Глубокое чутье было друидским умением читать в умах и сердцах других людей и еще одним из наиболее развитых талантов Кейона. Нэй, не совсем так. Он был талантлив во всех умениях друидов. Всегда.

Он был исключением: единственный Келтар, рожденный с полной силой всех своих предков, объединенной и умноженной; ошибкой природы, анафемой древнего, благородного и предсказуемого рода. Отец Кейона преуспел в целительстве, дед обладал даром предсказывать лучшее время для сева и сбора урожая, дядя был талантлив в использовании Гласа и алхимии, а Кейон родился со всеми этими способностями, усиленными стократ, и обладал возможностями, которые никогда ранее не проявлялись ни у одного Келтара. Большей частью именно это и стало причиной, по которой он попал в Темное Стекло.

«Слишком много силы для одного человека. Будь осторожнее, Кейон, — говорила мать, и в ее глазах была тревога. — Однажды ты можешь зайти слишком далеко».

Так и произошло. Кейон стремился завладеть Темными Реликвиями, хотя и знал, что они содержат квинтэссенцию черной магии и ни один человек не может коснуться реликвии и не поддаться злу. И все же он, как и Лукан, жаждал большей силы. Однако, в отличие от Лукана, который по своей воле готов был предаться злу, Кейон совершил ошибку, самоуверенно считая, что никто из живущих не может победить его с помощью магии.

Он ошибался.

Но все это были дела минувших дней, история, которую лучше забыть.

А она была рядом с ним.

Он открылся, сфокусировал свои чувства и осторожно попытался коснуться ее сознания.

Ничего. Он потянулся сильнее. Тишина. Полная и абсолютная.

Сконцентрировавшись, он ударил Джессику Сент-Джеймс, словно тараном врезавшись в замок ее разума.

Ни намека на эмоции. Ни шепота мысли.

Потрясающе.

Чтобы проверить себя, он пустил пробную стрелу в человека за стойкой. И тут же отпрянул. Клерк был жалким человеком. Его жена недавно сбежала с одним из его друзей. Кейон сглотнул, пытаясь избавиться от мерзкого вкуса отчаяния этого человека.

Отчаяние никогда никому не помогало. Он хотел встряхнуть клерка и сказать: «Дерись, придурок. Борись за нее. Никогда не беги с поля битвы. Никогда не сдавайся».

— Не сдавайся, мужик, — прошипел Кейон. Клерк поднял глаза и удивленно посмотрел на него.

— Ты же не можешь вот так отпустить ее! — зарычал горец. — Она твоя жена.

Глаза клерка сощурились, он заморгал.

— Кто вы? Я вас знаю? — вскинулся он.

— Что? — спросила стоящая рядом с ним Джессика. — Что происходит?

— Ничего. Забудь.

Клерку за стойкой Кейон приказал:

— Успокойся.

Он не собирался спасать весь мир. Ну, может, и собирался, но знал, что действовать следовало совсем не так.

Джессика раздраженно фыркнула, взяла пакет у клерка, который снова стал послушным, дернула своей симпатичной задницей и зашагала к огромной двойной двери. Там она обернулась через плечо и бросила на Кейона взгляд, который говорил: «Ну пошли же, ты, здоровенное властолюбивое животное. Ты мне совершенно не нравишься, но мы вместе вляпались в это дело».

Кейон позволил себе полюбоваться ею, потом подхватил зеркало и размашистым шагом последовал за ней.

Двадцать дней в компании этой женщины.

Возможно, где-то и было божество, в которое не верил он, но которое верило в него. Верило, что он выплатит свой долг, и заранее вознаграждало его.

В дверях Джесси остановилась. Зевнула, вскинула руки, сцепила их над головой, выгнула спину и качнулась из стороны в сторону, выпрямляя позвоночник.

Черт побери, эта женщина была женщиной во всех нужных местах!

И кому какое дело до причин происходящего?

Она была его на целых двадцать дней.

