуже ведьмы проклятой — холеры.
Я ему подчинился невольно:
Он рукою моей, как злодей,
Овладел и мучительно, больно жжет ее…
Мертвых слишком довольно,
Нам живых подавайте людей!
Вот и люди… И дьякон, и поп
На гумне, утомившись, молотят,
И неспелые зерна, как гроб
Преждевременный, глухо колотят.
. .
…Вот и люди… Огромный этап
За пригорком идет вереницей…
Овладевши моею десницей,
Карандаш на мгновенье ослаб,
Не рисует: склонился, как раб
Перед грозной восточной царицей.
Я его тороплю, чтобы он
Передал в очертаниях ясных
И бряцание цепи, и стон,
И мольбу за погибших, "несчастных"…
У колодца молодка стоит,
Устремив на несчастных взор бледный…
Подойдут к ней — она наградит
Их последней копейкою медной…
…Вот и люди, веселые даже,
Подпершись молодецки в бока,
Входят с хохотом в дверь кабака…
…О создатель, создатель!; Когда же
Нарисую я тонко, слегка,
Не кабак, а просторную школу,
Где бы люд православный сидел,
Где бы поп о народе радел?
Но, на грех, моему произволу
Карандаш назначает предел.
Оп рисует и бойко и метко
Только горе да жизненный хлам,
И ломаю зато я нередко
Мой тупой карандаш пополам.
вернуться
2
С. Я. Дерунов" — поэт, очеркист, видный ярославский ("пошехонский") культурно-общественный деятель-просветитель, близкий товарищ Трефолева. (Ред.).
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: