— Разденься-ка, братец мой, совсем, догола! — приказал он сторожу. Тот снял, ни слова не говоря, рубаху, потом сапоги, штаны и портянки и через несколько минут он стоял перед нами в костюме праотца Адама.

Шерлок Холмс приказал внести лампу и, освещая со всех сторон, стал тщательно осматривать все тело опешившего сторожа.

Наконец он отставил лампу.

И, посмотрев прямо в глаза сторожу, он сказал:

— Ни одного пореза.

— Чего изволили сказать, батюшка? — удивленно спросил Авсеенко, ничего не понимавший, что кругом его творится.

— А то, братец мой, что я начинаю убеждаться в том, что ты совершенно не виноват в этом деле! — весело пояснил ему Холмс.

Мужик хотел было что-то сказать, но душевное волнение его было настолько велико, что он не мог выговорить ни слова и вместо слов вдруг кинулся Холмсу в ноги.

— Ну, будет, будет! — сказал Холмс, поднимая его с пола и ставя снова на ноги.

— Отец родной, милостивец! — воскликнул Авсеенко.

От этой сцены у меня выступили на глазах слезы. Шерлок Холмс был тоже взволнован.

Он ласково потрепал мужика по плечу, окинул его ласковым взглядом и мягко сказал:

— Ну, братец, потерпи немного! Вот я примусь за дело и тебя живо выпустят на свободу.

И, не ожидая ответа, он повернулся к нему спиной, дал мне знак следовать за собой и мы вышли из камеры.

Дверь за нами снова затворилась.

— Ну, что вы думаете об этом стороже, дорогой Ватсон? — спросил меня Шерлок Холмс на улице.

— Думаю, что сторож не виноват! — ответил я искренне.

— И я тоже! Нат Пинкертон попал на ложный след, вернее, чересчур поспешил со своим умозаключением и через это ввел в беду несчастного мужика, неповинного и честного.

Мы молча шагали по улице.

— Вы ведь поняли, Ватсон, в чем тут дело? — спросил он меня после недолгого молчания.

— Не совсем! — ответил я.

— Личного убеждения, конечно, было бы далеко недостаточно для оправдания арестованного..

— А отсутствие царапины?

— Вот это-то и есть то, что мне надо! Подковки на каблуках его целы! Это — раз.

— И царапины нет.

— Да. Это — два. По этим двум данным я вывожу положительный вывод, что Авсеенко невинен.

— Конечно!

— Воображаю, как удивится и будет смеяться в душе надо мною мистер Пинкертон, когда я объявлю ему эту неожиданную новость! — засмеялся Шерлок Холмс.

— Да, воображаю! — подтвердил и я.

Мы снова прошли несколько минут молча.

Шерлок Холмс казался погруженным в глубокую задумчивость и я не мешал ему своими расспросами.

— А знаете, преступление это совершено не иначе, как своим человеком! — сказал он вдруг.

— Вы думаете?

— Глубоко уверен в этом! — ответил Шерлок Холмс. — Все данные говорят за это. Во-первых, вокзал был пуст. В такие минуты каждое постороннее лицо делается заметным. Во-вторых, только свой человек мог знать, что Дрягин, готовившийся к отчетности, имел в кассе крупную сумму.

— Конечно! — согласился я.

— В-третьих, только свой человек мог проследить за тем, что Дрягин вышел из кассы, так как постороннего человека Дрягин заметил бы. Ведь ему негде было бы прятаться. Верно?

— Верно, — согласился я.

— Быстрота совершения преступления тоже указывает на это. Для такой быстроты требуется, чтобы человек прекрасно ориентировался в местности и расположении помещений, а тот факт, что отмычка была подобрана заранее, человеком, постоянно бывающим на вокзале, подтверждается тем, что подобрать отмычку в такой короткий промежуток времени положительно немыслимо.

— Конечно, это правда.

Разговаривая таким образом, мы подошли, наконец, к станции.

Нат Пинкертон был еще там.

Мы подошли к нему.

— Ну что, коллега? — спросил он.

— Ничего! Повидал вашего мнимого экспроприатора! — весело ответил Шерлок Холмс.

