— Наличных денег не хватит, чтобы выбраться из страны, поэтому я пытаюсь придумать, что еще мы можем сделать, — мрачно сказала Джесси.

Айе, тут она была права.

Тот факт, что он даже не знал, что ее действия могут отследить — и выдать так же четко, как крестик на карте, — потому что не понимал, чем является кредитная карточка, означало, что он не сможет защитить их.

По крайней мере здесь.

Мир двадцать первого века во многом превосходил его восприятие, что не давало возможности контролировать происходящее.

И означало, что им придется отправиться в прошлое.

О, нэй, не буквально — не через камни Бан Дрохада, Белый Мост, который хранили Келтары, потому что даже он, Кейон, верил в легенду о Драгарах и не хотел оказаться носителем тринадцати злобных личностей, — а в переносном смысле.

Это он мог.

Если забрать Джесси далеко в горы, то можно прожить девятнадцать дней по законам девятого века. То есть недоступными для современных методов слежки. Он может сделать укрытие в пещере, согреть девушку своим телом, охотиться, добывая еду, и кормить ее с рук. В прежние времена мужчина и должен был следить, чтобы его женщина ни в чем не знала нужды.

Им необходимо пересечь океан. Быстро и не оставляя следов.

Станет ли Лукан искать его там?

Определенно, как только поймет, что его больше нет в Чикаго. Лукан знал его не хуже, чем он знал Лукана.

Но там, в глуши, у Кейона будет больше преимуществ. Лукан не был приспособлен к жизни вне города, вдали от благ цивилизации, избегал физических упражнений. О, айе, в горах Кейон будет как рыба в воде.

— Расскажи мне все, что знаешь о современных путешествиях, — скомандовал он. — Расскажи о самолетах, куда они направляются, как часто вылетают, где мы можем на них сесть и как. Расскажи в мельчайших деталях. Мне нужна общая картина твоего мира, девочка. Я должен знать все, даже факты, которые тебе покажутся незначительными. Я из девятого века, девочка. Вот и объясни так, чтобы я понял.

В полдень Джесси потребовала остановиться и поесть. Она умирала от голода. Это ему не нужно было есть, бессмертному или какой уж он там, а вот ей — нужно. Когда она в первый раз заказала еду в номер, заказ так и не привезли. Во второй раз еду залило кровью. И если не считать протеинового батончика и пачки арахиса, которую она нашла в рюкзаке, Джесси не ела уже более тридцати шести часов.

С тех пор как они выехали из Чикаго, Кейон вытряхивал из нее информацию обо всем, от транспорта до компьютеров, от жилья до финансовых транзакций.

Немного послушав, Кейон заявил, что им нечего и пытаться покинуть страну через аэропорты О'Хара и Мидуэй, потому что люди Лукана определенно будут искать их там.

Джесси все еще не могла поверить в то, что они собираются покинуть страну, и понятия не имела, как он вытащит их из сложившейся ситуации.

Кейон велел ей ехать к другому ближайшему аэропорту. Она не знала, можно ли назвать Индианаполис ближайшим аэропортом, но это был единственный аэропорт, дорогу к которому она смогла найти на карте.

Они остановились поесть к востоку от Лафайетта, в штате Индиана. До аэропорта осталось сорок пять минут пути по 1-65.

От запаха жареной курятины и картошки-фри в «Чик-Фил-А», куда они заехали, у Джесси потекли слюнки. Всякий раз, когда она заходила сюда поесть, у нее появлялось ощущение, что она оказывает большую услугу коровам. Джесси нравились смешные биллборды вдоль дорог, на которых рекламная кампания призывала: «ЕШЬ КУРЕЙ, СПАСАЙ КАРОВУ». Черно-белые пятнистые коровы держали плакаты, где призывы были густо пересыпаны ошибками: «НОВАЯ НИЗКО-КОРОВИЙНАЯ ДИЕТА» и «КУШЫЙ КУР, А НИ КАРОФ», и эта реклама курятины всегда вызывала у Джесси смех.

— Я добуду еду, и мы перекусим в машине, — настаивал горец. — Нам нужно продолжать движение.

Джесси могла себе представить, как он будет «добывать» еду. Наверняка оставит весь ресторан стоять без движения «долгое время после нашего ухода».

— Если я буду есть за рулем, — возразила она, — я во что-нибудь врежусь. Если я врежусь, зеркало, скорее всего, разобьется. — У нее затекли ноги, она хотела в туалет и злилась. — И что тогда с тобой будет?

Он выглядел уязвленным.

— Мы поедим в кафе.