Джесси села за вишневый письменный стол в номере 2112, раскрыла ноутбук и нахмурилась, глядя в маленькое зеркало, висящее на стене. Ну почему во всех отелях над письменным столом обязательно вешают зеркало? Кто хочет смотреть на себя, когда что-то пишет? Наверное, большинство людей все-таки хотят, потому что в каждом отеле обстановка одна и та же: слева за дверью шкаф, справа ванная (или наоборот); одна кровать повернута к письменному столу, над которым висит неизменное зеркало; между кроватями стоит маленький столик со столь же обязательными часами, радио, телефоном. Вторая кровать повернута к телевизору на кронштейне или подставке, и маленький столик у дальней стены и два стула у окна завершают обстановку.

Этот номер ничем не отличался, разве что был чуть наряднее, чем те, в которых ей приходилось бывать раньше: ковер цвета шампанского, с золотистым блестящим рисунком, рельефные обои цвета слоновой кости с золотыми украшениями на молдингах, на кроватях — белоснежные крахмальные простыни и покрывала цвета шампанского, окна прикрыты волнистыми портьерами винного цвета.

Кейон МакКелтар принимал душ за закрытой дверью ванной.

Это она закрыла дверь.

А еще она закрыла глаза, когда он сбросил килт прямо перед ней. Что вовсе не означало, что она была ханжой и не глазела на него через стеклянную дверь душевой кабинки, прежде чем плотно притворить дверь. Глазела.

Как только они вошли в номер, взгляд Кейона тут же прикипел к двуспальным кроватям. Джесси смотрела туда же, и это был один из тех напряженных моментов, когда люди либо прыгают друг на друга, либо стараются разойтись как можно дальше.

Она боком, как краб, двинулась в сторону и чуть не выскочила обратно в коридор. Горец улыбнулся ей — легко, насмешливо, шагнул в номер первым и внимательно осмотрел комнату, прежде чем прислонить зеркало к дальней стене, развернув его к двери. Джесси заметила, что в зеркале будут отражаться обе кровати, но решила об этом не думать.

На миг ей показалось, что он снова поцелует ее, но когда Кейон подошел к ней, он смотрел не на ее губы, а на дверь ванной.

— Господи, — воскликнул он, — современная уборная! Я не мог заглянуть за дверь из кабинета Лукана, но видел изображения…

Он удивленно замолчал.

— Это он там тебя держал… то есть зеркало висело в его кабинете?

Каким, наверное, странным было его существование в зеркале! Джесси не могла себе этого представить.

— Айе. И хотя я видел большинство современных изобретений в книгах и тому подобном, у меня не было возможности исследовать их.

Джесси собиралась прочитать ему краткую лекцию — да что угодно, лишь бы убраться подальше от этих кроватей, — но он, как и раньше в машине, предпочел сам взяться за дело и начал поворачивать ручки, нажимать кнопки, брызгать из маленьких бутылочек шампунем и кондиционером, и в итоге ванная заполнилась паром, как сауна, и запахла туалетными принадлежностями.

— В этой гостинице есть кухня и служанки, девочка?

Чтобы задать этот вопрос, Кейон даже прекратил ненадолго свои «исследования».

Джесси кивнула.

— Тогда прикажи подать нам еду. Я умираю от голода. Мясо. Много мяса. И вино.

Когда он начал снимать наручи, ей следовало бы догадаться, к чему все идет.

А Кейон, недолго думая, сбросил килт. И стоял там, совершенно не смущаясь. На нем была только кожаная перевязь, удерживающая тяжелый кинжал с драгоценной инкрустацией. Сняв и перевязь, Кейон шагнул под горячие струи.

Пульс внезапно подпрыгнул к горлу Джесси. Она резко отвернулась и зажмурилась.

Она до сих пор ощущала на губах его вкус. Тот поцелуй в вестибюле ошеломил ее.

И обжег до самых кончиков пальцев. Кейон не пытался засунуть ей в рот язык, не хватал ее за грудь, как сделал бы, если бы хотел отвлечь ее от чего-то поцелуем. Нет, он целовал ее лениво, не касаясь больше нигде, целовал так, словно у них в запасе была целая вечность. Его мягкие, полные, сексуальные губы нежно пощипывали ее нижнюю губу.

Джесси практически растаяла от прикосновений этого эгоистичного неандертальца и чувствовала, как открываются ему навстречу ее губы.