Глаза американца презрительно усмехнулись и, не скрывая насмешки, он спросил:

— Почему же именно мнимого? Кажется, доказательства слишком убедительны!

— Как для кого, а для меня нет! — ответил Холмс. — Я настаиваю на том, что несчастный сторож ни душой, ни телом не виноват в преступлении, взводимом на него.

— Вот как?

— Да.

— В таком случае, желаю вам успеха в более удачном розыске. Что же касается меня, я не вижу причины изменять своего мнения, — сказал Пинкертон.

— Посмотрим, кто из нас будет прав и кто виноват! — улыбнулся Холмс.

— Посмотрим.

И, обернувшись ко мне, Холмс жестом пригласил меня следовать за собой.

— Где находится сейчас начальник станции? — спросил Холмс одного из сторожей.

— У себя дома.

— А квартира?

— Как раз против станции. Как выйдете, так прямо и идите в красный дом.

Мы пошли по указанию.

Дрягин был дома и встретил нас в гостиной, пережевывая обед.

— Мне хочется попросить вас об одной вещи, — начал Холмс.

— С удовольствием! — ответил тот.

— Только одно необходимое условие! То, что я попрошу, должно сохраниться в величайшей тайне.

— Конечно!

— Есть у вас зола?

— Зола?

— Да.

— Гм… я думаю, есть, — удивленно ответил начальник станции. — Вам много?

— С пуд.

— Это-то я наберу.

— В таком случае, будьте добры приготовить ее, просеять и, с наступлением темноты, доставить тайно на станцию. Затем вот еще что: в девять часов вечера вы потушите все лампы в зале первого класса, а около выходной двери, ведущей на платформу из этой залы, поставьте этот ящик. Затем соберите всех решительно служащих на платформе. Скажите, что я снимаю допрос, и пропускайте их в вашу квартиру так, чтобы они проходили с платформы через темный зал. Пропускайте их по одному и соберите их в таком месте, откуда они не могли бы видеть того, что происходит в зале. Один после другого пусть идут через три минуты. Замечайте очередь.

Проговорив это, Шерлок Холмс пожал Дрягину руку и вышел из его квартиры.

Лишь только наступила полная темнота, мы пошли с Холмсом на станцию.

Дрягин исполнил все.

Ящик с мелкой золой был на месте и зал был темен.

Взяв несколько полных пригоршней золы, Холмс густо насыпал ее около двери так, что зола образовала площадку величиной в квадратную сажень.

— Теперь, дорогой Ватсон, спрячемся за ящик!

Мы спрятались за ящик и стали ждать.

Прошло полчаса.

Наконец, дверь отворилась и через залу прошел один из служащих.

Когда он ушел, Холмс осветил золовую площадку потайным фонарем.

Следы сапог ясно выделялись на золе.

— Не то, — проговорил Холмс, быстро сравнивая золу и, потушив свет, снова спрятался за ящик.

Прошел второй, третий, пятый служащий.

И после прохода каждого из них Холмс делал то же самое.

Но вот, после прохода седьмого служащего, Холмс весело воскликнул:

— Посмотрите, Ватсон!

Я взглянул и ясно увидел след сапога с надломленной подковкой.

— Вперед! — крикнул Холмс.

Мы быстро пробежали через зал и в несколько прыжков очутились перед телеграфистом, беспечно шагавшим к квартире Дрягина.

— Ну-с, милейший, позвольте вас арестовать! — резко произнес Холмс, кладя руку на его плечо.

Молодой человек вздрогнул.

И в ту же минуту Холмс ловко защелкнул на его руках кандалы.

Поднялась тревога и вскоре вся станция, вместе с Натом Пинкертоном, собралась вокруг нас.

— А вот и царапина на руке! — весело сказал Холмс, осмотрев руки телеграфиста в квартире Дрягина. — Сознавайтесь-ка, молодой человек!

Телеграфист Марков низко опустил голову и тихо прошептал:

— Черт попутал!.. Простите…

Шерлок Холмс только что пообедал и, сев на диван, принялся за чтение вечерних газет, когда кухарка Анна доложила ему, что какой-то господин непременно хочет его видеть.