Джесси заказала шесть коробочек с «куриными пальчиками» и гору картошки-фри и теперь, сидя за ярким желто-белым столиком, вдумчиво добиралась до середины второй коробки. Горец доедал третью.

— Это не похоже на куриные пальцы, которые мне доводилось видеть, девочка. А я видел множество кур на своем веку. Была у нас одна девушка с выдающимися… ладно, я не об этом.

Ваши птицы действительно огромны. Дрожь берет, когда я представляю их клювы.

— На самом деле это не куриные пальцы, — попыталась объяснить Джесси, не давая воли воображению, потому что как раз опускала один из «пальчиков» в пряный соус для барбекю. И действительно собиралась больше ничего не говорить. Правда собиралась, но губы зашевелились помимо ее воли: — С «выдающимися» чем?

— Это не важно, девочка. — Кейон проглотил очередной «пальчик».

— Тогда почему ты о ней вспомнил?

— Я уже сменил тему, девочка. — Еще два «пальчика» последовали за предыдущим.

— Нет, не сменил. Ты оставил вопрос открытым. А я терпеть не могу недосказанность. Договаривай. Выдающимися…

Он сунул картофель в кетчуп и быстро с ним расправился.

— Цыплятами, девочка, цыплятами. А ты что подумала? Ноздри Джесси раздувались. Она бросила на него сердитый взгляд, потом отвернулась. Ну какое ей дело? Может, у этой красотки из девятого века были выдающиеся глаза, или ноги, или еще что-нибудь. Но не грудь, потому что ее грудь была вне конкуренции. При этой мысли Джесси повела плечами и выпрямилась. Ну и что? Та пустоголовая красотка мертва уже одиннадцать веков. И теперь самое выдающееся в ней то, что ее есть кому помнить.

— Возвращаясь к разговору о цыплятах, милая, если это не куриные пальцы, то почему их так называют?

— Это такой рекламный слоган, — раздраженно сказала Джесси, беря очередной «пальчик». — Кто-то из их маркетологов решил, что так они привлекут больше людей.

— В твоем веке куриные пальцы считаются привлекательными? А в чем они роются?

Джесси отпила колу. Цыпленок внезапно показался ей сухим, как опилки.

— Я не думаю, что кто-то думает о куриных ногах, когда заказывает «пальчики», точно так же, как никто не думает о маленьких розовых куриных сосках, когда берет куриные грудки…

Она осеклась, нахмурившись. Горец наклонил голову, спрятав лицо за волосами, но по тому, как дрожали его плечи, Джесси поняла, что он смеется.

Этот неандерталец ее дразнил.

А она поддавалась.

Миг спустя Джесси покачала головой и фыркнула. Он смеялся не только над ее веком, но и над собой, причем очень тонко. А она купилась на стереотип, который он пытался ей скормить: «я большой тупой мужик из прошлого». Ее фырканье перешло в хихиканье, а потом в смех.

Кейон резко поднял голову, темно-янтарные глаза смотрели ей в лицо.

— Я надеялся, что мне удастся рассмешить тебя, девочка, — мягко сказал он. — В твоих глазах было так мало счастья с тех пор, как наши пути пересеклись.

— Да уж, маловато, — согласилась Джесси. — Все было несколько мрачно.

Они замолчали на миг, и это был миг понимания — за желтым столиком «Чик-Фил-А».

— У нее правда только цыплята были выдающимися?

Кейон покачал головой.

— Нэй, девочка.

Джесси поморщилась.

— А что тогда? Давай, ты ведь не просто так о ней вспомнил.

Он сверкнул озорной улыбкой.

— Не было никакой девушки, Джессика. Мне просто было интересно, не все ли тебе равно.

«Что ж, информацию могут добывать и двое», — упрямо подумала Джесси вскоре после того, как они торопливо шагали по мокрым и скользким осенним листьям в сторону оставленной на парковке машины. Октябрьский бриз трепал ее кудряшки, предвещая приход долгой зимы. Дождик, моросивший, когда они выехали из Чикаго, почти закончился, но небо все еще было затянуто грозовыми тучами, обещая в скором будущем сильный ливень. Джесси отбросила кудряшки с лица и плотнее запахнула жакет. На улице было холодно, но девушка буквально кипела от злости и унижения. Она едва знала этого мужчину, а уже дважды чувствовала, что дико ревнует его. И он заставил ее в этом признаться. Это было совсем на нее не похоже. Она понимала, что должна ему довериться, чтобы выжить, но, Господи, она хотела больше знать о том, кому вынуждена доверять.