В 1731 г. в Россию прибыл по вызову правительства врач Саншес, имевший мировую славу. Он жил в России немало лет, был придворным врачом и членом Академии наук. Но ему не могли простить еврейского происхождения. В 1749 г. он был исключён из Академии, а затем изгнан из России. Как сказано в постановлении об его высылке, императрица хотела, чтобы члены ее Академии были добрые христиане, а не люди, которые «сражались под моисеевым законом»¹⁵.

Пропаганда иудейской религии, а тем более переход в неё, рассматривались как тяжкое преступление и сурово наказывались. В 1737 г. в Синод прислали донос о проступке против религии и церкви отставного капитана морского флота и крупного помещика Московской губернии Возницына. Доносчиком была его жена, мстившая мужу за то, что он бросил ее. Преступление Возницына состояло в том, что он, будучи за границей, оставил православие и принял иудейство. По предписанию Синода Возницына арестовали и поместили в тюрьму Московской синодальной конторы, где держали в кандалах под строгим караулом, отдельно от других заключённых. Следствие велось инквизиторскими методами архимандритом Богоявленского монастыря Герасимом и коломенским епископом Вениамином. Под пытками Возницын сознался, что перешёл в иудейство при участии крупного смоленского купца Боруха Лейбова. По распоряжению императрицы Анны Возницын и Лейбов за их «богопротивные вины» 3 июля 1738 г. были сожжены, манифест об их «винах» был составлен Синодом. В награду за донос жена Возницына, кроме своей части наследства, получила ещё 100 душ крепостных крестьян16. Инквизиционный акт, совершенный над Возницыным, осуждён был Кантемиром в сатире, написанной в год сожжения Возницына:

Вот-де за то одного и сожгли недавно, Что зачитавшись там, стал Христа хулити явно¹⁷.

В XIX в. преследования евреев не прекратились. Правительство и церковь продолжали разжигать национальную рознь и религиозную нетерпимость. Евреям запрещалось держать у себя в услужении православных, евреи были ограничены в гражданских правах, их изгоняли из деревень, обвиняя в том, что они оказывают на крестьян дурное влияние. Для евреев была установлена черта оседлости, они облагались дополнительными налогами, христианам - ремесленникам запрещалось работать на них, крестьянам — обрабатывать их земли. На военной службе евреев стремились воспитывать в православном духе, их силой обращали в православие¹⁸. Еврейских детей отнимали от родителей и направляли для службы в армию, где их насильно крестили, загоняли далеко от родины и подвергали бесчеловечным истязаниям.

А. И. Герцен в «Былом и думах» описал страдания детей - кантонистов, которых он встретил в пути. Партия еврейских детей от 8 до 13 лет шла в Пермь; на полдороге офицер, сопровождавший их, получил приказание гнать детей в Казань. «Беда да и только, — сказал А. И. Герцену офицер, — треть осталась на дороге. Половина не дойдёт до назначения». Описывая эту встречу, Герцен не мог сдержать своего возмущения бесчеловечным поведением властей. «Какие чудовищные преступления безвестно схоронены в архивах злодейского, безнравственного царствования Николая I», — писал он¹⁹.

Еврейским юношам после окончания военной службы не разрешалось вернуться в иудейство. Так, еврейский юноша кантонист Кауфман был насильно крещён, но не переставал считать себя евреем. Когда закончилась военная служба и он вернулся к вере своих отцов, над ним учинили суд за вероотступничество. Для «вразумления» его отправили в монастырь, лишив всех гражданских прав, а над имуществом учредили опеку²⁰.

Чтобы отвлечь народ от политики, от участия в классовой борьбе, его внимание пытались сосредоточить па еврейском вопросе. Евреев обвиняли в том, что они будто бы неуважительно относились к православной церкви и религии, к ее обрядам. Так, в 50-х годах XIX в. в местечке Полонном Волынской губернии евреев обвинили в «святотатственном посмеянии» над христианством и подвергли гонениям.

На почве антисемитской пропаганды, которую разжигали реакционные элементы и представители церкви, в начале XIX в. возникали кровавые наветы на евреев, обвинения в совершении ими ритуальных убийств. В 1823 г. в городе Велиже Витебской губернии 42 еврея были брошены в тюрьму по обвинению в убийстве нескольких христианских мальчиков с ритуальной целью. Стараясь разжечь национально-религиозную рознь, представители православной церкви подбирали «доказательства» применения евреями крови христианских детей. Минский архиепископ Анатолий первый доставил «материалы» о мифическом «отроке Гаврииле», якобы замученном евреями ещё в 1690 г., а киевский митрополит Евгений выискал соответствующие выписки из польской ритуальной литературы. С обвинениями против велижских евреев выступил также местный священник Тарашкевич, пытавшийся доказать враждебность евреев христианству и их «тиранское злодейство». В качестве «сведущего лица» был привлечён и ксёндз Паздерский. Запечатав велижскую синагогу, следственная комиссия, исполняя волю Николая I «исследовать все до корня», признала виновными в ритуальных убийствах не только велижских евреев, томившихся в тюрьме в течение восьми лет, но и всех евреев вообще. Осудил велижских евреев и Сенат, и только Государственный совет отменил постыдный приговор, признав обвинение евреев в ритуальных убийствах несостоятельным.

Разжигание национальной и религиозной вражды к евреям было и в дальнейшем одним из средств политической борьбы правительства и церкви. Разоблачая антисемитизм как позорное орудие черной реакции, В. И. Ленин писал, что политике разжигания религиозной вражды, раздробленности пролетарских сил, проявляющихся в черносотенных погромах, необходимо противопоставить «спокойную, выдержанную и терпеливую… проповедь пролетарской солидарности и научного миросозерцания»²¹.

Для поддержания религиозной и национальной вражды к евреям в 1911-1913 гг. в Киеве был организован постыдный судебный процесс над приказчиком кирпичного завода М.Бейлисом по обвинению в убийстве им христианского мальчика Андрея Ющинского, фактически убитого шайкой уголовных преступников. На предварительном следствии в качестве экспертов-богословов допрашивались представители церкви: архимандрит Амвросий и профессор Киевской духовной академии священник Глаголев. В течение двух с половиной лет, пока продолжался процесс, духовные власти вели агитацию за кровавую расправу и издавали шовинистическую литературу, стараясь вызвать еврейские погромы. Эту позорную кампанию возглавляли церковные иерархи — волынский архиепископ Антоний Храповицкий, киевский митрополит Флавиан и саратовский епископ Алексей. Финляндский архиепископ Сергий также писал о возможности ритуальных убийств, а протопресвитер военного и морского духовенства Евгений Аквилонов в своей книге «Иудейский вопрос», доказывая возможность ритуальных убийств, требовал лишения евреев политических прав. Отражая мнение церковных верхов, орган Петербургской духовной академии «Церковный вестник» в ряде статей выступил против воззвания передовой русской интеллигенции во главе с М. Горьким и В. Г. Короленко, организовавшей Комитет для борьбы с антисемитской политикой правительства и церкви.

Помимо православного духовенства в человеконенавистнической кампании приняли активное участие и представители католической церкви. На суде основная роль была поручена ксёндзу Пранайтису — «знатоку» по ритуальным убийствам. В. Д. Бонч-Бруевич, активный участник судебного процесса, с негодованием писал об этом мрачном представителе католической инквизиции: «В черной сутане, бритый, хитрый, мстительный и жестокий, он выступал здесь на суде, при свете XX в., выступал так, как когда-то выступали его предки в давно прошедшие, полные ужаса и крови времена. Потомок тех, кто замучил и сжёг сотни тысяч людей, ксёндз Пранайтис пришёл в русский суд и заявил требование на еврейскую кровь. Кровь, пролитая духовными его отцами, подмывает и тревожит его и ему самому нужно хоть чем - нибудь удовлетворить эту жажду крови, жажду ненависти и человеконенавистничества»²².